Преподаватель симметрии

– Занятно. И за это тебя изгнали?

– И правильно сделали! Не надо было так жаждать лавров… Это я к тому, сынок, чтобы ты никогда не оглядывался и никого не звал за собой. Хороший путешественник – тот, кто не знает, куда он идет, но великий путешественник – тот, кто не знает, откуда вышел.

5-004

– Я мог бы уже и снять с вас обвинение. Ваш Пусио легко согласился с тем, что кокаин принадлежит ему. Ему нечего терять: его так и так повесят. Нам известно, что он подкуривал и угощал других. Этого еще раз достаточно. К тому же гнал самогон…

– За это тоже смертная казнь?

– А как же! Власть-то американская, а там сухой закон.

– Но тогда казните каждого второго, и дело с концом!

– Как вы быстро все схватываете! Прямо на лету. Сразу видать европейское образование. Все пьют и все курят… но казнить, однако, можно. Когда нужно. Знаете, сколько у меня детей и какая зарплата? Кстати, табакерочку пришлось уступить мистеру Энзу, антиквару. Вы бы видели, как он загорелся! Нет, порошок мы сохраняем как вещественное доказательство.

– Да как вы смели! Это фамильная вещь! Это память о моей бабушке!

– Господи, какой вы непонятливый… Зачем же вы опять в петлю лезете… Какой еще бабушки? Она у нас никак не проходит. Табакерка принадлежит Пусио. Никогда бы не поверил, что в Великобритании бабушки преподносят внукам кокаин в подарок…

И Бибо покраснел.

5-005

Так и не понял Бибо, за что в конечном счете перевели его таки в соседнюю камеру «повышенных условий содержания»: за то, что с него сняли два обвинения или за табакерку? или за то, что он так и так научился туда проникать? – или за что Порфириди вернул ему дневник отца как не содержащий в себе дополнительных улик…

Предательства он за собой не признавал.

– В любом случае, – заключил Порфириди, – статья за побег с вас еще не снята.

И погрузил в освободившуюся яму смертников Пусио.

Неужели для того, чтобы они могли согласовать показания?

5-006

«Не исключено, – читал он в дневнике, – что зеркало было изобретено позже алфавита. Иначе почему бы такое неожиданное совпадение числа букв с количеством зубов? Такое могло возникнуть на ощупь: при пересчитывании пальцем на подушечке ощущается буква. В таком случае и азбука слепых как принцип может оказаться изначальней графики. Характерно, что наиболее атавистические, восьмые (так называемые зубы мудрости), создают то же самое колебание численности (от двадцати восьми до тридцати двух) зубов, как и между наиболее развитыми и более архаическими алфавитами. Настоящую лемму я не берусь доказать, но завещаю потомству.

Из прочих математических законов, открытых мною, наипервейшим является следующий: “Деление на единицу есть реальность”.

Понимание этой безупречной формулы есть своего рода тест. Когда я сообщил ее своему соученику по Итону, ставшему за прошедший срок профессором высшей математики в Оксфорде, он ответил: “Я давно не занимаюсь арифметикой”. Каков болван!

Второй мой великий закон являет собой апокалиптическую формулу: “Конец света наступит тогда, когда количество всех живших сравняется с количеством всех живущих”. Здесь у меня были предшественники еще в Античности (например, Анахарсис-скиф, VI в. до н. э.), и один, более смышленый, математик из Чикагского университета заинтересовался и обещал мне просчитать число всех живших. Это не так уж сложно.

И наконец, мой третий закон: “Каждое следующее поколение (двадцать пять лет) мир меняется настолько же, насколько он изменился за всю предшествующую историю человечества (по крайней мере в нашем, двадцатом, веке это так)”.

Этот закон доказать математически наиболее сложно, потому что затруднительно обосновать критерии и параметры того, что я называю “изменением”. Трудно исчислить эквиваленты. Мальтус с его прогрессиями и Мендель с его горохом – вот кто всю жизнь не давали мне покоя! Не знаю даже, подтверждают ли мои законы их или опровергают. Посвящаю закон моему сыну».

И Бибо не знал, смеяться ему или плакать.

Он любил отца.

5-007

Бибо распахнул дверцу в соседнюю яму, и они обнялись.

Со вчерашнего дня у него оставалось, и у Пусио с собой было. Выпив, они обсудили, чья вина.

– Ты зачем же, старый дурак, табакерку себе присвоил?

– Так ее же нашли в вещах Бьянки!

– Ну и что? Она же моя!

– Так Бьянка сказала, что это ее.

– Зачем?

– Чтобы отвести обвинение от тебя.

– Вот дура!

– А Мадонна сказала, что дочь на себя наговаривает, чтобы выгородить ее, свою мать, старую наркоманку… Вот я и решил, что лучше – меня одного. Мне оно как-то и привычней.

– То есть?

– Я как-никак профессионал, – рассмеялся Пусио.

5-008

Впервые Бибо отцу не поверил: это был не отец, и не призрак, и не бес в его обличье – просто невнятный сон.

Он появился в их фамильном замке, чтобы переодеться. И было понятно, что умер он давно, лет десять назад. Выглядел молодо и бодро – на тот возраст. Щеголял перед сыном голый, поигрывал потяжелевшим торсом: «Как, сохранил еще гибкость?» Два малыша, тоже голеньких, крутились у него под ногами. Одного он как-то небрежно оттащил за ножку, так что тот даже стукнулся головкой о паркет. Бибо сделал замечание, что нельзя так: «Это же твои дети!»

– Нет, это твои дети, – отвечал отец. – От Бруны и от Бьянки.

Бибо тискал своих голеньких деток – один был на редкость смышленый. Не понять было их возраста: какие-то взрослые младенцы… «У нас в роду, – сказал смышленый, – был один писатель, он замечательные стихи писал: “Да-да-да, мой сынок – нет-нет-нет, моя мать…”» – «А дальше?» – «Дальше – всё».

О господи! Значит, нас всех казнят!

– Так, значит, это ты бабкину табакерку слямзил? – спросил отец.

И был он уже нормально одет, в свое рубище. Нормально присел на краешек топчана с фляжкою в руке.

– Как ты узнал?

– Она мне тоже очень нравилась. Я ее и сам хотел украсть. У тебя мой вкус.

– Теперь за нее нас всех казнят!

– Ну, не всех, – сказал отец. – Кого-нибудь одного. Ты уже знаешь, что Бьянка беременна?

– Господи! – взмолился Бибо. – Что же я, опять убийца?!

– Почему уж и убийца…

– Я же не только табакерку – я и камею украл!

– Бруна не от нее умерла. Ее сепсис произошел от криминального аборта.

5-009

И уже ни кофе, ни полотенца, ни даже традиционной следовательской сигареты…

– Так на чем же будем ставить точку, обвиняемый?

– Ставьте, где хотите. Мне все равно.

– Вы все запутались. Судя по тому, как слаженно вы покрываете друг друга, назрело еще обвинение в организованной преступности. Не говоря о сокрытии улик и даче ложных показаний… Вы – банда.

– В этом смысле любая семья – банда.

– Семья – это ячейка общества, но если она встала на преступный путь – она же ячейка мафии.