Пресс-хата для Жигана
Шрифт:
Отца Иннокентия Ротова осудили за вооруженное нападение на инкассаторов. Старший Ротов уложил всю бригаду, снимавшую дневную выручку с магазинов соседнего района. Год папаша Иннокентия был в бегах, а когда добыча стала жечь карман, подался шиковать на юг. Там его после случайной драки в ресторане и взяли.
Суд приговорил Ротова-старшего к высшей мере наказания.
Мамаша определила сына в интернат и сменила местожительство Летом она забирала Иннокентия к себе. Каникулы были для Иннокентия кромешным адом. Пила мать по-черному. Напившись, превращалась в сущую мегеру. Постоянные скандалы и драки вынуждали
Однажды, заподозрив, что сын спрятал недопитую бутылку, мать ударила Иннокентия по лицу подвернувшимся под руку топориком для разделки мяса. Удар получился не сильный и прошел по касательной, но лезвие раскроило мальчишке верхнюю губу.
С залитым кровью лицом, Ротов, стоя на пороге дома, пригрозил:
— Ночью, тварь, задушу тебя подушкой.
Но подушек к этому времени в квартире хронической алкоголички уже не было. Мать пропила все, что представляло хоть какую-то ценность.
Иннокентия задержал на грузовой станции наряд вневедомственной охраны. Пацан прятался в порожнем товарном вагоне, на котором значилась станция приписки Новороссийск.
— Никак, шкет, к морю собрался? — полюбопытствовал охранник, посветив в лицо мальчишке фонариком; увидев кровоточащую рану, он присвистнул. — Крепко же тебе досталось! Но не горюй, салажонок. За одного битого двоих небитых дают.
В инспекции по делам несовершеннолетних быстро разобрались, что к чему. Усталая женщина с погонами лейтенанта оформила бумаги на лишение родительских прав и передала их в суд.
На суде спившаяся до галюников мать сидела с блуждающим взглядом и бормотала под нос одну и ту же фразу:
— Сокол от совы не рождается… В батьку Кешка уродился.
Воспитатели побаивались Ротова. Его шутки отличались жестокостью, а характер — злопамятностью. Ротов никому ничего не прощал. При этом изобретал нестандартные ходы. Ротов не только причинял физическую боль противнику, но еще старался и унизить его.
Так он расправился с молодой воспитательницей, с первого взгляда невзлюбившей мальчишку.
Девица пыталась перековать Ротова по всем правилам педагогической науки. Читала Иннокентию длинные морали, таскала в кабинет директора. Требовала беспрекословного подчинения и уважительного отношения. Жесткие меры чередовала с поощрениями за успехи в учебе, уверенная в правильности выбранной методики кнута и пряника.
Наивная… Она не замечала злобного огонька, полыхавшего в серых глазах Иннокентия Ротова.
Он умел ждать. Звериное чутье подсказало пацану, когда следует нанести удар.
Как-то летом по детскому дому пронесся слух, что «воспиталка» собралась выходить замуж. Избранником ее был разведенный завхоз этого же учреждения. Директор разрешил отметить свадьбу в столовой детского дома. Такие события для воспитанников были своего рода праздником, разнообразившим череду серых будней.
Детишки, особенно девчонки, с интересом обсуждали, в чем будет невеста, какую прическу сотворит парикмахер из жиденьких волос «всспиталки», какие блюда окажутся на праздничном столе…
Ротов готовился к свадьбе по-своему.
Из спортзала он утащил теннисный мяч, из мусорного ведра медпункта — использованный одноразовый шприц с иглой и все это спрятал под кровать. Туда же отправился баллон с красной краской.
Когда свадебный кортеж подъехал к детдомовской столовке, никто не заметил пацана, прошмыгнувшего в здание соседнего корпуса. Перепрыгивая через ступени, Ротов добрался
до двери на чердак. Аккуратно вынул шурупы, выдернул скобы, на которых болтался бесполезный замок, и нырнул в темноту.Там, на чердаке, усыпанном голубиным пометом, Иннокентий заранее оборудовал огневую точку. У оконца поставил ящик, а на него рогатку и проколотый шилом в нескольких местах теннисный мяч. Набрав шприцом краску из баллончика, Ротов закачал ее в мяч, зарядил мячом рогатку и приник к окну.
Невеста в белом платье вышла из машины и в сопровождении жениха направилась к столовой, где у входа толпились гости.
Ротов натянул резинку, прицелился и послал мяч прямиком к ногам невесты.
Никто не понял, почему белое платье невесты вдруг оказалось заляпанным красной краской. А мяч прыгал и прыгал, обдавая гостей и молодоженов алыми брызгами. Невеста закричала и грохнулась в обморок. Суженый даже не успел ее подхватить. Она рухнула к его ногам, похожая на подбитую птицу с помятым оперением.
Скандал получился грандиозный.
Ротова быстро вычислили через малолетних осведомителей. Доносительство процветало в детском доме. Вызвав Ротова на ковер, директор запер дверь. Когда в руках у него оказалась увесистая указка, Ротов тихо сказал:
— Если ударите, сожгу всю эту богадельню к чертовой матери. Ночью сожгу, вместе с воспиталками и стукачами-уродами.
Руки у директора опустились. Парень не шутил. Он стоял напротив директора, готовый вцепиться при первом неосторожном движении ему в глотку. Старый педагог, изучавший психологию не по книжкам, а на практике, положил указку на стол.
Снимая очки с толстыми стеклами, сказал:
— Твои проказы тебя до колонии доведут.
— Не доведут, — ухмыльнулся Ротов.
— Откуда такая уверенность? — устало спросил директор.
— В тюрягу слабаки и дураки залетают. А я не такой.
Директор внимательно посмотрел на взъерошенного воспитанника.
— Да. На своих сверстников ты не похож. Из молодых, да ранних будешь…
…Сергей Пономаренко тоже испытал на себе всю прелесть жизни в семье хронических алкоголиков. Правда, биография его родителей была не такой впечатляющей, как у приятеля.
Отец, скромный бухгалтер текстильного комбината, попался на приписках. Начальство получало премии и награды за невыпущенную продукцию. Кое-что, разумеется, перепадало и бухгалтеру.
Когда на комбинат нагрянула проверка, из отца Сергея сделали стрелочника. Он взял всю вину на себя, поверив начальству, пообещавшему замять дело.
Суд отмерил Пономаренко-старшему по полной.
С зоны он вернулся совершенно больным, с выбитыми зубами. По ночам громко стонал и кричал. С горя запил. Сын не знал, что произошло с отцом в лагере. Лишь смутно догадывался.
Тихого и робкого бухгалтера, угодившего в отряд самых отвязанных беспредельщиков, изнасиловали после проигрыша в карты. Его вовлекли в игру, где ставки были слишком велики. Блатные считали, что у проворовавшегося бухгалтера на воле припрятана солидная заначка и что не грех немного пощипать пушистый хвост мужичонки.
Пономаренко-старший не сумел отдать долг.
В бане, когда отряд пришел на помывку, четверо синих от татуировок зэков связали бухгалтера грязным бельем по рукам и ногам. Там, на скользких от мыла полках, все и произошло. А потом опущенным бухгалтером пользовались все, кому не лень. Он был обязан удовлетворять самые извращенные фантазии зэков. Для безопасности и удобства Пономаренко-старшего и лишили передних зубов.