Прекрасный

– А какое у тебя место? – толкнула ее в бок нечуткая подруга.

– Партер, четвертый ряд, место восемнадцать.

– А у нас с Варькой второй, – похвасталась Танюха. – Первый вообще достать невозможно, его эти лахудры из вороновского фан-клуба выкупают весь заранее, вроде есть у них тут в администрации кто-то, так что второй это прямо отлично… знаешь что? Давай мы Варьку отправим на твое место, а ты со мной сядешь. Варвара! Ты же не против сидеть отдельно от меня?

– Ракета-бомба-петарда! – оживилась Варвара.

– Что? – удивилась Верочка.

– Ракета, бомба, петарда, – вежливо повторила Варвара. – В смысле – очень хорошо. Чем дальше от матери, тем…

– Варвара! – загремела Танюха. – Будешь там пыриться в телефон – отберу!

Верочка была уверена: более непохожих друг на друга людей, чем Танюха и ее дочь, матушка-земля не могла родить в принципе. Каким образом у гренадерши-Танюхи получился этот миниатюрный кудрявый эльф, было совершенно непонятно – Варя была абсолютно непохожа на обоих своих родителей. «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой», смеясь, цитировала Танюха, пытаясь погладить дочурку по пушистой макушке и вручить конфетку – дочурка вырывалась, не желая ни ласк, ни конфет, ни Пушкина. Дух нонконформизма витал над ее колыбелью, заставляя малютку спать днем и гулять ночью, ссориться с воспитательницами в детском саду, а в школе то и дело скатываться на двойки. В последнее время вечный Варин протест против материнского ига заключался в стремлении повсюду ходить в потрепанных мятых вещах явно с чужого (и, скорее всего, мужского) плеча и странной манере выражаться, до которой Верочкиным мальчикам, по счастью, было далеко.

– Минус вайб, – уныло сказала Варвара, убирая телефон в карман.

Фойе быстро заполнялось людьми. Нарядные пары с пластиковыми бокалами игристого в руках прогуливались, рассматривая висевшие на стенах портреты актеров, оживленно переговаривались, обмахивались программками, словно веерами. «Весь свет собрался сегодня в парадных залах особняка герцога Миднайта», думала Верочка. «Блистательные кавалеры и обольстительные дамы собрались, чтобы поприветствовать хозяина, который, по своему обыкновению, не спешил выйти к гостям, оставляя их томиться в предвкушении».

– Вон Воронов висит, вооон там, видишь? – восторженно трубила Танюха. – Он здесь почти не играет больше, а портрет все равно висит, не снимают!

«Восхищенная толпа собралась перед висевшим над камином портретом хозяина, написанным недавно придворным живописцем. Знатоки искусства восхищенно качали головами – столь искусно изобразил художник демоническую красоту герцога Эндрю Миднайта, слывшего самым красивым мужчиной королевства».

– Интересно, а Убожина твоего повесили уже? – подруга снова пихнула ее в бок, на этот раз как-то подозрительно игриво.

– Э-э-э…

– Не повесили, куда ему, – продолжила Танюха (вопрос, судя по всему, следовало считать риторическим). – Это же Академический, а он студент еще вроде. Не думаю, что его в труппу приняли, без образования-то.

– Ну может он там, где приглашенные актеры висят? – попыталась заступиться за неведомого Убожина Верочка. – Я видела, там такая стена была, мы мимо проходили, и…

– Надо говорить «артист», а не «актер», село ты неасфальтированное, – гаркнула нечуткая Верочка на все фойе. – Им в дипломе так и пишут, профессия – артист.

– Я думала, «артист» – это в цирке, – пожала плечами Верочка.

«– А где же портрет юного виконта Саншайна? – громко спросила леди Тамзин, обращаясь к мисс Гвендолен. – Я не знаю, миледи, – ответила та, присев в изящном реверансе. – Полагаю, этот достойный юноша в глазах своего зловещего опекуна еще не заслужил подобной чести. – Вы правы, дитя мое, – согласилась старая», нет, «пожилая», нет, пусть лучше будет «знатная дама», а то Танюха может обидеться.

– Пойдемте в зал, – продолжала Танюха, – второй звонок вроде был, а мы не у самого прохода сидим, так что нам еще жопами толкаться, такие ряды тут у них узкие, капец просто!

«Наконец, роскошные, позолоченные золотом двери распахнулись, и гости, выстроившись парами, устремились в элегантный бальный зал. Трепеща от волнующего предчувствия, юная мисс Гвендолен взволнованно шла навстречу судьбе, еще не зная, что через несколько минут ее ожидает встреча с прекрасным Эдвардом Саншайном… нет, то есть она, конечно, знала, что сегодня на балу будет присутствовать молодой воспитанник герцога Миднайта», поправилась Верочка, «но она не знала, насколько он прекрасен», вот, так лучше.

– Это постановка Миры Крамер, – уверенно вещала Танюха на весь партер. – Я видела ее Брехта в Художественном и совершенно идиотский спектакль по комиксам в Камерном, мне это вообще не зашло, но вот «Отелло» – это что-то с чем-то!

Какие-то тетки, кучковавшиеся между сценой и первым рядом, обернулись и с осуждением посмотрели на Танюху. Та, не понижая голоса, продолжила:

– О, а вон и вороновские лахудры в полном составе! Фан-клуб, епта! Они тут пересрались недавно, на две фракции разделились, одни справа теперь сидят, другие слева… Варвара! Варвара! А ну телефон убрала быстро!

– Мадам, нельзя ли потише? – вежливо осведомился сухонький старичок в розовом кашне, сидевший рядом с Верочкой.

– Нельзя ли! – отрезала Танюха. – Варвара!!! Телефон, я сказала!!!

К счастью для сгоравшей от стыда Верочки прозвучал третий звонок, а потом свет в зрительном зале погас, и занавес медленно разъехался в стороны. Открывшаяся сцена была абсолютно пуста, если не считать возвышавшейся посередине странной платформы, накрытой чем-то вроде огромной клетки, сплетенной из канатов и цепей. Откуда-то сверху медленно спускалась неоновая вывеска с надписью «Венеция».

– Аллегория рабства и внутренней несвободы, – громко шепнула Танюха. – Сценография Птицкого, прям огнище, да?

– Да, – уныло кивнула Верочка, чувствуя, как неумолимо превращается в Варвару.

«– Эту часть особняка перестраивали при отце нынешнего герцога, – сказала леди Тамзин, направив свой лорнет на сцену», ой, то есть нет, «на стену, – однако и сегодня мало какой дом может похвастаться таким изысканным убранством. Взгляните на эти драгоценные шпалеры, дитя мое, они из Венеции».

Зазвучала заунывная музыка, на сцену вышли какие-то люди, одетые в длинные белые балахоны и принялись плавно раскачиваться, делая странные пассы руками.

– Хореография Никоридзе, – Танюха толкнула Верочку в бок, – он постоянно для Крамер пластические номера ставит! Смотри, сейчас они раздеваться начнут по одному, вот сейчас, сейчас…

– Сударыня, – страдальчески шепнул старичок в кашне, – не могли бы вы…

– Цыц! – обернувшись к нему, строго сказала Танюха. – Вы в театре вообще-то, как вам не стыдно разговаривать!