Преклони предо мною колена

— Посмотри, — говорит Марек и подает ей свой крестик.

Андела пожирает крестик взглядом и с быстротой молнии хватается за свой. Он на месте, спокойно лежит у нее на груди. Андела молча сравнивает оба креста, а затем с восхищением спрашивает:

— Возможно ли это?

— Мне его дал учитель латыни отец Амброзий, — отвечает Марек.

— А мне мой учитель латыни отец Штепан, августинец из Роуднице. Дал мне на память. — Андела в большем замешательстве, чем признается самой себе. — Что это? Может быть, это предзнаменование?

— Что мы знаем? Только то, что в наших руках соединились одинаковые кресты, — просто сказал Марек. Можно ли надеяться, что Андела столь же расположена к нему, как и он к ней? Что их симпатия взаимна?

— Я спрошу отца Штепана, — шепчет Андела, — как только вернусь в Роуднице.

— Когда это будет? — пугается Марек.

— Зимой, — отвечает Андела, думая о своем.

Не тайный ли это знак, указывающий ей обратить внимание на Марека? Она и без того чувствует к нему симпатию, только гонит ее от себя. Андела уже предназначена другому. Отец нашел ей будущего супруга и надел ей перстень. Вот он у нее на пальце. Широкий перстень с двумя жемчужинами. Однако мать в минуту откровенности сказала ей нечто иное: каждая женщина ищет всю жизнь кого-то, кто настоящий ее суженый. Кто будет ее любить, кто будет ей опорой, кому она будет опорой, пока их не разлучит смерть. Может быть, это Марек? А если не он, то почему у него в руке такой же крестик?

— Белка! — кричит маленький Викториан.

Все поднимают головы. Рыжий зверек выбегает на берег, становится на задние лапки и безбоязненно поглядывает по сторонам. Андела улыбается, Марек прячет свой крестик под куртку и отодвигается от Анделы.

С левого берега на них повеяло духотой с равнины, но через несколько минут снова показался лес. Солнечный свет не исчезает, он проникает в узкое пространство, которое проложила река среди деревьев. На кронах высвечивается зелень, а нижние листья все уже желтые.

Корабль приближается к цели. Дальше его, пожалуй, и не пустили бы. На пологом берегу стоит верзила — Ярослав из Мечкова с обнаженной головой, а рядом с ним его маленькая жена. Бог знает, как в природе уживаются рядом такие несоответствия. Пан Ярослав кричит, его жена тоже что-то говорит, замковая челядь горланит. Парусник пристает к берегу, и все спускаются на землю.

Громко смеются, обнимаются, мужчины хлопают друг друга по плечам. Только солнце тихо льет свой свет.

Замок, всего в пятистах шагах от реки, прячется в зеленых переливах ветвей хвойных и лиственных деревьев. Это Мыдловар. Он одиноко устремляется к небесам: башенки и бойницы на уровне верхушек окружающих его буков и сосен; ров с водой становится заметен лишь в последнюю минуту. Тут можно легко заблудиться, даже на расстоянии десяти шагов, и не распознать, что рядом замок. Наверное, его хорошо видно сверху ястребу или кобчику, но двуногому пришельцу трудно одолеть лесной сумрак. Не то чтобы Мыдловар был неприступен. Пан Бочек из Кунштата в двадцать пятом году основательно разрушил и опустошил его. Вновь назначенному начальнику дружины понадобились годы труда, чтобы восстановить славу одинокого замка.

Любезные хозяева ведут в замок высоких гостей из Подебрад. Дорога проходит между сурово сомкнутыми старыми дубами, которые вскоре сменяются высокими вязами. Нижние ветви огромных елей стелются прямо во земле, сосны выставили напоказ свои голые золотисто-коричневые стволы.

Пан Ярослав из Мечкова смеется, и медная борода его колышется, пани Поликсена любезностью прикрывает внутреннее беспокойство — обратит ли внимание пани Кунгута, в какой страшной глуши им приходится жить? Не только пани Кунгута, но и обе девушки из ее свиты обращают на это внимание. Они приподнимают свои прелестные юбки, чтобы не зацепиться за стелющиеся по земле корни или валежник. Зато мужская половина процессии — Марек и Дивиш, Бочек и Викториан — в восторге. Сколько загадочного и таинственно опасного таит в себе сумрак леса!

