Предупреждение Эмблера
Шрифт:
– Как называется компания?
– Как называется? – Лорел помолчала. – Знаешь, вообще-то они не сказали.
В груди похолодело. Знакомый подход: обычный деловой звонок – возможно, один из нескольких десятков, – внешне невинные вопросы и голосовой анализатор на одном конце провода.
Они ее вычислили.
Эмблер помолчал.
– Когда это было?
– Я же сказала, минут двадцать назад. – Она все же уловила его волнение.
Двенадцать слоев лака. Двенадцать слоев страха.
– Слушай меня очень внимательно. Тебе нужно немедленно уехать.
– Но…
– Тебе нужно немедленно уехать. – Он коротко и четко продиктовал, что именно ей надо сделать.
И уехать куда-нибудь. В любое место, где ее не станут искать. В любое место, которое никак с ней не связано.
Лорел выслушала странные инструкции, потом повторила их, успокаивая себя переводом опасности в набор подлежащих исполнению указаний.
– Хорошо, я сделаю, – сказала она, переведя дыхание. – Но мне необходимо тебя увидеть.
– Невозможно, – мягко сказал он.
– Иначе я просто не смогу. – Лорел не угрожала, не шантажировала, а спокойно констатировала факт. – Просто не смогу. – Голос ее все же дрогнул.
– Завтра я уезжаю.
– Тогда увидимся сегодня.
– Лорел, я не думаю, что это хорошая идея.
– Мне нужно увидеть тебя. Сегодня, – твердо повторила она.
Поздно вечером Эмблер стоял у окна в номере мотеля неподалеку от аэропорта имени Кеннеди на двадцатом этаже – он выбрал его специально, попросив повыше и обязательно с окнами на север, – наблюдая за снующими по 140-й улице машинами. Дождь уже час лил как из ведра, потоки переполняли водосточные желоба. Здесь было потеплее, чем в Монреале, но все равно холодно и вдобавок еще сыро. Лорел сказала, что приедет на машине, а погода не располагала к путешествиям. И тем не менее он ждал ее, не позволяя себе замерзнуть, как будто уступив холоду, он потерял бы всякую надежду согреться хоть когда-нибудь. Ему казалось, что сейчас согреть его может только она.
Ровно в одиннадцать окуляры бинокля поймали подъезжающий седан «Шевроле». То, что это Лорел, он понял еще прежде, чем рассмотрел за мутным ветровым стеклом ее темные с рыжинкой волосы. Она в точности исполнила полученные инструкции: выждала минуту перед мотелем, потом проехала до следующего перекрестка и развернулась в обратную сторону. Эмблер внимательно наблюдал за дорогой; если за ней следят, он засечет «хвост».
Минут через десять «Шевроле» подъехал к мотелю, и Эмблер сразу же позвонил Лорел по сотовому, чтобы сообщить, что слежки нет. Она вышла из машины, прижимая к груди что-то, завернутое в пластиковый пакет. Еще через три минуты в дверь постучали. Едва переступив порог, Лорел сбросила промокшую насквозь голубую нейлоновую парку и положила на тумбочку пакет. Не говоря ни слова, она шагнула в его объятия, и они еще долго стояли, прижавшись друг к другу, чувствуя гулкое биение двух сердец. Эмблер вцепился в нее, как тонущий цепляется за спасательный канат.
Лорел подняла голову и нашла его губы.
Он первым прервал поцелуй.
– Лорел, тебе нужно отступить. После всего, что случилось… Ничего еще не кончилось.
Она умоляюще смотрела на него и ничего не говорила.
– Лорел, пойми, я не уверен, что мы… что у нас…
Эмблер знал, что после перенесенной психологической травмы у человека может развиться та или иная форма зависимости, выражающаяся в искаженном восприятии действительности. Лорел все еще видела в нем спасителя и отказывалась признать, что именно он-то и был первопричиной ее несчастий. И еще он знал, что больше всего она нуждается сейчас в утешении. Просто так отодвинуть ее, предоставить самой себе Эмблер не мог, да и не хотел.
