Предпоследний выход

Поясним сразу: всё цветное – Гужидея, а черно-белое – Подивозь. О Гужидее рассказывается, о Подивози предупреждается.

Так. Остальные три стороны изображения земли тоже подразделялись на цветные и черно-белые доли. Вот западная, вот восточная и вот южная, то есть, видами с двух боков и снизу.

Западная сторона, иными словами, вид с левого боку, то есть, бывшая американская часть света, – по значительному преимуществу черно-белая. Только некрупные области пустынь и высокогорий выглядели мелко-лоскутным цветастым представлением.

Восточная сторона, иначе говоря, вид с правого боку, в основном занята цветными великими державами: вся северная Африка, Аравия, Персия и Центральная Азия, горные местечки и пустыни вокруг Тибета, почти целиком Австралия. И здесь черно-белый рисунок имел преобладающее положение.

На южной стороне изображения земли, иными словами, видом снизу, красовалась бывшая Антарктида, исполненная цветом бледного кирпича. Эдакий блин. Буде поменьше северной подковы, но тоже впечатляет. Черно-белого узора на всём изображении низа земли – не уловить без усердия. Таковой рисунок размётан по кускам иных материков, окружающих бывшую Антарктиду: частично в Австралии, Южной Америке да южной Африке. Но все – сплющенные, из-за приёма шаровидный образ переводить в плоский очерк.

В целом, общее представление Земли со всех сторон – красиво и наглядно. Обозревая цветное полотно, любой малограмотный путешественник способен различить Цивэс то есть, Гужидею, иным словом, «продвинутого миропорядка» от Силэс, проще, Подивози, или ещё проще, «Дикарии». Гужидея состоит из государств, окрашенных своим неповторимым цветом, где к его услугам высвечиваются до удивления разные по величине роги изобилия предложений. Подивозь – сплошь черно-белая, где доступно приставлены исчерпывающие о ней предупреждения. И любой дурачина-простофиля способен по нехитрым подсказкам найти себе предпочтение меж мест одного и иного мира. Но не беритесь их смешивать. Запрещено. Потому-то и нет возможности в одном учреждении обслуживать одновременно нечто противоположное. В данном заведении, например, обслуживаются только любители мира цветного. Вот почему о нём всюду рассыпано известий несть числа. И вот почему иной мир нарочно выставлен черно-белым кружевом с кипами тревожных предупреждений, – оттенить чтобы основное поле предпочтений.

Любомир Надеевич настроил ладонеглядку на сжатый смысл и устремил мизинец левой руки на одно из предупреждений дикой среды, состоящее из нескольких зёрнышек. Пока что из простого любопытства. Ведь всё равно здесь не купишь путёвку в тот мир. И получил ощущение боязни умеренной тяжести. Потом ещё поводил пальцем туда-сюда, по небольшим кучкам зёрнышек. Ощущение испуга слегка изменялось по силе. В крупные предупреждения он палец не совал. А наиглавнейшее из них само бросается в глаза и гласит о наисильнейшем ужасе: за то, что если кто-либо когда-нибудь осмелится совершить попытку смешать между собой противоположные миры человеческого обитания, путешественник навсегда лишается прав покидать страну личной приписки, и насильственно в неё возвращается. Подле этого главного предостережения, на удобно обозримом месте, крупно выставлено вселенское соглашение двух миров, больше, для красоты, чем для напоминания. Потому что его знает наизусть всякий учащийся начального образования. Его смысл насаждается в головы людей, так сказать, с пелёнок. Впрочем, единственно, где нет опасности смешивания миров, так на Луне. Там все обитания на редкость одинаковые.

