Прекрасная пастушка
Шрифт:
Она вдруг поняла, что никогда, ни за, что не выпустит из своих объятий это теплое тельце…
Теперь Ванечка спал, светлые длинные волосы, до скрипа промытые ромашковым шампунем, блестели в свете настольной лампы с оранжевым абажуром. Личико казалось розоватым, здоровым. На стуле возле кровати лежала рубашка в красно-черную клеточку и черные джинсы с рогатым быком на кармане. Все вещи принесла Галина Петровна, ее мальчишки из них выросли, и она с радостью передала их Ванечке.
— Ты молодец, — сказала Галина Петровна. — Я бы, наверное, так не смогла.
— У вас своих трое, — улыбнулась Рита, уклоняясь от похвалы.
— Но ты-то вообще
— Я не хочу быть одна, — тихо сказала Рита. — Больше не хочу.
— Ты могла бы кого-то найти. — Женщина вздохнула и погладила Риту по спине.
— Его я уже нашла, — сказала Рита, не отстраняясь и чувствуя от прикосновения руки себя так, как никогда раньше — она испытывала связь с другим человеком, с женщиной, благодаря которой нашелся для нее сын. Нет, это нашелся ее сын. Они втроем теперь крепко связаны. Навсегда. Для Риты ощущение совершенно незнакомое. Она словно наконец-то выбиралась из кокона, в котором провела столько лет.
Рита кивнула на спящего мальчика и добавила:
— Если еще кто-то должен найтись, то ему придется захотеть составить нам обоим компанию.
— Это трудное дело, девонька. — Рука Галины Петровны прошлась по спине Риты, потом она убрала руку и обхватила себя за плечи, словно защищаясь от холода. — Очень трудное, — повторила она со вздохом.
— Но вы сами знаете, — сказала Рита и, сдавленно засмеявшись, выпрямилась на стуле, — я и без Ванечки никого из мужчин до сих пор не увлекла собой.
— Еще увлекла бы. Поверь мне. Нашла бы.
— Придет время, найду, — сама от себя этого не ожидая, заявила Рита.
Галина Петровна засмеялась.
— У нас для тебя мужиков нет. Мне весь наш расклад хорошо известен. Притока свежей мужской крови в ближайшее время на нашем берегу не ожидается. Мне было проще, я на целых пятнадцать лет старше тебя, в мое время на Чукотку ехали за романтикой и деньгами. Сейчас сюда ехать незачем.
— Я уеду на материк.
— Вот это правильно. Но жалко, честное слово. — Галина Петровна с нежностью посмотрела на Риту. — Мне будет жалко, Рита.
— Мне тоже, Галина Петровна. Но мы не потеряем друг друга. Потому что вы крестная мать моего Ванечки.
— Да. — Она сморщила губы. — Причем дважды. Потому что я на самом деле его крестная мать.
Рита с Ванечкой улетели на материк, когда тундра быстро расцветала, словно торопясь явить миру все красоты, на которые способна расщедриться в краткий миг северного лета. Первоцветы, огненные, небесно-голубые, розовые, изумрудная зелень травы и всполохи бордовых стеблей неведомых кустиков — все это заставляло волноваться душу, а сердце — подпрыгивать.
На маленьком самолете «АН-24» они долетели до Анадыря, и Рита еще раз удивилась собственным, непонятно откуда взявшимся, новым качествам.
Самолет пришлось брать штурмом, потому что после нелетной погоды, которая держалась из-за тумана тринадцать дней, рейсы сбились, народу с билетами собралось на десяток таких «аннушек». Но Рита втащила Ванечку на тот борт, которому первым удалось отозваться от бетонной полосы после непогоды.
— Мам, а почему тети и дяди толкаются?
— Потому, что места мало, вот они и толкаются.
— Мам, а мы больнее всех толкаемся, да? — Синие глаза смотрели на нее незамутненно и доверчиво.
— Да, малыш. Иногда приходится толкаться больнее. — Она больше ничего не стала объяснять, Ванечка слишком мал для взрослых тонкостей жизни. — На Большой земле очень много
народу.— А на маленькой земле — мало народу. И много собак. — Он засмеялся и ткнул пальцем в иллюминатор. Рита с сомнением посмотрела за окно. Потом согласилась: — Ты прав. На маленькой земле много собак.
Местные собаки облюбовали аэродромную площадку, они лежали на солнце и грелись. Где еще найдешь такой теплый бетон во всем поселке Провидения? Нигде. Местные собаки хорошо знали, сколь коротки теплые деньки, и, чтобы было о чем грезить в глубоком снегу большую часть года, запасались воспоминаниями.
Куда везла новоявленного сына Рита Макеева? Домой, в северный город, в котором сама выросла. Квартиру, оставшуюся после смерти матери, она сдавала все годы, у нее собрались вполне приличные деньги.
Все бумаги были переоформлены на этом краю света так, как было нужно Рите, благодаря Галине Петровне и ее друзьям. На всех бумагах было написано ясно и четко, что она самая настоящая мать Ванечки.
Теперь она явится в свой город как обычная женщина о ребенком — союз, давно переставший кого-то удивлять. Скорее удивляет, а точнее, умиляет другой союз — полная семья, то есть отец, мать и ребенок.
Об этом фантастическом союзе Рита пока не думала, наслаждаясь нынешним.
Рита и Ванечка вскоре сидели уже в другом самолете, который выруливал на взлет по бетонной дорожке магаданского аэропорта, куда они прилетели из Анадыря. Рита смотрела в иллюминатор, навсегда прощаясь с этим снежным краем. Она смотрела вниз, и ей пришла в голову странная мысль: вот уж точно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Под ними вечная мерзлота, а она на ней оттаяла!
Рита тихонько засмеялась. Ванечка заерзал на коленях, пытаясь повернуть к ней лицо и заглянуть в глаза — почему она смеется, но Рита не хотела, чтобы он видел сейчас ее лицо, и уткнулась подбородком ему в макушку.
— Тсс… — прошептала она. — Приготовься. Сейчас мы задрожи-им и полети-им.
Им еще долго добираться до берегов Вятки, которая течет по средней полосе России, стремясь влиться в Каму, а оттуда в Волгу, и дальше, дальше… Не слишком полноводная, самая обычная река в этом мире. Там, обращенный к воде, на обрывистом берегу стоит пятиэтажный кирпичный дом, в котором Рита выросла. Из окон виднеется слобода Дымково, которую Вятка регулярно и настойчиво заливает водой по весне, но упрямые, а может, просто равнодушные — что-то менять — значит, суетиться, а если суетиться, то включать чувства и разум, — вятские люди не трогаются с места. А, мол, как залила, так и отольет, и длится это уже не одну сотню лет. Потом снова, дав порезвиться своенравной воде, люди продолжают упорно месить глину и лепить своих барынь и кавалеров, раскрашивать в райские краски птиц и свистульки. Они разлетаются по всему белу свету под именем «дымковская игрушка», морочат людям голову о яркой жизни тех мест, где их лепят.
Но обычно там, где серо жить, красят хоть что-то в яркие цвета, а где ярко жить, то ничто ни в какие цвета не красят. Без того в глазах рябит. Рита никогда ничего не чувствовала к этим глиняным вещицам, невиданным героям невиданной жизни. Но теперь, после знакомства с Сысоем Агеевичем и с собой, новой, Рита поняла — люди, лепя своих глиняных уродцев, вводили себя тем самым в состояние счастья. И тогда могли просить у жизни все, что хотели. А хотели они хоть немного радости, и получали ее от восторгов, а также от похвал таланту — или лихости?