Прелести
Шрифт:
1995 год. Июнь. Аобань — пригород Марселя. Франция.
— Ном, преном?
— Имя, фамилия? — плохо, с акцентом перевёл вопрос капрал поляк.
— Школин Андрей Григорьевич, — я стоял в одних плавках перед офицером-медиком и старался состроить отрешённую от всех земных соблазнов физиономию закалённого в сражениях воина. Видимо, получалось.
Офицер удовлетворённо крякнул в кулак и проверещал дальше на своём птичьем французском языке:
— Курлы-курлы?
—
— С целью приобщения к славной истории легиона, — «честно» признался и уточнил. — С детства мечтал.
Офицер покопался в бумагах и, поправив очки, внимательно и строго посмотрел на будущего легионера:
— Ну и курлы?..
— И какой вид, род войсковой ты бы хотел быть?
— Конечно десантником.
— Пур куа?
— Почему?
— А у нас в России все хотят быть десантниками.
— Курлы-курлы?
— Служил ли ты в русской армии?
— Да, в Советской.
— Комбьян курлы?
— Сколько лет назад?
— Восемь.
Дальнейшие курлыканья опускаются, и приводится сразу перевод капрала поляка.
— В каком род войск?
— В ПВО — войсках противовоздушной обороны.
— Кем?
— Оператором индикатора кругового обзора.
— Вид станции?
— 1РЛ128ДМ1.
— Ещё раз.
Повторил. Поляк медленно перевёл на французский, после чего офицер, со знанием дела, закивал головой: «Как же, знаем, встречали, читали».
— Знаешь ли ты, что иностранный легион есть элитное подразделение французской армии, и служба в нём такой большой честь?
— Теперь знаю.
Затем последовали вопросы по поводу занятий спортом, сексом и гомосексуализмом. Ответил. В конце выяснялось криминальное прошлое волонтёра.
— Имел ли проблемы с полицией?
— Где?
— В России.
— А… В России… Нет, хотя… — немного помялся и «выложил всё начистоту», — когда был маленьким, попал в детскую комнату милиции один раз.
— Из-за чего? — оживился капрал.
— Хулиганил, яйцами в прохожих через форточку кидался. Два часа держали.
— И всё?
— Вроде всё.
— Репо, — махнул рукой офицер.
— Вольно, — перевёл поляк. — Можешь идти.
В принципе, насчёт криминального прошлого волонтёров спрашивали так просто, для проформы. Отвечали все также для проформы. Даже если бы служба безопасности легиона, так называемое «гестапо», попробовало навести более глубокую справку, сколько сил и средств бы на это ушло? Поди, проверь…
Я вышел в коридор и начал одеваться.
— Ну как? — Миша петербуржец ждал своей очереди и потирал пальцами вытатуированный на левом плече парашют. — Что спрашивали, Андрюха? Быстро ты обернулся. Зашёл, вышел…
— Спрашивали, хочу ли я стать французским десантником, — натянул на себя выцветший, зелёный, старый, да ещё в придачу малой спортивный костюм. — Прыгать с парашютом в тыл потенциальному противнику.
—
К русским в тыл?— Ага, к нашим.
— И что ты ответил?
— Я-то? — непослушная молния, наконец, поддалась, и спортивный костюм застегнулся. — Ну, куда я без тебя? Ты ведь хочешь непременно в Дузем РЭП, на Корсику. Романтика… Прыгнул это я, значит, однажды в джунгли и бреду между пальм, весело постреливая из крупнокалиберного пулемёта в сторону предполагаемых сепаратистов. Да ещё весь в краске вымазан для устрашения местного населения. Только я с парашютом никогда не прыгал и, честно говоря, особого желания научиться нет.
— Ерунда, научишься, — Миша проводил взглядом чернокожего парня из Конго, который в свою очередь вошёл в кабинет. — У меня этих прыжков знаешь сколько? Ого-го.
— Ясен хрен, ты ведь всё-таки офицер российской армии. Бывший, правда, — я искоса глянул на своего нового товарища. — Слушай, Миха, а тебя часом совесть не мучает? Ты ведь присягу принимал, обещал Родину защищать до последней капли крови. А теперь вот новую присягу принимать собираешься, да ещё и во вражеской армии. Чего тебе в Совке не служилось? Денег что ли не платили?
— И денег тоже, — задумчиво произнёс бывший российский десантник. — Какие там деньги…Квартиры нормальной и то не было. Жена с ребёнком сейчас у тёщи живут. Если отбор не пройду, не знаю что и делать. Куда податься — кому отдаться? Домой возвращаться с пустыми руками? Здрасте, ваш папа устал бродить, домой вернулся. Пустите переночевать… Так хоть перспектива — через пять лет, когда контракт закончится, во Франции остаться, гражданство получить, семью сюда перевезти. Ну и деньги конечно тоже. А насчёт присяги… Мне уже и имя с фамилией поменяли. Другой человек. А совесть пусть того мучает, кто нашу армию до ручки довёл. Мудаки…
— А если тестирование не пройдёшь, что делать будешь?
Михаил перестал массировать татуировку:
— Думаешь, не пройдём?
— Да я-то хоть как пройду. Даже не волнуюсь, — отвернулся от десантника и прислонился к прохладной стене. — Мне, по большому счёту, их легион не упирался никуда. Если бы выгнали, не расстроился бы особо. Знаю, что не выгонят. С позиции здравого смысла, я даже не волонтёр, то бишь, не доброволец.
— А кто же ты тогда?
— Кто? Дурак, наверное…
— ???
— Да ладно, не обращай внимания… — и просто махнул рукой. — Всё-таки неправильно, когда русский офицер нанимается в армию к потенциальному противнику служить.
— Ну, так…
— Да я понимаю всё прекрасно, тебя, по крайней мере, понимаю, но всё равно… Ладно эти все — китайцы, негры и прочие американцы… Раньше фильм «Самоволка» смотрел, где Ван-Дам из Джибути убегает, смешно было…
— И-и-и-и что, та-ам тоже про легион пока-азывали? — очень заметно заикаясь, произнёс, сидевший всё это время молча, ещё один будущий воин из России. Из Питера, как и Михаил.