Прерия

Ночь была темная; небо было покрыто грозовыми облаками, которые в этом климате, предвещают ураган. Вид неба и тайное беспокойство, ощущаемое Миддльтоном, заставили его прибавить шагу, и он поспешно побежал к хижине Инезильи. Раз двадцать он останавливался: ему чудилась легкая фигура Инесы, направлявшейся к дому отца. Убедившись в своей ошибке, он снова бежал дальше. Наконец, он добежал до хижины, постучался в дверь, открыл ее, увидел старую кормилицу и не нашел той, которую искал. Инеса уже ушла; вероятно, она прошла мимо него во тьме, и они не заметили друг друга. Он немедленно вернулся к дону Августину. Там его ожидал ужасный удар: Инеса не приходила домой. С сильно бьющимся сердцем он побежал, не сказав никому о своем намерении, в беседку, но не нашел ее там, и неясные, тяжелые сомнения и предположения охватили его душу.

В продолжение нескольких часов он окружал свои поиски таинственностью и различными предосторожностями. Но когда наступил день и Инеса не вернулась, всякая осторожность была отброшена; пришлось объявить о ее непонятном отсутствии. Новые поиски, на этот раз произведенные открыто, не дали никаких результатов. Никто не видел ее, никто ничего не слышал о ней с тех пор, как она ушла из хижины кормилицы.

Дни проходили за днями и, несмотря на продолжавшиеся поиски, известий не было. Наконец, всякая надежда была потеряна, и родные Инесы и ее друзья стали считать ее погибшей навеки.

Такое необыкновенное событие не могло скоро забыться. Оно породило много шуму, предположений и даже лжи. Среди переселенцев этой местности, у которых после их многочисленных занятий хватало времени настолько, чтобы интересоваться чужими делами, господствовало мнение, что исчезнувшая супруга добровольно лишила себя жизни.

Миддльтон был слишком подавлен, как влюбленный, как муж, бременем этого ужасного, неожиданного удара. Нет нужды распространяться о всех нравственных страданиях, о различных предположениях, надеждах, за которыми следовало отчаяние, обо всем, что он перенес в первые недели после несчастного события. Он стал уже отчаиваться увидеть когда-либо свою Инесу, как вдруг его надежды снова пробудились и очень странным образом.

После вечернего парада молодой офицер печально и медленно возвращался в свое жилище, находившееся на некотором расстоянии от лагеря, хотя и в черте его. Его рассеянный взгляд остановился на человеке, который, по военным законам, не должен был находиться в эти часы близ лагеря. Незнакомец был плохо одет, и все в нем говорило о склонности к пьянству и разврату. Горе смягчило военную гордость Миддльтона. Проходя мимо несчастного, он заметил кротким, добрым тоном:

— Вам придется ночевать на гауптвахте, друг мой, если патруль застанет вас здесь. Возьмите этот доллар и поищите где-нибудь пристанище и чего-нибудь, что можно пожевать.

— Я проглатываю пищу, не жуя, капитан, — ответил бродяга, схватывая поданные ему деньги с жадностью испорченного, готового на все человека. — Дайте еще девятнадцать таких монет, и я продам вам одну тайну.

— Уходите, — сказал Миддльтон, принимая строгий вид, — уходите, не то я позову часового и велю арестовать вас.

— Ну, что ж, и уйду, — ответил незнакомец, — но если я уйду, капитан, то вы можете остаться вдовцом до тех пор, пока не пробьет час вашей разлуки с жизнью.

— Что вы хотите сказать? — крикнул Миддльтон, поспешно оборачиваясь к оборванцу, который уже собрался уходить.

— Хочу сказать, что я куплю испанской водки на весь этот доллар, а потом вернусь и скажу вам тайну, за которую вы заплатите мне столько, что можно будет купить целую бочку водки.

— Если у вас есть что сказать, говорите сейчас! — крикнул Миддльтон, с трудом сдерживая нетерпение.

— У меня глотка пересохла, капитан, а я могу выражаться изящно только тогда, когда она промочена. Что вы мне дадите за то, что я могу сказать вам? Предложите что-нибудь хорошенькое… такое, что мог бы один джентльмен предложить другому.

— Я думаю, что справедливее всего было бы отправить вас на гауптвахту, негодяй. Чего касается ваша великая тайна?

— Брака, жены только по имени, хорошенького лица, богатого приданого. Достаточно ли ясно сказано, капитан?

— Если вы знаете что-нибудь о моей жене, объясните немедленно и не беспокойтесь о вознаграждении.

— Мне не раз на моем веку приходилось заключать сделки, капитан. Иногда мне платили чистыми денежками, иногда прекрасными обещаниями. Ну, а эта последняя монета — кушанье не сытное.

— Сколько вы хотите с меня?

— Двадцать… нет, черт возьми! Моя тайна стоит тридцати долларов или ничего.

— Ну, вот вам тридцать долларов.

Незнакомец тщательно оглядел банковые билеты, убедился, по-видимому, в их годности и положил в карман.

— Люблю я эти билеты Северных Штатов — проговорил он с величайшим хладнокровием, — у них со мной одинаковое свойство падать в цене. Не бойтесь, капитан, я честный человек, и не скажу ни слова, которого я не знаю наверно.

— Говорите же, не задерживайте, а то я могу пожалеть, что дал вам деньги и билеты, и прикажу отобрать все.

— Честь прежде всего, капитан, если бы даже пришлось поплатиться жизнью, — сказал бродяга, при этой фразе подымая руку в притворном ужасе. — Ну, так видите, должен сказать вам, что вы знали что не все порядочные люди живут одинаковым ремеслом: одни живут тем, что имеют, другие берут, что найдут.

— Иначе говоря, вы были вором.

— Я презираю это название. Я был охотником на людей. Вы знаете, что это значит? Это можно понимать различно. Есть люди, которые очень жалеют негров, потому что их заставляют работать на плантациях, под палящим солнцем среди всяких неудобств. Так вот, капитан, в свое время я был человеком, которые доставлял им, по крайней мере, удовольствие разнообразия, меняя для них место действия. Вы понимаете меня.

— Говоря на хорошем английском языке, вы вор и торговец человеческим мясом?

— Был им, достойный капитан, был, потому что теперь я несколько изменил занятие, как купец, который покидает оптовую торговлю, чтобы заняться мелочной. В свое время я был тоже солдатом. В чем главный секрет нашего ремесла? Можете вы сказать мне?

— Не знаю, — ответил Миддльтон, которому начало надоедать это предисловие. — В мужестве?

— Нет, в ногах, потому что ноги нужны и для битвы, и для бегства. Поэтому, вы сами видите, что мои два ремесла хорошо согласовались между собой. Но теперь мои ноги не так хороши, как прежде, а без ног ремесло охотника за людьми ничего не стоит. Но на свете есть еще люди, у которых ноги получше моих.

— Ее похитили! — в ужасе вскрикнул Миддльтон.

— Во время ее прогулки — и это так же верно, как то, что я стою перед вами.

— Несчастный! Какое вы имеете основание думать это?

— Прочь руки! Прочь руки! Вы думаете, что, сжимая мне горло, заставите быстрее двигаться мой язык? Имейте терпение и узнаете все, но если еще раз обойдетесь со мной так бесцеремонно, я принужден буду обратиться к представителям закона.

— Продолжайте. Но если вы скажете мне что-нибудь, кроме правды, или не скажете всей правды — бойтесь моего мщения; оно не заставит ждать себя.