Преклони предо мною колена

— Ты настоящий рыцарь, — вздыхает с облегчением Марек.

— Сегодня должна приехать еще одна приближенная пани Кунгуты. Андела Смиржицка из Роуднице. Может, она тебе понравится? — Польщенный похвалой, Дивиш раздаривает чужие симпатии.

— Она уже здесь. — Марек ни на миг не сомневается, что незнакомка и есть Андела Смиржицка.

— Ты ее видел? — удивляется Дивиш.

— Видел, — кивает Марек. В эту минуту он по-настоящему рад, что встретил Дивиша и что будет с ним вместе и днем и ночью.

Но все же Мареку следовало бы о Дивише поразмыслить. Полезно припомнить случай, происшедший с ними в лесу на тынецком холме лет пять назад.

Быстро, стремительно они вошли в лес. Темно, холодно, жутковато. В кронах буков, вязов и сосен гнездятся птицы, по земле крадутся хищники и копошится мелкое зверье. Они идут осторожно, чутко прислушиваясь. Не появится ли перед ними медведь? Не мелькнет ли волк? Не следит ли за ними внимательными глазами притаившаяся где-то хитрая рысь?

Наткнулись на лисицу. Она подняла голову и удивленно посмотрела на них. Это и погубило ее. Марек и Дивиш выпустили стрелы одновременно. Тетивы зазвенели, стрелы прорезали воздух. Одна вонзилась в грудь зверю, другая решила сохранить лисице жизнь — железный наконечник стрелы зарылся в землю, оперенная часть трепетала.

— Я попал, — обрадовался Марек.

— Это моя стрела! — воскликнул Дивиш и указал победно на стрелу, торчащую из груди зверя. Глаза у лисицы закатились, задние лапы дергались. Ей, видимо, было все равно, кто нанес смертельную рану. Стрелы были одинаковые. Изготовила их одна и та же искусная рука.

— Я знаю, куда я целился, — холодно сказал Марек.

— Я это тоже знаю, — смеялся ему в лицо Дивиш.

— Попридержи язык!

— Дурак!

— Жаль, что мы приятели!

— И мне жаль!

Меткость Марека задела самолюбие Дивиша. В нем вспыхнула зависть. Рука нащупала кинжал и выхватила его из ножен.

— Только посмей, — предупредил его Марек, и в его руке сверкнул нож.

Они стояли друг против друга, окаменев, глаза пылали ненавистью. Лисица меж тем издыхала.

Но до драки дело не дошло. Дивиш вдруг швырнул кинжал наземь, засмеялся и сказал:

— Лисица твоя, Марек.

— Нет, это ты в нее попал, — не желая оставаться в долгу, сказал Марок и тоже засмеялся. Нож исчез в ножнах, от сердца отлегло.

Как дальше развивался характер Дивиша? Что укреплялось в нем — самолюбие или великодушие? Каков Дивиш сегодня? Чего может ждать от него Марек?

А пока Дивиш водит Марека по другим комнатам и знакомит с товарищами. Все они молоды и жаждут дружбы.

Первый день Марека-воина:

Он уже не принадлежит себе. Ему сменили коня, чтобы, упаси боже, его гнедой не выделялся среди вороных, а с Марека сняли бархат и снарядили, как и других: кожаный жилет с эмблемой пана из Подебрад, легкий панцирь, кожаные штаны, сапоги со шпорами, а на голову — шлем с металлической сеткой, предохраняющей шею; с правого бока — меч, с левого — кинжал, на спине легкий арбалет, на седле висит длинный щит, топор и мешок с едой. Если к этому добавить сильные кулаки, крепкие мускулы, широкие плечи и воинскую храбрость, то каждый может догадаться, что подебрадская легкая конница не будет той стороной, которая потерпит поражение в настоящей битве. Да и Марек тоже не собирается быть побежденным. Никогда он постыдно не покинет поле сражения.

Ян Пардус ведет себя как умелый часовых дел мастер — у каждого новичка находит особую пружинку.

Он отлично понимает, что значит в бою даже последний оставшийся в живых человек. Знает он до мельчайших подробностей и боевые приемы своего времени. Когда открывается заграждение из повозок, каждый должен биться в одиночку.

А в отряде легкой конницы все зависит от силы и боевых качеств воина, сидящего на коне.

