Пресс-хата для Жигана

— Не успеешь, боевики башку оторвут, — проглотив свою порцию пойла, заметил каптерщик.

— Не дрейфь, Пономарь. Мы ведь тоже не пальцем деланные. Воевать умеем. Было бы желание. Поменьше бы командиров из Москвы по картам членом водили, и все было бы чики-чики. Мы бы сами с черножопыми справились, — с непонятной злостью матерился сквозь зубы старший сержант.

Спирт делал свое дело. Когда в каптерку заглянул лопоухий солдат-первогодка, оба морпеха уже изрядно накачались. Сверля солдатика пьяным взглядом, Мармелад приказал:

— Зайди.

Конопатый паренек, призванный из Вологодской области, говорил с забавным окающим акцентом. Встав по стойке смирно, отрапортовал:

— Товарищ старший сержант. Вы приказывали из кухни картошки принести.

— Ну, и где картофан? — мрачно спросил старший сержант.

— Так наряд уже отбился. Спит в казарме наряд, — бледнея, объяснил солдатик.

На лице у него отчетливо обозначились веснушки. Каптерщик поднялся и несильно толкнул солдата.

— А чем нам закусывать прикажешь? Портянками, «душок» долбаный? Или из ремней отбивные делать? Вы что, сынки, вконец оборзели? Мы, может, последние дни наслаждаемся мирной жизнью. А вы, сынки, борзеете по-черному.

Покачнувшийся солдатик робко проблеял:

— Никак нет. Я щас подыму наряд. В момент картошечки сварганим. Вы подождите малёк. Я мигом. Я бегом…

Рядовой не спускал испуганных глаз с качающегося на стуле старшего сержанта. Тот с неожиданной благосклонностью махнул рукой:

— Вали, родной. Укладывайся в люлю и никого не поднимай. Завтра все козлы, бывшие в наряде по кухне, получат в грудак. «Дедов» уважать надо, а не кидать, как лохов.

Не веря своему счастью, солдатик выскочил за дверь. До завтра еще далеко. А сегодня можно спокойно выспаться.

Каптерщику такая снисходительность не понравилась. Он увеличил дозу, расплескав часть спирта мимо кружек, нарезал сало и с осуждением сказал:

— Нельзя салабонов распускать. Зачем бойца отпустил?

— А что? — прикладываясь к кружке, спросил старший сержант.

— В пятак надо было вмазать. И наряд на правилку построить. Полегли они спать… — завелся каптерщик. — А нам часто массу давить удавалось?..

— Не часто, — вспоминая первый год службы, помрачнел Мармелад.

Каптерщик, растягивая на груди тельник, развил тему:

— То-то и оно! Гоняли нас и в хвост, и в гриву. Дня от ночи не отличали, зато людьми стали. Нюхнули службы как положено и не загнулись. Жалость в армии самая худшая зараза. Никого жалеть нельзя. Иначе бардак в армии будет. Согласен, Мармелад?

Тяжелый запах спирта, смешанный с запахом пота и табачным дымом, повис в комнате. Раскрасневшийся каптерщик все подливал и подливал.

— Чего молчишь, товарищ старший сержант? Не врубаешься в мыслю?

— Насчет чего?

— Насчет бардака в армии.

Мармелад усмехнулся, показав ряд белоснежных зубов:

— Дурак ты, Пономарь.

— Это почему?

— Мы завтра с этими пацанами воевать отправимся. Сегодня ты его дрючишь, а завтра он весь автоматный рожок тебе в спину засадит. Или гранату под ноги метнет, и поминай как звали.

Каптерщик отрыгнул и, подняв осоловевшие глаза, сказал:

— Вот поэтому я и не хочу отправляться на войну. Там все равны. Пуля не разбирает, кто ты — офицер или солдат. Всех без разбора валит.

Разглядывая лежавшие на столе скудные остатки пищи, старший сержант неожиданно предложил:

— Слушай, хорош пургу гнать! Не сегодня-завтра отправка. Погрузят в эшелон и на войну. Давай вместо этих гнилых базаров рванем в самоволку. На прощанье гульнем как положено. Может, мокротелок каких-нибудь снимем. Перепихнемся. А то ведь на войне яйца оторвать может.

Приятель громко расхохотался:

— Ну ты мастер загибать. А идея ништяк! Надо проветриться.

В самоволки приятели время от времени ходили, хотя замкомвзводу делать это было непросто. Положение обязывало все время находиться в части. Но сегодня, одурманенные спиртом и расслабленные неопределенностью, морпехи решили гульнуть.

Закрыв каптерку, они вышли в коридор. Уронив голову на тумбочку, дремал дневальный. Проходя мимо, старший сержант ткнул его в грудь.

— Не спи, боец, замерзнешь…

Выйдя на улицу, они обогнули плац. В отдалении светились окна караульного помещения. Взяв курс в противоположную сторону, самовольщики двинулись к складу горюче-смазочных материалов. Там в обветшавшем заборе была прореха, за которой вилась тропинка — прямиком к городским кварталам.

Город подступал к части громадинами многоэтажек и призывно манил огнями.

— А я бы хоть сейчас на гражданку, — мечтательно произнес Пономарь.

— Кому мы там нужны? Щенки детдомовские, — с неожиданной злостью бросил старший сержант.

Чуть поотставший каптерщик сказал:

— Ты не прав. Крутиться надо. Деньгу заколачивать. Будут бабки, и все проблемы — побоку. Бабки — это сила. Пока мы в казарме чалимся, конкретные пацаны капусту рубят. Кто на «меринах» гоняет. Кто дома строит или на Канарах отдыхает. А ты, блин, к чеченам в горы собрался.

Дождавшись товарища, Мармелад ухмыльнулся.

— На войне тоже заработать можно.

— Из чеченских берлог барахло вытаскивать? Фигня все это. Сколько на горбу утащишь… Мелочовку. Это в древние времена победителям покоренные города на разграбление отдавали. Сейчас все по закону, — сплюнув под ноги, Пономарь выругался. — Одни на войне жируют, а других заставляют башку под пули подставлять.

Возле склада горюче-смазочных материалов приятелей остановил часовой:

— Стой! Кто идет?

Бывший в авангарде Мармелад подошел поближе к калитке в проволочном ограждении.

Часовой предупредил:

— Стой! Стрелять буду…

На что Мармелад разразился гневной тирадой:

— Я тебе стрельну! Я тебе так стрельну, мудила, что вместе с этой хреновой соляркой до луны лететь будешь. Своих, дебил, не узнаешь?

Подбежавший часовой узнал старшего сержанта, наводившего ужас не только на разведбат, но и на молодых бойцов из других подразделений. Он быстро поднял крючок и отворил калитку, пропуская морпехов на пост.

— Виноват, товарищ старший сержант. Не узнал в потемках, — поправляя ремень автомата, пробормотал боец.