Прекрасный город Юнивелл

Элравенд услышала, как за спиной щелкнула дверь и сделала несколько шагов вперед, положив руку на изумрудный камень, который она не снимала ни разу с того дня, как впервые одела. Камень действительно был очень маленький, слишком маленький, чтобы быть глазом, и в тоже время он был изумрудного цвета. Цвет глаз Илвен.

– Почему, Илвен? Почему все это случилось? И что произошло в тот день, летом, когда мать с сестрой погибли.

– Ну, я думаю, ты не хуже меня знаешь, что там погибла твоя мама, - губы Илвен растянулись в недоброй улыбке, - но не сестра. Отдай.
– Она по-прежнему не смотрела на Элравенд.
– Расскажи, как твоя жизнь? Помню, ты постоянно бегала от мальчиков в школе.

– Я замуж вышла.
– Элравенд подошла к столу и стала боком к Илвен, чтобы не смотреть на неё, не видеть её лица столько лет спустя.
– У меня маленькая дочка, мы назвали её Лукси.
– Взгляд Элры поднимался не выше колен, прижатых к груди - она не могла посмотреть ей в лицо, это пугало, и это было необъяснимо.

– Твой супруг безумен.

– По-своему - да. Ему пришлось пройти через такое, что не каждый выдержит.

– Он убийца.
– Продолжала говорить Илвен, сверля потолок, а Элра - стену слева от входной двери.
– А ты знаешь, какова природа убийц, он...

– Пусть так, но не он угроза для города, а твое проклятие.

– Я не проклинала Ирму. Я была зла, я была обижена, но не проклинала её.
– Илвен отпустила колени и пальцы её ног мягко легли на пол. Она поправила слишком большую для её плеч белую шерстяную кофту и перевела взгляд с полотка на Элру.
– Вырвав мне глаз, она вырвала часть моей силы из меня, а тебе стоит мне поверить на слово, сила у меня есть. Ха-ха, у меня замечательная сила!

– Не ты...
– Элравенд пропустила последние слова мимо ушей.
– А как тогда... Что? Что происходит?!
– Она услышала выстрелы - большое количество выстрелов, рыки, крики, вой.

– Это твой возлюбленный снова взялся за любимое дело.
– Илвен снова улыбнулась.
– Отдай мне камень. Верни мне...

– И что от этого изменится? И... Что это за камень?

– Это мой глаз, и именно благодаря ему я знаю все подробности твоей личной жизни. Я завидую тебе, Элравенд. У тебя дьявольски красивый муж, но не это его главное достоинство: он сильный, его невозможно сломать, он стойкий, и, что самое главное, он любит тебя и вашего ребенка. Это - самый главный козырь в твоем рукаве, когда Ирма придет за ним... или за Лукси.

– Что ты несешь?!
– Воскликнула Элра, посмотрев в лицо Илвен - она ни капли не изменилась: то же красиво лицо, черные волосы, те же глаза... только один из них был полностью белым.

– Летом, незадолго до гибели, Ирма написала рассказ. Маленький, короткий и чертовски глупый, но мне, как другу, конечно, нужно было чего зачитать и сказать что он прекрасный. Рассказ был о двух сестрах - хорошей и плохой, и о том, что они были заточены в одном теле и имели право по очереди жить. И в рассказе были слова "и пока жива одна не умрет вторая, и так до того дня, пока одна из них не лишится рассудка и не пойдет против правил". А ведь ты знаешь о моей даре, всё, о чем я говорю - случается. И это случилось.

– Так скажи, что этого нет, скажи, что этого не происходит!
– Говорила ей Элравенд взволнованным шепотом, подойдя по ближе. Она сняла с шеи изумруд и протянула Илвен.

– Я не могу. Не могу забрать свои слова, но... Если бы тогда она не лишила меня одного глаза, всего этого не случилось бы. Она - злая сестра. И этот камень стал для неё накопителем, он отнимал души у людей. Ломал их, и забирал, запирал в себе, чтобы дать Ирме больше силы добраться до единственного тела, в которое она может проникнуть. До тела, где есть её кровь.

– Это могу быть я, но может быть и Лукси?!

– Вы с Ирмой как две капли воды похожи, - Илвен привстала и протянула руку к камню. Снизу, за окном - отовсюду было слышно, как Сазати решетит первый этаж здания. Они пошла на риск, будучи готовой убить всех, кто находился в здании, а все ради того, чтобы Элра и Илвен смогли поговорить.

– Мне что, умереть?
– Спросила Элравенд, утирая одной рукой редкие слезы, отодвинув ту, в которой висел камень, не позволяя Илвен взять его.

– Нет, - качала головой Илвен, - тогда настанет её очередь… "жить". Отдай.

Все затихло, но меньше чем минуту раздался ещё один выстрел. Последний.

– Должен быть другой способ.
– Илвен медленно и осторожно, словно боялась спугнуть, протянулась и взяла изумруд из рук Элравенд.

Комнату заполнило зеленое сияние, казалось, что стены сотряслись. Элравенд упала на пол, потом её откинуло к стене. С трудом подняв голову, она с завороженным взглядом наблюдала за тем, как Илвен, встав со стула, сжимает в руках изумруд и как тот начал плавиться, всасываться кожей. Последним, что видела Элравенд, было то, как Илвен, стянул с себя носки, швырнула их к кровати и, вышла из палаты, шепнув что-то вроде:

– Посмотрим, чем все кончится.

Глава седьмая.

– Отлично...
– ворчал Арде, сидя в коридоре больницы, когда он с по-настоящему наглым видом отряхивал свое некогда черное, а ныне серое полу-пальто, пострадавшее во время обстрела лечебницы. Он тихо бубнил себе что-то под нос, засыпая пылью и грязью чистый и даже слегка поблескивающий пол, в то время как его жена лежала в реанимации с травмой головы, а дочка - в соседней детской поликлинике - с жаром.
– Отлично...

Арде очень не любил неловкие ситуации, и для него они были хуже, чем укус пчелы для аллергика. Выглядеть глупо Арде нравилось и того меньше, и всяческими способами, путем анализа или увиливания от ситуаций, он этого избегать. Но сейчас, находясь в состоянии, граничащее между бешенством и истерикой, ему было откровенно плевать на всё: на дежурных, которые не раз делали Арде замечания, вызывали охранников, боявшихся к нему даже подойти, на всю суету и беготню по коридорам, на жужжание Сазати, говорившей что-то о плохом и неправильном поступке, но к счастью, она удалилась с пол часа назад. Особенно Арде было плевать на слёзы, которые Эмиллэ Сутори вот туже который час проливала в другом конце коридора.

Справа от неё сидела младшая дочь - Минари, она обняла маму, точнее, уткнула её в свое плечо и изредка потирала мокрые глаза рукавом темно-зеленого свитера. Старшая дочь - Линери, работала в этой клинике в реанимации. Она не плакала - за свою жизнь ей удалось повидать смертей чуть меньше, чем Арде. Линери просто стояла рядом с матерью, её руки держали какую-то серую папку, сильно выделяющуюся на фоне снежно-белого халата.

– Отлично...
– Ещё раз буркнул Арде, находясь под пристальным наблюдением пары перешептывающихся медсестер. Пером не описать, линейкой не измерить насколько всё происходящее раздражало: любой звук, любой писк, шепот, шорох, кашель, и особенно громкий женский плачь были для Арде подобны раскату грома, разразившемуся прямо внутри черепной коробки.