Ворота замка гостеприимно распахиваются перед ними. Трубят трубы. Двор залит солнцем, словно никогда и не было мрачного леса. Женщины отдыхают, ими снова овладевает чувство беззаботности, время бежит неторопливо и приятно, как всякое время, когда мы его не считаем. Башенные флажки поскрипывают на ветру, белые облачка в небе меняют свои очертания.

— Вот здесь я хотел бы жить, — вслух говорит Марек Дивишу, думая при этом об Анделе. Он чувствует, что любит в ней все, от кончиков ногтей до последнего волоска, что лучше всего им было бы в этом одиноком замке, который, кажется, забыт даже самим богом.

— Сумасшедший! — буркнул Дивиш, ненавидящий одиночество — всякое одиночество, а не только этого замка.

— Где нас поместят? — машинально произносит Марек. Дивиша он даже не слышит, потому что в эту минуту слушает только себя.

— Будто не все равно где, — смеется Дивиш.

— Чего ты сегодня такой противный? — вдруг говорит Марек и идет послушно за паном Ярославом, который протискивается узкими коридорчиками по крутым лестницам куда-то к деревянному верху башни, темный, расписанный волнообразным орнаментом потолок которой является в то же время полом наружной части башни. Марек располагается в одной комнатушке, Дивиш — в другой. Их разделяет деревянная перегородка.

Марек и Дивиш встречаются с дамами только на ужине в рыцарском зале. В двухрожковых подсвечниках мигает пламя сальных свечей, на стенах, укрепленные в железных держателях, пылают факелы, пляшут гирлянды теней. Но ярче всего сияют глаза людей. Все чувствуют, что зал приветствует их улыбкой и гостеприимством. На длинном массивном столе расставлены оловянные миски, тарелки, солонки, кувшины, кубки в строгом боевом порядке. В открытые окна видны ветви деревьев, а сквозь них просвечивают узоры звезд.

— Андела, — шепчет Марек. Сегодня вечером он не прислуживает, сегодня он сидит за столом как гость. И рядом с Анделой. Он не знает, как к ней обратиться и что ей поведать. На нем бархатная куртка, ворсистая, с бликами. Коснись ее — и защекочет в кончиках пальцев.

— Я понимаю, — кивает Андела, она тоже чувствует особую праздничность вечера. Ей кажется, что она из своей прежней жизни перенесена в фантастический простор свободы, волшебства и звезд.

— Ничего похожего я до сих пор не испытывал, — осмеливается сказать Марек и теребит свой крестик.

— Я тоже, — неуверенно смеется Андела, и в ее смехе слышится признание.

Со стола между тем исчезают жареные фазаны, появляется другая дичь, ее запивают вином, голоса и смех становятся громче. Пани Кунгута посылает Анделу посмотреть на спящих детей. Марек гладит опустевший возле него стул и сосредоточенно пьет. На другой стороне стола слышна возбужденная речь Дивиша и звенит звонкий заливчатый смех Бланки. Реальный мир прикрыт здесь романтической завесой.

Пан Ярослав встает, вынимает из ножен длинный острый нож и готовится к забаве, которой обычно развлекает своих гостей. Соблюдая обряд, он просит пани Кунгуту, чтобы она обозначила, в какое место опорной балки он должен вонзить нож. После недолгого колебания пани Кунгута обозначает. Примерно на уровне глаз. Минута напряженной тишины. Пан Ярослав слегка отводит руку, затем бросок, нож пролетает пятиметровое расстояние, как молния, и вонзается точно в обозначенное место.

Марек хлопает, признавая его мастерство, но еще больше потому, что радуется возвращению Анделы. Он рассказывает ей, что без нее произошло. В порыве нежности он берет ее руку, подносит к губам и целует. Андела быстро вырывает руку, как это приличествует, но вся трепещет. Теперь Марек раздосадован своей смелостью. Что ему делать? Дотронуться до Анделы — это слаще, чем ее видеть. Поцеловать ее руку — это больше, чем он может себе позволить.

Теперь очередь Дивиша. Он выступает в роли лучника. И он предлагает обозначить ему цель и отходит на еще большее расстояние — в самый отдаленный угол зала. Гости отодвигаются от стола, освобождая пространство для стрелы Дивиша. Встает и Андела, хотя никакой необходимости в этом нет. Она в растерянности, она силится улыбнуться, но это ей не удается. Не из-за обычного поцелуя руки, а из-за смутного ощущения, что минуты, которые она сейчас переживает, — это подлинная жизнь! Что ей делать? Что предпринять? Этого она все еще не знает.