Прелести
Шрифт:
На руке шрам от прошлого пореза. Стараясь не задеть вены, делаю новый надрез и вижу, как в освободившийся проход на волю устремляется алая капля.
У Лолы учащается пульс. У Лолы раздуваются ноздри, но взгляд по-прежнему осмысленный, устремлённый в погоню за близким наслаждением.
Девушка садится сверху и, ощутив внутри себя мою плоть, медленно, ритмично раскачиваясь, приближает трепещущий змеиный язычок к ранке на руке. Капля сползает на пахнущую концом дня простынь, но остальная влага смешивается со слюной и исчезает во рту.
ТОМЛЕНИЕ…
Я делаю ещё один надрез, и Лолита тут же
Закат пытается стать алым, но не успевает этого сделать. Мышь ликует.
ПОГОНЯ…
Движения ещё ускоряются. Ритмичность бега в замкнутом круге. Вокруг рта красный сок выжатой рябины. Ло-ли-та… Девочка загоняет себя в безысходность с упоением скаковой лошади. Вокруг рта белая пена. Загнанных лошадей?..
ИСТОМА…
Я холодными глазами наблюдаю бег и тем самым уподобляюсь крупье, которому важен лишь результат. Игра воображения Лолиты выключила из игры разум. В сближении парадоксов отсутствует логика. Я почти не чувствую Лолиту, она уже не чувствует меня.
ЭКСТАЗ…
Движения набирают максимально возможный темп и, вместе с криком, воем, рёвом, воплем, стоном:
СТОП!..
Я отдёргиваю руку, её зубы почти вонзились в моё тело. Девушка падает мне на грудь, продолжая облизывать губы. Сказка в шутке природы. Новые капли падают на, ставшую такой жаркой, простынь.
ЛО-ЛИ-ТА…
Человек познаёт себя в отступлении от правил установленных предрассудками. Я глажу растрёпанные волосы и размазываю кровь по её лицу. «Пей, моя девочка, пей, моя милая, — это плохое вино…» Старая песня с новым тарифом. Блеф природы…
Я аккуратно приподнимаю Лолу и укладываю рядом. Встаю. Иду в ванную комнату и вновь долго, долго стою под душем. Долго, долго, долго, долго…
ПИ…Ц!!!
Иные слова отсутствуют. Иные слова залиты водой.
Я выхожу. Лолита ещё не встала. Лолита в прежнем положении.
Я одеваюсь. Не торопясь. Медленно. Ранки на руке больше не кровоточат. Они выполнили свою работу. Шрамы, шрамы…
Я подхожу к окну. День ещё не сложил своих полномочий. Мышь ещё не топчет закат. Мы поторопили время. Но время — старушка покладистая, простит. Лолита в прежнем положении.
Я забираюсь под шкуру верхней одежды и гляжу в зеркало на своё отражение:
— Ты кто?
— А ты кто?
Открываю дверь и выхожу, оставив время на растерзание памяти. Аккуратно щёлкаю дверным замком и спускаюсь вниз. Ло-ли-та… До встречи, моя кокетливая гурманка.
По выходу из подъезда я наткнулся на выбирающегося из машины, блаженного в своём вечном «оболдуйстве» и даже, как будто, трезвого Вадика.
— Никак от Лолы?
— Никак от неё, — поздоровался с другом. — А ты никак к ней?
— Ага, — заулыбался Вадим. — Никак. Чего это мы «разникакались»? Ещё раз не хочешь зайти?
— Нет, — я облокотился о дверь его машины и задумчиво покосился на дом. — Выпил бы сейчас с удовольствием.
— Какие проблемы? Пойдём к Лолке и выпьем.
—
К Лолите сейчас идти, пожалуй, не стоит. Поехали куда-нибудь подальше.— Да куда ехать-то? Давай здесь тормознёмся. Я и так через весь город пёрся. Что ты, в самом деле?
— Я тебя лучше с молодой мамой познакомлю. Хочешь? — и легонько подтолкнул друга к машине. — Ты ведь любишь молодых мам?
— Ну ты… — Вадик нехотя пожал плечами. — Ладно, показывай дорогу.
В машине играла музыка. Пел, «разумеется», Андрей Школин. В то время как страна упорно не хотела замечать «сибирское дарование», мои друзья компенсировали этот пробел в музыкальной культуре тем, что «назло врагу» с остервенением прокручивали неизвестную широким массам кассету.
— Потише сделай.
— Так это же ты поёшь.
— Поэтому и сделай потише. Пожалуйста.
— Как хочешь. Могу вообще выключить.
Некоторое время гнали наперегонки с тишиной, пока Вадим не спросил, «как бы невзначай»:
— С Измайловым-то вопрос урегулировал?
— Какой вопрос?
— Чего дураком прикидываешься, как будто не знаешь, о чём я спрашиваю? Зачем он тебя искал? Я думал, что ты уедешь из Москвы после этого…
— После чего, этого?
— После того, как… Вадик резко крутанул баранку, объезжая торопливого пешехода. — Как я под стволом у этих ублюдков из-за тебя торчал. Мало, что ли? Сидишь тут прикидываешься: «Чего, да как»?
— Видел я Измайлова сегодня.
— И что?
— Обещал моим творчеством заняться.
— А зачем его хлопцы тебя так рьяно разыскивали?
— Тебе как ответить — по правде или по совести?
— По существу, — водитель посмотрел хмуро. — Про какое такое творчество ты говоришь?
— Да вот про это, — щёлкнул пальцем по магнитофону. — Песни и пляски.
— А при чём здесь Измайлов?
В ответ я лишь плечами пожал. Не было ответа. Ответ отсутствовал. Зато мой друг опять нашёл вопрос:
— Платить-то он тебе за это творчество обещал?
— Так ведь я ещё не согласился.
— Тогда вообще ничего не понимаю.
Опять некоторое время ехали молча.
— Андрюха, ты хоть со всего этого навариваешь что-нибудь? Я всё пытаюсь понять — чего ты за Измайлова уцепился? — Вадим в очередной раз нарушил правила дорожного движения. — Он ведь птица непростая, на деньги его просто так не разведёшь. Если пристроиться к нему решил, тогда более-менее ясно. Если же, что другое?.. — украинец пошевелил скулами. — Я, после «общения» с его ребятами, вечером к Стёпе заехал и всё рассказал.
— И что, Стёпа?
— А что, Стёпа? Советы кое-какие дал, как вести себя, если что… Только это между нами, конечно… Измайлов ведь чем, к примеру, от Стёпы отличается? Стёпа «крышу» многим коммерсантам обеспечивает. Те, в знак благодарности, как положено, платят. Порядок такой, сам знаешь. Согласен, бандит он. Ну так, тем более, сам Бог велел этим заниматься. Нормальная работа. Не совсем, конечно, нормальная, но у нас страна такая ненормальная, ничего не поделаешь. Вот… Такие, как я, скажем, выполняем свои функции — «общаемся с клиентами». Рискуем? Да. Всё-таки криминал, никуда не денешься. Хлопец измайловский тогда в машине на эту тему прошёлся слегка, мол «мы — шушера уголовная, криминалом занимаемся».