Прелести
Шрифт:
— Эй, туристы! — я приподнялся с дерева и помахал им рукой. Они разом резко обернулись на окрик, и, выпучив глаза, теперь уже, до размеров шаров из большого тенниса, принялись грести ещё чаще.
Что они, интересно, увидели?..
— Художник и Поэт, если они не графоманы, если они действительно Мастера с большой буквы, по определению не могут быть ни добрыми, ни злыми гениями. Порок и добродетель должны присутствовать в творцах в равной мере. И когда ангел у одного уха играет на флейте благочестивые наигрыши, а бесы в другое нашёптывают гадости, точно в морской ракушке рождается жемчужина.
— В Пушкине, в большей степени, порок или добродетель проявлялись? — Роман сидел на своём месте, положив на стол открытый блокнот и крутя в руке ствол карандаша. — И за чужими жёнами он ухлёстывать не дурак был, и на дуэлях подраться. А уж высмеять кого-нибудь, так вообще, «хлебом не корми». Люди потом отмыться не могли долгое время. Однако, гений…
— Я и говорю, в равной мере и то, и то присутствовало. Поэтому-то Александр Сергеевич действительно Мастер. Если взять русскую классику, то сколько угодно примеров «души горения» вспомнится. Достоевский каторжник, Толстого от церкви отлучили, Есенин, Блок, Гоголь… Порок на пороке. Но это одна сторона мемориальной доски. Та, что к стене повёрнута. А на обозрение другая плоскость выставлена. И размеры площадей обеих сторон получаются одинаковыми.
— Во мне тоже хорошего и плохого поровну, значит я гений? — Рома, обрадовавшись собственному умозаключению, лучезарно улыбнулся. Следом заулыбались остальные присутствующие.
— Помимо сопоставимой пропорции дерьма и солнечного света, гений должен обладать Даром Свыше. Иначе получится просто наполовину сияющий, наполовину мерзкий балбес. Остаётся надеяться, что у тебя этот Дар есть. Только ты его прячешь от окружающих.
— А Дар Свыше откуда берётся?
— Свыше.
— Берётся Свыше?
— Даётся Свыше. Чувствуешь разницу между «берётся» и «даётся»?
— И кому такой Дар даётся?
— Много кому. Но используют его единицы. Одни ленятся, другие не верят в то, что им дано, а у третьих, как раз, в балансе между пороком и добродетелью одна из сторон перевешивает. В итоге, в душе буря не поднимается, страсти не кипят, вопросы не возникают, и шедевр не получается.
— А что получается?
— Либо зловонная мерзость, либо приторная, слащавая имитация шедевра.
Ромка задумался на минуту, переваривая услышанное.
— Значит, добрых гениев не бывает?
— Да почему не бывает? И добрых и злых сколько угодно. Но тон в искусстве задают не они. Мировую сокровищницу культуры не они пополняют. А пополняют её обуреваемые страстями и сомнениями Пушкин, Достоевский, Шекспир, Ван Гог и Чайковский.
— Так кто даёт Дар этот человеку?
— Вот и спроси сейчас сам у наших друзей, — Мережко сделал знак и все члены группы, заскрипев стульями, подвинулись вплотную к столам. Я также подвинулся.
На тетрадном листе передо мной нарисованные «неприметным» Алексеем цифры в убывающем порядке от десяти до нуля чередовались
с непонятными словами, похожими на санскрит, но в русской транскрипции. Это всё (опять же по наущению «неприметного») мне надлежало прочесть про себя. Этакий код для подключения к диалогу. Воспроизводить этот код надлежало с закрытыми глазами. Как зачитать незнакомые фразы, не глядя в шпаргалку, если я их не помню наизусть? Дилемма ещё та. И ещё Мерёжко пиалу протянул…— Так как Андрей не успел выучить вводные тексты, мы сегодня ему поможем. Прочтём все вместе вслух. Ты, Андрей, повторяй следом. В дальнейшем запомни наизусть. И сделай только пару глотков, чтобы мы тебя потом, как недавно Романа, сетками по комнате не ловили. Держи.
Взял в руки чашку с тёплой белой смесью. Посмотрел. Понюхал. В этот раз жажды не было совсем. Не хотелось мне пить их молоко. Но раз уж назвался щурёнком, полезай в кастрюлю. Перед ухой все равны.
Отпил из пиалы. По вкусу напиток напоминал козье молоко. Жирное и горьковатое. Сделал ещё один большой глоток и поставил чашку на поверхность стола рядом с тетрадным листком.
Влад удовлетворённо кивнул, закрыл глаза и принялся считать. Я, по примеру остальных, также зажмурился.
— Десять, девять, восемь, семь…
Ну и когда, и главное, как начнёт действовать напиток? Пацан чуть из окна не выпрыгнул, хорошо ему вовремя крылья сломали… Какие ещё крылья?
— Шесть, пять, четыре, три…
Помню лет десять назад, во Франции, попробовал молоко из конопли сваренное. Тоже сначала не мог дождаться, когда торкнет. А потом шваброй от собак отбивался, в квартире на седьмом этаже, где никогда даже тараканы не водились, не то, что собаки…
— Два, один, ноль. Хатурабжа!
И все хором за Мережко (я тоже):
— Хатурабжа!!!
Ну и сочетания звуков в этих их вводных текстах. Два десятка слов из фильмов про гоблинов, эльфов и прочих населяющих киношные миры существ. Тарабарщина. Кстати, а слово «тарабарщина» в тексте не встречается? Приоткрыл один глаз и покосился в шпаргалку. Опаньки!..
А у всех глаза давно открыты. И только я сижу, жмурюсь. А кто это на месте Влада восседает? На меня, главное, гад, пялится. Нет, отвернулся, кажется. Опять смотрит…
— Рома, а где Владислав?
Рома в ответ глубокомысленно улыбается. Чего улыбается? Неужели молоко так зацепило, что я вместо Мережко этого бледного мужика вижу? Крылья, случайно, не выросли на спине? Надо пощупать…
И вот тут до меня дошло, что реальность не та. Нет, помещение то же, мебель на месте, расположение стен, потолка, окон аналогичное, но всё перечисленное находится не там, где мы пребывали до начала отсчёта. Не в той пространственно временной плоскости. То есть… Молодец, Андрей. Догадался. Знакомая ситуация? А что в подобной ситуации со мной всегда происходит? Правильно, осознание.
Я не стал себя выдавать. Через минуту внимание к моей персоне со стороны других участников диалога ослабело. Все теперь смотрели на «бледного». Он был худым, со средней длины русыми волосами, и в бежевом костюме из неопределённой ткани. Куда делся Влад, выяснить пока не удавалось. Мужчина оглядел всех по очереди и обратился к собравшимся с приветствием. Голос, надо признать у «бледного» был весьма баритонистый.
— Новые люди, вижу, в нашем коллективе? — он посмотрел в мою сторону. Неприятно посмотрел, но я взгляд выдержал. — Вас Андреем зовут?