Прелести
Шрифт:
— А зачем фуражку надел тогда, раз война кончилась?
— Ветер дует, — «Юрский» наслюнил и поднял вверх указательный палец. — Прохладно на дворе.
— Ну, раз война кончилась, спою другую песню, — поставил ля-минор и опять ударил по струнам. — Такого снегопада, такого снегопада, давно не помнят здешние места…
— А инструментик-то расстроенный, — опять подал голос «не Голицын». — И струны дребезжат, точно херня на палке. Никудышная гитарка.
От такой наглости, слово, посреди недопетого куплета, застряло в
— Так ты большой специалист в музыке?
— Большой, не большой, а фальшь слышу. У нас тут был уже один артист. Тоже на расстроенном баяне «бетховенов» изображал. Надоел всем…
— И где он сейчас, этот артист?
— А ни где, — мужик сплюнул папиросу под ноги и тщательно растоптал её каблуком. — В озере утонул, — и добавил в сторону. — Допелся…
Мне этот псевдо-поручик стал вдруг неприятен до крайности. Ну, невыносимо неприятен.
— Слушай, шёл бы ты подальше.
— Это ещё почему?
Последняя его фраза вывела меня из равновесия окончательно. Я отбросил гитару в сторону и схватил мужика за шиворот.
— Потому что, ты меня доста-а… — слово «достал» зависло на губах. Под фуражкой «не Голицына» отчётливо нарисовалась «тауросовая» харя.
— Это ты всех уже давно достал, — пришелец в ответ вцепился обеими руками в моё горло и принялся душить.
— Не получится, гад, — продолжал держать его воротник, вместо того, чтобы попытаться оторвать от горла «клешни». — Мне Данилович секрет открыл. Пока мозг пьян, всякие сволочи, вроде тебя, никаких гадостей не сотворят. Так что, отвали, пока я тебе кепку не помял…
Талолаев сидел на стуле возле перевёрнутого сервировочного столика и, глубокомысленно посматривая на растущие из паласа солёные помидоры, курил сигарету. Дымил не меньше «тауросового поручика». За окном светило солнце.
— Доброе утро, Данилыч, — не вставая, поприветствовал я хозяина квартиры.
— Угу, — неопределённо промычал тот.
— Давно проснулся?
Экстрасенс ответил не сразу. Подумал какое-то время. А затем сам задал встречный вопрос.
— Ты зачем цветок с балкона скинул? В кого метил хоть?
Приподнялся на локтях и, стараясь не наступить в разбросанные по всему полу соленья и окурки, спустил вниз ноги.
— Чего это ты говоришь такое? Мы же вчера трезвые были.
— Да? А за Соломоном кто гонялся с гитарой наперевес? Где он, кстати, сейчас?
— Спит, наверное, в спальне… А что ты на меня так смотришь?
— Он бы уже давно проснулся и орал ходил. Вспоминай, давай, не выпустил ты его в подъезд случайно? Или не случайно. Я уж боюсь про балкон спрашивать. Может быть, ты не только цветочными горшками швырялся.
Возникшую неловкую ситуацию я попытался немного смягчить тем, что принялся собирать
с пола и складывать на столик расплющенные помидоры.— Да сходи же уже в подъезд, посмотри! — не выдержал и минуты моих стараний парапсихолог.
Бросил возню с соленьями и вышел за дверь. Рыжего кота нашёл на самом верхнем этаже. Тот, увидев своего «спасителя», заблажил, точно во время кастрации без наркоза. В руки, разумеется, не давался. Зато Данилович, увидев любимое домашнее животное целым и невредимым, заметно подобрел. И даже сам закончил уборку помещения. В холодильнике, кстати, нашлась практически не начатая бутылка «родимой»…
— Сначала ты вполне адекватный был, — после «лечения» помог восстановить событийный ряд Талолаев. — Мы вместе на остановку сходили, в павильон. Ты пару песен спел. Вполне пристойно. Потом, правда, соседи начали по батарее стучать, но тебя уже было трудно остановить. Про цветы и Соломона сам знаешь. В общем, нормально, творчески посидели.
— Как творческий человек с творческим человеком.
— Ну, вроде того…
— А меня опять гости посещали. Душить пытались.
— И что ты?
— Вспомнил твои рассуждения про пьяные мозги, и следствия подобного опьянения. Только не сильно подействовало. Как душили, так и продолжали душить. Пока не проснулся. И вот ещё что вспомнилось. Раньше, когда я, тоже по-пьяному делу, засыпал, меня какие-то сущности, надо сказать довольно мерзкого вида, из второго тела вытаскивали. Хорошо, проснуться удавалось. Так что, не действует на практике твоя теория.
— Может, у тебя белая горячка? Ты сколько дней пьёшь?
— Да только вчера и с тобой, — взял в руку налитую рюмку. — И сегодня ещё…
Площадь была многолюдной. Мужчины в белых тюрбанах. Женщины в паранджах. Всадники с колчанами за спинами, погонщики верблюдов. Азия…
Покружил над головами, понаблюдал за реакцией народа. Реакция отсутствовала. Либо меня не видели, либо летающие русские в их государстве в порядке вещей.
Для посадки выбрал небольшой свободный пятачок рядом со стеной самого большого здания. Подошёл и погладил одиноко стоящего верблюда. Животное лениво пережёвывало жвачку и также лениво повернуло голову в мою сторону.
— Бяша, — почему я назвал верблюда именно так? Наверное, потому, что моя бабушка этим кличем обычно овец домой заманивала. — Бяша, Бяша…
«Кораблю пустыни» такое имя пришлось по душе. Жевать он начал с гораздо большим вдохновением. Хотел, было, оставить животное в покое, но тут заметил под ногами верблюда валяющийся в пыли медный кувшин. Вроде тех, которые в восточных сказках присутствуют и являются ключом для развития сюжета. Я, в своё время, о такой тюрьме для особо строптивых джинов любопытному Роберту историю сочинил. Опять же, Старик Хаттабыч…