Но Пардус умел добраться и до сердец своих подопечных. Они хоть и делают вид, что опытные воины, но в битвах пока не участвовали. Он отвлекает их от миролюбивых мыслей и приучает думать о сражениях. Он учит их распознавать, где приготовлена западня, избегать ловушек, использовать замешательство врага, помогать себе хитростью, вовремя обнаруживать предательство, представлять себе сцены будущего боя, чувствовать дуновение ветра и течение воды, знать время восхождения звезд, знать, где находятся броды через реку, различать в темноте деревья и прислушиваться к предостерегающему крику птиц.

Часто их воинские учения проходят после полуночи. Они выезжают из ворот замка, где безмятежно спят женщины. Над уснувшей землей вздымается гигантский купол, разрисованный звездами, на стеблях трав отыскивают укромное местечко капли росы.

Куда направляется дружина? То в Бор или в лес около Керска через подъемный мост из дубовых бревен, то в Ошкобр в лужицкие леса при устье Цидлины или в леса дымокурские из Замковых ворот, а иной раз и в лес Бабин недалеко от Нимбурка — там, у Нимбуркских ворот, был вероломно убит пан Бочек из Кунштата, и потому просто необходимо держать руку на эфесе меча. Ян Пардус допускает, что в тех краях закон не имеет силы. Возможно, он прав.

Когда же дружина возвращается домой, воины в один миг опустошают оловянные миски с вареной говядиной или жареной дичью, выпивают ведро дымокурского пива, потом заваливаются в постели и спят таким сном, который больше похож на смерть, чем на жизнь. Так пробегают пять-шесть погожих сентябрьских дней.

Дивиш с сожалением вспоминает о шумных городских вечерах, но в этой напряженной жизни весь его буйный темперамент расходуется до конца, а Мареку кажется, что нежная красавица только пригрезилась ему. Он ни разу больше не видел ее, хотя теперь их разделяет всего лишь стена.

Кому, собственно, хотелось в эти прекрасные дни, когда на лугах еще цвел синий цикорий, менять свою судьбу? Пардусу? Дивишу? Мареку? Или кому-либо другому? Пожалуй, никому. Судьба сама вершила все, как ей заблагорассудится.

Неожиданно воинские учения прекратились. Ян Пардус стягивает свой отряд юных латников, пополненный несколькими бывалыми воинами и двумя поварами, в фазаний заповедник за Замковые ворота. Небо обещает жаркий день, заповедник еще спит. Но всадники соскакивают с седел, вытаскивают господских сокольничих из постелей, ищут место, где нужно поставить стол, где будет разожжен костер, где разобьют лагерь. На просеке шумно, но даже шум не может нарушить величественной красоты природы: группы белых берез, буковые рощицы, сквозь сосны просвечивает кусок синего неба, на траве лавина искрящейся росы. И кругом струи серебряного света.

Марек полон напряженного беспокойства. Он увидит соколиную охоту. Наверное, сюда прибудет подебрадский пан. Чем иначе объяснить бурную деятельность Пардуса? И Дивиш неспокоен. В его глазах ликование: сегодня наш день! Наверное, он прав. Оба они молоды, не женаты, у них и прошлого-то нет. Почему бы именно сегодня не наступил их день?

Приезжают верхом Иржи из Подебрад и два других пана: Ярослав из Мечкова, начальник дружины замка Мыдловар, и Ян из Гонбиц, начальник дружины замка Олдржих. Ян Пардус и его челядь застывают в почтительных позах. Не перед Ярославом из Мечкова, хотя он такой громадина, что, сидя на коне, почти волочит ноги по земле, и не перед быстрым как ртуть Яном из Гонбиц, а перед подебрадским паном — главой восточночешских ландфридов Иржи из Подебрад. На нем штаны в обтяжку и зеленый плащ с рукавами, по краям плаща бахрома, на рукавах прорези. Пояс с коротким мечом лежит на бедрах.

Марек взволнован, он не спускает глаз с Иржи. Иржи всего двадцать семь лет, но Мареку он кажется значительно старше. Невысокий, коренастый, круглое лицо спокойно, лишь карие глаза выдают живость и внимание. Он несколько медлителен, словно есть в нем скрытая тяжесть. Может быть, он занят своими мыслями? В чем же его сила? В уме? Или в его вере?

Много времени утечет, прежде чем Марек сможет ответить на эти вопросы. А пока что он мысленно оценивает Иржи, который держится просто и без внешнего блеска. Он еще не приобрел тех черт характера, которые возникают из чувства ответственности, не выглядит он и накопителем дукатов, хотя к нему почти каждую неделю стекаются товары. Пожалуй, его цель — постепенно занимать все более высокое положение на феодальной лестнице, а этого не сделаешь, если быстро не расширишь своих владений.