Чувство вины и желание захлестнули его. Охваченные единым порывом, они упали на кровать и, избавившись от одежды, предались любви, находя друг в друге то тепло, в котором
оба так остро нуждались. Когда же все закончилось и они, обессиленные, потные и запыхавшиеся, разомкнули объятия, пальцы их остались сплетенными – словно ни он, ни она не желали смириться с мыслью о расставании.Несколько минут они лежали молча. Потом Лорел повернулась к нему.
– Я заехала кое-куда по пути, – шепнула она и, встав с кровати, подошла к столику, на котором оставила привезенный с собой пакет. Ее обнаженный силуэт на фоне завешенных штор отозвался в Эмблере сладким позывом желания. Боже, как она прекрасна.
Лорел достала что-то из пакета и протянула ему. Какой-то большой, тяжелый альбом.
– Что это?
– Посмотри сам. – Она едва заметно улыбнулась.
Эмблер включил настольную лампу. Книга в темном матерчатом переплете оказалась ежегодником карлайлского колледжа со знакомым девизом на корешке. Запечатанный в целлофан, он казался неким древним фолиантом.
– Оригинал. Нетронутый, в первоначальном виде. Возьми. Здесь твое прошлое. То, до чего они не сумели добраться.
Так вот почему она задержалась – заезжала в колледж Карлайла. Он ощутил прилив благодарности и чего-то еще, более острого и сильного.
– Ты сделала это ради меня.
Лорел пристально посмотрела на него, и Эмблер прочел в ее взгляде боль и что-то похожее на любовь.
– Я сделала это ради нас.
Эмблер взял в руки увесистый, сделанный основательно и на десятилетия том. Вера Лорел в него проявилась и в том, что она не вскрыла целлофановую обертку.
Во рту пересохло. Лорел нашла-таки способ пробиться через завалы лжи, раскрыть обман, разгадать зловещую шараду. Лорел Холланд.
Моя Ариадна.
– Боже мой… – прошептал он.
– Ты рассказывал о колледже, называл год поступления, вот я и задумалась. Не думаю, что они уж очень старались стереть твое прошлое. Скорее всего прошлись по верхам и решили, что этого будет достаточно.
Снова это они. Как написанная дымом вывеска над пропастью неопределенности. Эмблер согласно кивнул.
– Уничтожить все следы человека не так-то просто, верно? Я много об этом думала. Это как уборка на скорую руку. Ты вдруг узнаешь, что сейчас у тебя будут гости, хватаешься за пылесос и быстренько приводишь дом в порядок. На первый взгляд все чисто и аккуратно. Но времени не хватило, а потому где-то что-то пропустил, что-то не заметил – пыль под ковром, коробку под диваном. Надо только присмотреться повнимательнее. Наверное, они успели изменить компьютерную базу данных в канцелярии колледжа. Поэтому я сразу пошла в архив и купила ежегодник. То есть реальный, физический предмет. Между прочим, заплатила шестьдесят долларов.
– Боже мой, – повторил Эмблер и, вскрыв ногтем затвердевшую от времени целлофановую обложку, сел поближе к свету. Альбом сохранил запах дорогой печати – чернил, ткани, кожи. Он листал страницы, улыбаясь при виде знакомых фотографий: громадной тыквы на шпиле Макинтайр-Тауэр; живой коровы гернсийской породы, которую кто-то привел в библиотеку. Больше всего его поразило, какими худыми выглядели большинство ребят. Впрочем, он сам, наверно, выглядел не лучше.
– Прошлое возвращается, а? – Лорел пристроилась к нему сбоку.
Эмблер кивнул. С замирающим сердцем переворачивал он плотные страницы, обретая уверенность уже в одних лишь прикосновениях к этому хранилищу истории. Он помнил себя в том далеком прошлом, помнил свою фотографию и подпись под ней, цитату из Маргарет Мид, навсегда врезавшуюся в память: «Никогда не сомневайтесь в том, что небольшая группа активных граждан способна изменить мир. Вообще-то только так всегда и случалось».
Он дошел до буквы «Э» и провел пальцем по длинной колонке крохотных черно-белых снимков, под которыми стояли знакомые фамилии: Эллен, Элгрен, Эндерсон, Эндерсон, Эзариа… Улыбка растворилась.