Изображение нашего ближайшего небесного тела и вечного спутника тоже не забыто. Оно выставлялось отдельно. Две стороны: глядящая на Землю, и отвёрнутая от Земли. Цвет на обеих половинках означал принадлежность наделов к соответствующим государствам на Земле, и на глазок, всех поровну. Казалось бы, ничего здесь нет любопытного по сложности или запутанности. Но разительно иное: заметно выявляется тут странное поведение густоты заселения. На обратной стороне, то есть, изнанке, что никогда не видима с Земли, обжито исключительно лишь тонкое колечко по её краешку. И на лицевой стороне, всегда наблюдаемой нами в полнолуние, в серёдке одна-вторая точечка, да ещё несколько мелких пятнышек. А преимущественно освоенными местами оказались те, что размещены тоже по краю лунного круга, но потолще. Настойчивое такое кольцевое предпочтение, как объяснили Любомиру Надеевичу, продиктовано главным счётом – видом из окон. Чтоб Земля висела по возможности ниже, а лучше – вовсе лежала бы на краешке, дабы казалось, будто при случае доступно было бы до неё дойти пешком. А в остальное время, когда нет никакого воображения, желательно видеть её прямохонько из окна. Тогда не придётся голову задирать, если возникнет мысль о путешествии домой, и при вообще любом помышлении, готовом прорваться на поверхность сознания. Кстати, зачем Любомиру Надеевичу знать подробности забот лунных жителей? Туда собираться и думать не думалось. Нет ему дела до обеих половинок. Видимой и невидимой. Даже если кое-кто и находит для себя на них занимательные приключения. Так спросил, из нашедшего откуда-то любопытства.

Любомир Надеевич Ятин живёт не в столице, но и не в глубинке. Хороший город на стойком камне у моря. Город со славными боевыми, трудовыми, научными и художественными обычаями, город, обросший тайными слухами, правдивыми сказаниями, возвышенными преданиями, достойными былинами и всякими байками. И веселья с избытком хватает: от привычных событий до происходящего ежечасно обновления. А что до столицы, так она восседает на верхушке земной оси в окружении вод многих, прямо в средоточии остатка Северного великоморья. Место, что ни говори, значимое, и вообще значительное сверх меры. Намыта надежная льдина, толщиной в тысячу ростов человека, и твердо сцеплена тысячами крючков с дном великоморским. Подобных льдин даже дикая природа создать не смогла за тьмы тем лет. А наши люди смогли. Величественная державная льдина продолжает увеличиваться. В ширину и в глубину. Для того назначен выделенный столичный налог для поголовного населения. На любой непредвиденный случай. Столица тоже растёт. Ятин как-то бывал в престольном граде, на кончике земной оси. Без особой охоты. Однажды по делам, потом просто так. Нет, несмотря на очевидную привлекательность, негоже всё-таки проводить своё дорогое время в том державном обиталище. Суетно. Правда, – побогаче и повеселее. Тем более, негоже. Москва всегда Москва.

Ятин, не без потаённой надсады, согласился с собой по поводу решения пока повременить с выходом в ту часть света Божия, что обозначена таинственным и завораживающим черно-белым кружевом на каждом из выставленных здесь изображений земли, а на Луне – вовсе отсутствующим. Да и после горячего омовения он давно прохладился телом и умом. Чистое решение подождёт. Тем временем, ещё продолжалось поёживание верхней области тела от полученных через мизинец ощущений опаски с различными привкусами. И ноги слегка трясли коленками. А изображение одежды на Любомире Надеевиче усиливало и углубляло рисунок этих движений туловища игрой переменчивых складок. Нет, все прочувственные предупреждения о мире дикости со своими ужастями не доставили дополнительных сомнений в принятии нужных решений. Будет поездка, точно будет. Непременно. Ведь ничто не способно заградить господина Ятина от выхода именно туда. Но, потом. Всё-таки, немного погодя. Стоит, по-видимому, учинить недолгое переходное состояние и поездить по цветным государствам. Да. Без такой поры нельзя. Выйти из одной среды в другую без полноценной среды перехода отсюда туда равнозначно быть выкинутым. Слишком губительно. Не ровен час, – можешь оступиться. Сгинуть понапрасну. Пока немного погуляем по Гужидее. Надо развеяться, побывать меж людей чужих, и с их помощью увидеть себя, как говорится, со стороны. Тоже любопытно. Недурственно, в конце концов, воочию познать на лице земли те неповторимые государства, о существовании которых свидетельствуют цветные их изображения на стенах заведений для путников. Самому всё это увидеть, а не поддаваться сведениям о них от бесчисленных источников мирового оповещения. Посметь бы, да наладить занятные знакомства на естественном уровне, а не через всякие посредничества, в том числе и ладонеглядки. И невесту отважиться подыскать. Мало ли. Кто знает, где судьба скрывает свои богатства. А потом… потом… как знать… загадывать не станем. Не станем, дабы попросту не мучить себя жгучими сомнениями. И во тьму представлений неизвестности, где прячутся страхи неиспытанной силы, тоже сходу не будем проваливаться. Время само подойдёт, предстанет в упор. Тогда и рванём. Главное, намерение не растерять, не удалиться от задуманного. А пока, прежде всего, и немедленно – двинемся на южную оконечность земной оси, на её противоположное к нам острие, как говорится, в Америку.

