Пресс-хата
Шрифт:
Теперь Василий Клюйков. Вояка конкретно отбил щенку яйца. Клюка чуть не скопытился от болевого шока. Чудом выжил, но лучше бы сразу подох! В больничке постоянного места для Василия не нашлось. Клюйкову прописали амбулаторное лечение, которое ему, впрочем, не понадобилось. 20 декабря после отбоя обитатели камеры номер 43 (куда по расформировании вашей козлятни перевели Клюйкова) схватили Ваську в охапку, сунули головой в парашу и держали так до тех пор, пока он дерьмом не захлебнулся. Диагноз, гы-гы, «двухстороннее воспаление легких»!.. Спустя сутки наступила очередь Николая Суидзе, помещенного в камеру номер 25. Шашлыку забили кляпом рот, связали руки-ноги, спустили с Кольки штаны и посадили на швабру словно на кол. По слухам, мучился он долго. Стукачи доносили – часа три-четыре. По документам, причина смерти – «заворот кишок».
Но самое интересное произошло с Шамилем Удуговым. Он сумел прожить на четыре месяца дольше приятелей, зато кончил, пожалуй, хуже всех. В результате тяжелой черепно-мозговой травмы Шамиль рехнулся, возомнил себя основателем ислама пророком Мухаммедом и угодил в специальный дурдом для осужденных (ты знаешь, о чем идет речь). Джигита определили в корпус для буйнопомешанных. По иронии судьбы он попал в ту самую камеру-палату, где содержался опущенный вами Векшин.
Михаил кулем вывалился из кресла, на четвереньках уполз в дальний угол и скорчился там, истерично повизгивая. Поведанная Афанасьевым «занимательнейшая история» произвела шокирующее воздействие на измученный бессонной ночью мозг Задворенко. Комнату заполнили кошмарные призраки. Под потолком закружился лишенный штанов, нанизанный на швабру Суидзе с безумно выпученными глазами. Возле окна встал Крылов с сизой, искаженной в страшной гримасе рожей. Под мышкой он зажимал объемистую бутыль, а на вытянутых руках держал большой ватманский лист бумаги с багровыми аршинными буквами: «Больному прописана серная кислота. Ежесуточная доза – один литр». У письменного стола по-хозяйски расположился облепленный экскрементами Клюйков. Бесцеремонно смахнув на пол деловые бумаги пресс-секретаря «известного предпринимателя», Василий водрузил на полированную поверхность ржавую железную парашу и начал деловито извлекать оттуда кровоточащие части тела Шамиля Удугова. Голова чеченца вылетела из параши самостоятельно, зависла в воздухе напротив Клюйкова и принялась гортанно командовать: «Шэвэлысь, малчышка! Ыначэ зашэбу! Вах!!!»
Внезапно в коридоре послышались торопливые, спотыкающиеся шаги и сдавленные приглушенные голоса. Затем в дверь робко постучали. Галлюцинации мгновенно исчезли. Задворенко тяжело поднялся на ноги, утер рукавом залитый потом лоб, подошел к двери, плохо слушающимися пальцами с грехом пополам отпер замок, выглянул наружу и... оцепенел, разинув рот. У порога, стыдливо потупив глаза, сгрудились Флярковский, Сосков, Сиволапов, Шершнев. Все до одного – жалкие, униженные, подавленные... В измятой, перепачканной кровью одежде, с чудовищно распухшими от жестоких побоев синевато-лиловыми физиономиями.
– Ч-что?! Чт-т-то с-с-стряслось?! – заикаясь, пробормотал пораженный Задворенко.
– Д-дерюгин! – плаксиво пожаловался «горилла» Эдик. – Р-ру-ку м-мне покалечил, с-сволочь!!!
