Прелести

— Свобода выбора, в контексте твоих умозаключений, полностью игнорируется?

— Сам посуди, если можно заглянуть в будущее и увидеть расписание жизни любого индивидуума поминутно, то о какой свободе выбора идёт речь?

— Будущее они вам тоже показывают?

— Редко и неохотно. Не хотят убивать интригу. Но если очень надо, то дают заглянуть и туда. Некоторым…

— Избранным?

— Ну, вроде того.

В вагон зашли тверские контролёры, электричка выехала из московской области. Мы по очереди показали свои бумажки, и удовлетворённые служители железнодорожного ведомства двинули дальше.

— То есть, ты сейчас едешь в другой город не потому, что чувствуешь ответственность за результат деятельности тверской группы, а потому, что так предопределено судьбой, и другого выхода нет?

— Почему же, я мог остаться дома и смотреть телевизор или пить пиво.

— Получается, всё-таки сделал выбор?

— Нет, если бы я остался, значит, так и было запланировано. А раз мы с тобой едем в Тверь, значит, запланировано ехать в Тверь.

— Блин, ну это уже софистика… — я понял, что состав дискуссии о свободе воли мой более зрелый собеседник легко перетащит на ведущие в тупик рельсы, а как перевести разговор в колею интересующей меня темы пока не знал. Минут пять ехали молча.

— Если игнорировать комаров, налетят пчёлы…

— Что? — Борис не сразу понял, что именно его я только что процитировал.

— Ты пятнадцать минут назад утверждал, что от многих решений и действий зависит моя дальнейшая судьба, а сейчас оказывается — на судьбу никакие решения и действия повлиять уже не могут. Значит, пчёлы покусают, потому что они должны покусать, и плевать хотели, обращаю я внимание на комаров или нет. Где ты прокололся, в начале разговора или в конце? Или ваши друзья сами в трактовке судьбоносных решений запутались?

Вместо ответа попутчик протянул мне горсть семечек.

— Пощелкай. Отвлекает от суеты, — и выплюнул кожуру в пакет. — Ты же понимаешь, тебя не случайно пригласили. И эти твои вчерашние фокусы с рук сошли не потому, что кто-то ими сильно впечатлился. Просто простили на первый раз. Всё равно все твои дальнейшие ходы прописаны и заранее известны.

— А твои?

— Мои? — Борис под линзами очков изогнул и опять выпрямил брови. — И мои тоже.

— Почему же ты до сих пор жив?

Он не сразу понял, к чему я клоню. Или сделал вид, что не понял.

— Странный вопрос. Значит рано ещё, — и рассмеялся мелким смехом. — Придёт время, лягу на погост и буду помирать по-стариковски. Что, неужели так плохо выгляжу?

— Выглядишь ты замечательно. Для своего возраста, по крайней мере. На погосте-то естественной смерти дожидаться будешь?

— Это как придётся. Хотелось бы естественной.

— И все ходы твои, говоришь, давно прописаны и заранее известны?

— Я же тебе уже ответил. Зачем ещё раз спрашиваешь?

— Затем, что ты уже лет двадцать назад должен был на себя руки наложить, — я на мгновение замер, наблюдая, как бледнеет лицо старика. — Согласно ходам прописанным. Видимо, на каком-то повороте ты судьбу обманул. Или ходы переписал. Или ещё что… Правильно?

Борис достал носовой платок, снял очки и вытер платком лицо.

— О чём ты? Почему двадцать лет назад?

— Ну, или даже двадцать пять лет назад. Когда тебя Мережко нашёл?

— Да мы знакомы с ним от силы три года.

— Неужели? А Влад утверждает, что вы четверть века знакомы. И кто неправду говорит? Ходы у него прописаны… — протянул руку и высыпал неочищенные семечки в мешок для шелухи. — Не грызу подсолнечник, я кедровые орехи люблю. Расскажи лучше, при каких обстоятельствах с Мережко познакомились. В тысяча девятьсот восемьдесят втором году прошлого тысячелетия. Или в восемьдесят третьем?

— Меня в те годы вообще в Москве не было. Я до Горбачёва в Белоруссии жил. Путаешь ты что-то, — попутчик вновь стал спокойным. — А познакомились мы с Владиславом Генриховичем недавно, когда он офис «ДЕЛОРЫ» на Пресне открыл. Какие уж там четверть века…

— И раньше никогда не пересекались?

— Нет, разумеется. Может быть, Мережко не меня имел в виду?

Внимательно вгляделся в лицо мужчины. Правду говорит, нет? Или Влад, действительно, что-то напутал? Или не напутал?

— Как аббревиатура «ДЕЛОРА» расшифровывается?

— Просто очень — дельфийский оракул. Был такой в древности. К нему со всего света народ приезжал судьбу свою узнать. Он и прогнозировал. Настолько успешно, что стал значимой исторической фигурой. Многие цари к нему обращались.

— Прогнозировал, а за одно и программировал.

Борис в ответ промолчал.

— И центр ваш теперь, занимается тем же самым. Якобы прогнозированием, а реально — программированием. И помогают вам в этом добрые ребята из других, более продвинутых миров. Те же, что и реальному оракулу в древности помогали. Так что ты там про ходы прописанные говорил? Кто их прописывает?

— Видимо, оракул, — невесело улыбнулся седовласый собеседник. — Жизнь давно прописана. И не нами. И не нам в этой жизни что-то менять.

— А в Твери группа на какой стадии диалога находится. Они только вступают в контакт или уже давно общаются?

— Там пока только один человек в диалог посвящён. Он группу и собрал. А мы едем с ними со всеми знакомиться.

— Молодой сотрудник? Или, как правильно, соратник?

— Молодой, — и попытался сострить, — приблизительно моего возраста. Белый Юрий Николаевич.

— Белый Юрий Николаевич… — что-то знакомое послышалось мне в этих фамилии, имени, отчестве. — Белый, Белый, а у него настоящая фамилия случайно не Пушкин?

— Что, знаком с ним? Да, Пушкин.

— Экстрасенс?

— Ну, все мы… — Борис снисходительно усмехнулся, — в некотором роде экстрасенсы.

— У-у… — вытянул ноги и поглядел в окно. — Всё возвращается на круги своя… Это какая станция? Завидово? У меня здесь друг детства живёт — Серега Громов. В Красноярске в одном подъезде жили. А дядя Валера, отец его, с моим отцом в шахматы по выходным играл. Я, пожалуй, выйду, — встал и мимо опешившего «в некотором роде экстрасенса» устремился к выходу. — Всем тверским привет!