Председатель

Лидером у них был некий товарищ Солнцев, программа была проста, как три копейки: окончательная революция сбросит властный гнет, для чего прямо сейчас необходимо упразднить все государственные институты, включая армию, а дальше свободный и сознательный народ немедленно самоорганизуется. И с такой силищей, что и немцев выпнет, и порядок наведет, и даже железные дороги начнут работать строго по расписанию.

На такую утопию набежали те, кому эти самые государственные институты стояли поперек горла — всякая околокриминальная публика и прочая шантрапа. А питерские анархо-коммунисты охотно их вооружали, понемногу захватывали особняки и прочие полезные объекты. Но вот с редакцией и типографией газеты “Русская воля” — как ни странно, при таком названии газета принадлежала двум банкирам и топила за крупный капитал, — вышел облом. Буквально на следующий день по приказу Корнилова вольницу кого повинтил, кого выгнал на мороз крупный военный отряд. Анархисты обиделись, создали на давно захваченной даче Дурново “штаб восстания”, разослали на заводы агитаторов и устроили налет на “Кресты”, дабы отбить своих.

Временные, понятное дело, озверели и в трогательном единении с Корниловым провели разгром “штаба”. Не обошлось без жертв — ранили матроса с такой знакомой фамилией Железняк и в суматохе убили двоих — товарищей Рауса и Асанина. Причем второй был покрыт уголовными татуировками с головы до ног. И понеслось.

Анархисты немедленно подняли заводы на забастовки — измена! Временное правительства предало идеалы и подавляет революцию! Из Рауса и Асанина сделали беззаветных героев, тем боле, что это были весьма популярные фигуры в 78-м запасном и 1-м пулеметном полках.

Петроградский Совет удерживал ситуацию на рабочих окраинах, но в центре начался хаос. По улицам, как и в ноябре, помчались грузовики и автомобили с “максимками”, набитые солдатами и матросами. В центр города двинулась демонстрация под лозунгами “Долой министров-капиталистов”, “Долой войну” и “Хлеба!” Такая концентрация вооруженных и воодушевленных людей, подогретых агитаторами, неизбежно означала пальбу и она не замедлила. В городе застучали пулеметы, появились первые убитые и раненые. Стреляли у Николаевского вокзала, на Литейном, на Садовой, на Знаменской площади, на Обводном канале… Кто и с кем воевал — тайна, покрытая мраком, зато под шумок начали грабить квартиры “буржуев”.

Временное правительство бросилось к единственной силе, способной, с его точки зрения, навести порядок — к командующему Петроградским фронтом генералу Корнилову. Тот сформировал отряд из нескольких устойчивых полков, казачьих частей, усилил его артиллерией и двинул в город.

На основную массу участников орудийные залпы подействовали отрезвляюще, а Корнилов продолжал действовать решительно и безжалостно. В городе развели мосты, команды юнкеров и георгиевских кавалеров начали облавы и аресты.

Часть матросов-анархистов заперлась в Петропавловской крепости, Корнилов подтянул тяжелые пушки и все могло кончится плохо, но Петросовет успел выступить посредником. Переговоры вел недавно вернувшийся из Швеции товарищ Коба, анархисты сдались, их разоружили и отправили посидеть в Кронштадт, под охрану моряков Центробалта.

Наиболее ретивые корниловцы попытались разгромить Петросовет и редакцию “Правды”, но не преуспели, красногвардейская охрана была хорошо организована и вооружена.

Еще дня два шло “умиротворение”, по результатам которого с подачи Гучкова Корнилова назначили верховным главнокомандующим.

— Так что я не исключаю, что Временное правительство, опираясь на Корнилова, возжелает разогнать Учредительное собрание, — ровным тоном закончил доклад о положении в Питере Болдырев.

— Значит, его нужно собирать в Москве. Здесь у них сил не хватит, да и ехать в Москву проще.

— У вас нет Таврического дворца, — свраливо парировал генерал.

— Прекрати делаться большим питерцем, чем Медный всадник, Лавр. У нас есть Политехнический музей, Народный университет, Малый и Большой театры. Расскажи лучше, как твоя поездка в Казань.

— Завершили разработку двух германских групп, выкорчевали. Как ты и предполагал, готовили пожары нефтяных резервуаров и взрывы на артиллерийских складах.

— Раскидали хоть?

Болдырев скривился. Ну да, миллион снарядов на раз-два не раскидаешь.

— Пулеметы вывозят. Как навигация открылась — в Пермь, Симбирск, Нижний и Ярославль. Понемногу и снаряды растащим.

Генерал собрал разбросанные по моему столу бумаги, уложил их в папки и упихал в портфель. Внизу звенела посуда — накрывали на стол, сегодня редкий день, когда Митя ужинал дома.

— Забавный у тебя, Миша, костюмчик. Я смотрю, удобный и крепко сшитый, вот бы нашу армию в такое одеть.

— Дорогонько выйдет, всю армию пока не потянем. Вот построим новую республику, а в ней заводы и фабрики, вот тогда…

— Ладно, я не о том хотел, — Лавр помялся, но продолжил. — Отпусти Митю со мной.

— Зачем?

— Два дела есть, одно с нашей стороны фронта, другое с немецкой.

— Давай туда лучше кого из немцев направим? У нас на связи есть социал-демократы…

— А они что, по-русски говорят? А из Мити швейцарца даже делать не надо, документы идеальные, язык и знание страны тоже.

— Хорошо, спроси у него, он взрослый парень, сам решит.

И мы отправились ужинать. По нынешним временам это было практически пиршество — ну так двое в доме получали пайки Центросоюза, я да Иван, муж Аглаи. Картошка, жареная курица, огурчики, наваристый грибной суп — Ираида даже из весьма сокращенного набора продуктов творила шедевры.

На этот раз послы сподобились приехать ко мне сами. Ну, не то чтобы прямо ко мне, но в Москву. И обставили все так, что отказаться от завтрака в Метрополе не было никакой возможности — пригласили по всем правилам этикета, как мэра второй столицы.

Ради такого дела я прибыл с охраной и секретарем, причем в своей зеленой униформе. Чрезвычайные и полномочные новшество не оценили, вероятно, из зависти — все время поглядывали на мой свободный ворот без галстука и подозрительно часто поправляли свои жестко накрахмаленные ошейники.

Дипломатов бешено взлетевшие цены не взволновали, платят-то не они, а правительства, потому завтрак был сервирован с прежним блеском. Метрополю вообще с продуктами повезло, поскольку еще на стадии бизнес-плана было заложено самообеспечение и ресторан имел свои пекарни (отдельные для булок, бисквитов и расстегаев), свинарники, рыбные садки и так далее. Ну а прямые контакты с подмосковными и не только артелями покрывали все остальное.

Англичанин при всем великолепии выбора предпочел традиции своей родины. Яйца с беконом и все такое. А вот Палеолог, как истинный француз, предался гастрономическим радостям в полный рост и налегал на икру, балык и копченую осетрину.

Я же ковырял омлет с ветчиной и слушал дальние заходы. Начали с конференции социалистов Антанты в Лондоне, уже второй. Послы весьма упирали на всеобщую, полную и безоговорочную поддержку левыми своих правительств. Впрочем, какими левыми, Второй Интернационал медленно, но верно скатывался к центру. Пора, пора, нам делать свой Интернационал. Но вот думаю, что при “мягкой” революции с ним будет труднее — нет прорыва, нет мечты, за которой можно пойти, отринув все. Хотя может это и к лучшему, не будет фанатиков, ненависти и ненужной экзальтации.