6
Владелец средних размеров частного предприятия по переработке молока, кандидат в депутаты Государственной думы третьего созыва Константин Иванович Дерюгин действительно являлся истинно верующим православным христианином. Он регулярно посещал храм, жертвовал значительные суммы на восстановление порушенных большевиками церквей, на строительство новых, на помощь обездоленным: одиноким пенсионерам, детям-сиротам, инвалидам... Однако вопреки убеждению господина Крымова Дерюгин отнюдь не был слабаком. Совсем напротив [59] ! Если бы Семен Афанасьевич удосужился предъявить Задворенко фотографию «монаха хренова», то Михаила неминуемо хватила бы кондрашка. Прошедшие тринадцать лет мало изменили внешность офицера-«афганца» по прозвищу Вояка, в декабре 1986 года беспощадно разгромившего пресс-хату «крытой» тюрьмы города «...». Тогда разъяренный «кум» отправил Константина по-новому в карцер и велел надзирателям «измордовать» непокорного, но те дружно саботировали приказ начальника оперативно-следственной части. Одни, как, например, Геннадий Яковлев, из принципиальных соображений, другие – следуя элементарному инстинкту самосохранения, поскольку весть о страшной участи, постигшей пятерых здоровенных, откормленных козлов, в считанные минуты разлетелась по тюрьме... В 1989 году Дерюгин вышел на свободу по уже упоминавшейся ранее амнистии для воинов-интернационалистов, устроился на работу в промышленный кооператив, женился, завел детей. Трудился он не покладая рук и постепенно, с годами сумел открыть собственное дело. Константин Иванович относился к той относительно небольшой прослойке современных российских предпринимателей, которые не мошенничали, не грабили страну, а созидали. Продукция дерюгинского завода благодаря высокому качеству и умеренным ценам неизменно пользовалась устойчивым спросом у потребителей. Кроме того, бывший капитан спецназа ВДВ всегда оставался настоящимпатриотом России: не торговал принципами, не поддавался ни на посулы, ни на угрозы... В общем, не вилял хвостом, в отличие от некоторых широко известных политических деятелей. Выставляя за дверь посланца Крымова, он прекрасно понимал, чтопоследует дальше: сперва оголтелая травля в средствах массовой информации, затем (если не подействует) непосредственный «физический» наезд (из достоверных источников Дерюгин знал, к какимгрязным методам не брезгует зачастую прибегать олигарх). Поэтому Константин Иванович заранее отослал жену с детьми от греха подальше. По официальной версии – в ялтинский санаторий, а на самом деле – в Новочеркасск к своему старинному другу и потомственному донскому казаку Владимиру Николаевичу Найденову, с которым вместе воевал в Афганистане. В настоящее время полковник Найденов занимал довольно высокий пост в одной из военных служб и мог обеспечить семье Дерюгина должную безопасность. Сам Константин Иванович оставался на прежнем месте, продолжал вести избирательную кампанию, стоически выдерживал злобные нападки со стороны телевизионно-газетных прессовиков и без тени страха ожидал начала второй стадии «обработки». Хотя он и имел хорошую квартиру в Москве, но жить предпочитал за городом, на свежем воздухе, в добротном двухэтажном кирпичном доме, находящемся в тридцати километрах от столицы.
Однажды в четыре часа пополудни Дерюгин, три дня не выходивший на работу из-за острого бронхита, услышал за окном рев мотора, выглянул во двор, увидел четверых самоуверенных молодчиков, неторопливо выбиравшихся из затормозившего у ворот новенького коричневого джипа с широкой черной полосой вдоль корпуса, мгновенно сообразил: «Ага, начинается!», перекрестился, мысленно прочел православную молитву и спустился вниз, на первый этаж, встречать непрошеных гостей...59
Необходимо отметить, что господин Крымов абсолютно не знает нашей истории. На самом деле все лучшие русские воины и полководцы являлись глубоко верующими православными христианами. Некоторые из них даже причислены к лику святых, как, например, знаменитый Илья Муромец (вполне реальная историческая личность), крестивший Русь и наголову разгромивший хазарский каганат князь Владимир Красное Солнышко, князь Дмитрий Донской, князь Александр Невский... Всемирно признанный военный гений генералиссимус А. В. Суворов ни одного дела не начинал без молитвы, тому же самому учил своих солдат и за всю жизнь не проиграл ни единого сражения. Суворов побеждал везде и всегда, причем с минимальными потерями в личном составе. В частности, в период Итальянского похода Суворова в 1799 году на одного погибшего русского приходилось шестьдесят убитых французов. Выдающийся русский военачальник советской эпохи маршал Г.К. Жуков возил с собой по всем фронтам Казанскую икону Божьей матери (см. журнал «Русский дом», 1999, № 6, с. 10—11). Подобные примеры можно приводить до бесконечности.
Подручные Задворенко ехали за «легкой» добычей в приподнятом пакостно-игривом настроении. Всю дорогу они вдохновенно строили предположения, как именно будут изгаляться над «слабаком-святошей».
– От...им конкретно да заставим голым танцевать на крыше с пением «Аллилуйя»! Гы-гы-гы!!! – басовито ржал на заднем сиденье Эдуард Шершнев.
– Пускай отсосет у каждого по очереди, – скаля острые неровные зубы, предлагал бульдогообразный, склонный к половым извращениям Семен Сиволапов.