Получив подорожную грамоту для посещения шести иностранных государств «Гужидеи» и оплатив дорогу в семь концов, Любомир Надеевич покидает улицу Фёдора Конюхова. На вопрос о бронировании гостиниц он ответил отрицательно. «Довольно побывать там по одному деньку, – сходу подумал Ятин, – и подешевле будет». Вот он скоренько садится в повозку первичного движения и задаёт ей путь.

Глава 3. Высоколёт

Самолёт семейства высоколётов, с безупречной точностью, по расписанию, то есть где-то в пределах установленной четверти стрика туда-сюда, взмыл над макушками изумительного места земли, приютившегося на едином, необозримом камне подле моря. Бело-сине-красные национальные знамёна, венчающие обширные каплевидные городские уезды, быстро-быстро сжимались вдали и затем пропадали за размытой риской, соединяющей и разделяющей землю и небо. Далеко внизу, благодаря длинным утренним теням, едва-едва, различались иные скопления иных городских уездов в виде каплей ртути на бескрайних ледяных и снежных столах, разбавленных матово-тёмными зеркалами проталин всевозможных величин и очертаний.

Высоколёт набрал полную расчётную высоту и полную расчётную скорость, уверенно устремляясь к своему конечному назначению. Начинающий путешественник облегчённо вздохнул, ощутив свой прежний вес. За снятие переживания по поводу увеличения собственного веса во время ускорения при подъёме – доплачивать не хотелось. И пришлось напрягать волю, чтобы до конца перетерпеть неудобство утяжеления.

Всюду внизу, – впереди, позади, слева, справа, – раскидывалась бесконечная снежная пустыня, усеянная блестящими капельками городских поселений. Виднелись и возвышенности да горы, столь же усеянные почти незаметными городами. А навстречу стремительно подступали матово-белые цепи искусственных ледяных гор, высокие, больше похожие на стены, нежели на естественные возвышения. От них тоже стелились длинные, но прозрачные тени по белым полям равнин и возвышенностей. Граница. Здесь «Гужидея» заканчивается. Пройдя над ледяным хребтом, путники видят уже другую сторону границы, сплошь земляную. И та живописно обрисовывает проглядываемые далее дымчато-зелёные ковры лесов, разрезанных извилистыми трещинами многочисленных рек. Это явилась ближайшая «Подивозь». Поблёскивающие потоки, уширяясь, притыкаются в подножия ледяных стен и пропадают в обширных глубинах невидимых пещер. А размашистые и взвихривающиеся перья облаков заслоняют всю целомудренную наготу бескрайнего лесо-речного тела земли. Наверное, прячут они тайну естества от слишком любопытных взоров пролетающих над нею чужаков.

С высоты нескольких десятков тысяч ростов человека, земля казалась цельным и неохватным шаром, вертящимся навстречу. На ней нет ничего похожего на полотно, её изображающее в приёмной заведения для обслуживания путников. Не видать заметного различия меж иными «Гужидеями» и «Подивозями». Цвет кругом одного свойства. Не слишком разный и не слишком черно-белый. Красивый. И, можно сказать, необъяснимо дорогой. Потому-то и на Луне, – всегдашний вид из окна в сторону Земли, восседающей прямо на краю, – ценится дороже остального богатства. Существующего и мнимого.

Любомир Надеевич поначалу охотно переживал восторженное ощущение от зрелища за окошком высоколёта, и крепко сопрягал с ним не до конца осознанное чувство свежести обновлённой жизни. Полнился бездонным восхищением. Затем совершилась попытка отвлечься от изобилия возбуждающих волнений. Ятин принялся тюкать ладонеглядку, чтоб воспроизвести художественное произведение. Но тот не включался. Вспомнил, что так и не удалось познать хитроумного устройства включения и выключения. Не позвонил тогда сынку племяшки. Вздохнул и немедленно задремал без сновидения. А ладонеглядка не вознамерился включать себя сам, и проиграть выдающиеся произведения вообразительного искусства. По-видимому, запомнил недовольство собственника. Или всеобщая посредническая связь отключилась из-за соображений безопасности полёта.