Прекрасное чудовище

Я смеюсь и прыгаю на него, разбрызгивая воду по всей ванной.

— Нам нужно придумать какую-нибудь историю для моего отца, — говорю я ему в губы между поцелуями. – Я не думаю, что он был бы в восторге от того, что меня похитили.

— Я уверен, что его не будет.

– Мы что-нибудь придумаем. Не могу дождаться, когда ты познакомишься с моей сестрой. Юля — единственный нормальный человек в нашей семье. Я целую его подбородок. – Боже, я надеюсь, что Сергея не будет там, когда мы приедем. Я не хочу сразу вас шокировать.

– Мало что может меня шокировать, Василиса. И я уже встретил твоего дядю.

Я откидываюсь назад. – Что? Когда?–

– Мы работаем в одной сфере деятельности, поэтому наши пути пересекались не раз. Он действительно нечто другое.

– Он.– Я ухмыляюсь. – Большинство людей не понимают дядю Сергея, но правда в том, что он просто большой золотистый ретривер.

– Прошедший военную подготовку, готовый к стрельбе, серьезно невменяемый золотистый ретривер.

– Думаю, это довольно хорошо характеризует его. Я провожу ладонью по груди Рафаэля и обхватываю пальцами его член. Это невероятно тяжело. Я выгибаю бровь. – Снова? У нас только что был секс. Дважды.–

– Ты лежишь надо мной, голая. Что вы ожидаете?– Он берет меня за талию и опускает на свою твердую длину.

Нахождение в воде делает ощущение, как он скользит в меня, сюрреалистическим. Точно так же, как в первый раз, когда мы занимались любовью.

– Мне хотелось бы, чтобы у нас было время еще раз покататься на вашей лодке. К тому месту Кракена, — задыхаюсь я, оседлав его.

Уголки губ Рафаэля поднимаются вверх, но улыбка не достигает его глаз. Они кажутся. . . грустно почему-то. – Разве тебя все еще не беспокоят водные существа?–

Я обнимаю его за шею и прижимаюсь губами к его. – Ну, да. Но ты бы спас меня, не так ли?

– Всегда. От чего угодно, — хрипит Рафаэль, врезаясь в меня снизу. – Я включая себя.

У меня нет возможности спросить его, что он имеет в виду, потому что внезапно он врезается в меня, как будто что-то овладело им. Обычно его первые движения медленные и нежные, пока я не приспосабливаюсь к его размеру, но не сейчас. Мне это нравится.

С каждым толчком он погружается все глубже, полностью наполняя меня, заставляя задыхаться перед следующим вздохом. Его мышцы тверды под моими ладонями, напряжены от напряжения. Он настолько больше меня, что я чувствую себя защищенным, даже если поблизости нет какой-либо угрозы.

Хоть мне и не нужна его защита.

Странно, что я никогда не чувствовал угрозы с его стороны. Даже не в начале.

Я цепляюсь за шею Рафаэля, когда он входит в меня, глядя в его знойные глаза.

– Сегодня на тебе не будет ничего, кроме моей рубашки– , — хрюкает он, продолжая безжалостно врезаться в меня, приближая меня к краю каждый раз, когда он попадает в мою точку G.

Несмотря на то, что ванна огромная, я не думаю, что она предназначалась для такого использования. Он раскачивается влево и вправо от нашего бешеного шага, вода переливается через край и заливает плитку.

— Ты понимаешь, Василиса?

– Да!–

Воздух вырывается из меня короткими, дрожащими вздохами, в то время как моя киска спазмируется вокруг его члена. Мой разум весь в каше. Ушел. Несуществующий. Еще один мощный удар, и я уничтожен. Запрокинув голову, я кричу от удовольствия, в тот момент, когда рев Рафаэля гремит по комнате, и мы оба впадаем в восторг.

* * *

– Серый или черный?– Я поднимаю перед собой две вешалки.

– Серый.– Рафаэль кивает на рубашку в моей левой руке. Это то, которое я носил, когда он повел меня за покупками в Альбини. Его любимое.

– Разрешено ли мне носить нижнее белье? Ты сказал только рубашку.

– Можно обойтись и без этого. Я изгнал всех мужчин за стены дома. Он открывает ящик тумбочки и начинает доставать бархатные шкатулки для драгоценностей. Через минуту он приближается, держа в руках ожерелье из серых бриллиантов и золота. – Ты наденешь это для меня сегодня?–

Я ухмыляюсь и поворачиваюсь к зеркалу.

Рафаэль подходит ко мне сзади и отбрасывает мои волосы. – Как ты это получил?– — спрашивает он, надевая ожерелье мне на шею.

– Что?–

– Вот этот маленький шрам. Его палец касается кожи ниже моей лопатки.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, о чем он говорит. – На самом деле я не помню. Я знаю только то, что сказала мне мама.

– Что случилось?–

– Я был в торговом центре с ней и папой. Мама собиралась купить платье для какого-то мероприятия. Видимо, я ускользнула от них и побежала в сторону ювелирного магазина, потому что мне нравилось смотреть на хрустальные розы и другие блестящие штучки на витрине.

Палец Рафаэля замер на моей спине.

– Произошёл какой-то взрыв. Внутри магазина, — продолжаю я. – Какой-то парень схватил меня прямо перед тем, как это произошло. Он спас мне жизнь.

– Сколько тебе было лет?– — спрашивает Рафаэль, продолжая поглаживать мою кожу. Его голос звучит странно. Напряженно как-то.

– Мне было три. И мы так и не узнали, что случилось с человеком, который меня спас. Папа сказал, что пытался найти его, когда все уладилось, но безуспешно. Парня отвезли в другую больницу, а не в ту, где мы оказались, а после он просто исчез. Единственное, что папа знал об этом человеке, это то, что он албанец.

– Ой?– Рафаэль прижимает губы прямо к отметине, затем продолжает поглаживать мой шрам.

– Да, у него была албанская татуировка. Папа это понял. Я поворачиваюсь к нему лицом. Волосы Рафаэля мокрые, и некоторые его чернильно-темные пряди упали вперед. Я поднимаю руку, чтобы отвести их назад, но мои пальцы тянутся к его лицу, прослеживая жесткие контуры его черт. — Знаешь, мне бы хотелось знать, кто он такой, — говорю я шепотом.

Уголки глаз Рафаэля слегка сморщиваются. – Почему?–

– Я обязан ему жизнью. Там, откуда я родом, это самый большой долг. Я улыбаюсь. – Ты как никто другой должен понимать важность долгов, Рафаэль.

Он наклоняется и проводит костяшками пальцев по моему подбородку.

– Это был просто кисмет. Правильное время. Нужное место. Ваш албанский парень, наверное, давно об этом забыл. Вы ему не в долгу. Его пальцы схватили меня за подбородок, запрокидывая голову для поцелуя. — Ты еще где-нибудь пострадал?

– Неа. Только этот порез. Все говорили, что это чудо.