– Точно, точно! – с похотливой ухмылочкой на хитрой лисьей морде поддакивал Глеб Сосков. – Только сперва передние зубы ему камешком выбьем, дабы не куснул по случайности.
– Вы, ребятки, забываете о главном! – нежно мурлыкал сидящий за рулем руководитель операции, женоподобный красавчик Валя. – Шеф сформулировал основную часть работы дословно так: «Унизить, растоптать морально»... Еще раз подчеркиваю: рас-топ-тать!Ваши предложения, разумеется, в масть: и от...им, и зубы выбьем, и отсосать заставим, и голым на крыше спляшет. Но... для полноты картины святоша должен собрать в кучу свои иконы, молитвенники и так далее и тому подобное да собственноручно спалить во дворе у помойки. Вот это действительно явится для него страшенной трагедией! Хи-хи-хи-с-с-с!
Прибыв к конечной цели путешествия, прессовщики не спеша вылезли из машины. Валентин Флярковский двумя мощными пинками распахнул незапертые деревянные ворота, во главе кодлы важно прошествовал к дому и властно прижал палец к кнопке электрического звонка. Дверь отворил моложавый широкоплечий мужчина в теплом вязаном свитере, с правильными чертами добродушного приятного лица и спокойными серыми глазами.
– Чем могу помочь, молодые люди? – вежливо осведомился он.
– Разговор есть! – грубо рявкнул громила Эдик.
– Ладно! – улыбнулся краешком губ Константин Иванович. – Проходите в дом. Разговор, чувствую, предстоит серьезный, а у меня, извините, бронхит. Не хотелось бы долго стоять на холоде. Прошу!
Дерюгин посторонился. Подручные Задворенко расхлябанной походкой протопали в просторный светлый холл. Учтивое поведение «клиента» еще более убедило их в легкости предстоящей работы, а посему красавчик Валя вознамерился с ходу взять быка за рога. Он небрежно махнул рукой подручным и, когда те сноровисто, как шакалья стая, окружили Дерюгина, подбоченясь, заявил:
– Слушай сюда, хрен моржовый. Последнее время ты плохо себя вел! Тебя придется хорошенько проучить! Навсегда вышибить дурь из башки! Приготовься к суровому наказанию!
– Простите за любопытство, но как вы собираетесь меня наказывать? – с едва заметной иронией поинтересовался Константин Иванович.
Чувственные губы Флярковского растянулись в презрительной ухмылке.
– Сначала отмудохаем до полусмерти! – сплюнув на чистый паркет, начал перечислять он. – Потом заставим собрать в кучу да сжечь на помойке иконы с молитвенниками, а дальше х-р-р-р-р... – Выхаркнув воздух, Валентин согнулся пополам. Сложенные острием копья, железные пальцы Дерюгина молниеносно вонзились ему в солнечное сплетение. Следующий удар – коленом снизу, – разбив лицо, опрокинул красавчика Валю навзничь. Не успев осознать произошедшего, Семен Сиволапов с Глебом Сосковым рефлекторно кинулись на Константина Ивановича, причем Сосков попытался залепить «слабаку-святоше» маваши-гери [60] в ухо. Бывший офицер спецназа действовал стремительно и безжалостно. Перехватив на лету ногу Соскова, он толкнул ее на Сиволапова, лишив на мгновение обоих противников возможности двигаться, нанес Глебу хлесткий, сокрушительный удар подъемом ноги в пах [61] , воздействуя жестким, профессиональным захватом на голову и руки оторопевшего Семена, развернулся вокруг оси, не разжимая захвата, наклонился, повалил Сиволапова на спину, ударил его затылком об пол, резким нажимом колена сломал ему пару ребер, а основанием кулака без замаха врезал промеж глаз...
60
Каратистский удар ногой сбоку. Наносится носком или подъемом.
61
Так называемый кэн-гери. Наносится от лодыжки снизу вверх в основном за счет разгиба колена.
Попавшие под горячую руку «слабаку-святоше» прессовщики представляли собой исключительно жалкое зрелище. Флярковский, задыхаясь, стонал и давился кровавыми соплями, Сосков, вереща на поросячий манер, извивался полураздавленным червяком, а Сиволапов, уронив на плечо залитую кровью морду, безмолвствовал в глубоком нокауте.
Всего на расправу с ними ушло не более восьми секунд! «Горилла» Шершнев, никогда прежде не видавший ничего подобного, замер мраморным изваянием. – Ты!!! – Серые глаза «святоши», в которых теперь сверкали холодные молнии, устремились прямо на Эдуарда. – Иди сюда!!!