Преступление в Радужном заливе

– А не кажется ли вам, что это слишком жестокое и своевольное решение?
– Доктор невольно повысил тон.
– По какому праву вы так рассуждаете? Ведь выходит, что человечество затормозит развитие всех других форм жизни, умышленно закроет им путь к более высокой организации! Выходит, люди сделают это сознательно и обдуманно?

– А почему бы нет? Что вас так удивляет?

– Так, по-вашему...

– Позвольте. Мы эксплуатируем моря в такой мере, как считаем это выгодным для себя. Не правда ли?

– Да, - нерешительно подтвердил Гольберг.

– Разве мы считаемся с тем, что это наносит ущерб дельфинам?

– Почему именно дельфинам?
– удивился майор.

– Доктор в свое время изучал биологию, он подтвердит, что мозг дельфина в какой-то степени сходен с мозгом человека. Я повторяю, считались ли мы с этим фактом? Разве мы заботимся о том, что своей хищнической деятельностью в океане препятствуем интеллектуальному росту дельфинов, тому, чтобы они создали общество мыслящих, способных к творчеству существ?

Гольберг кусал губы, на его щеках перекатывались желваки.

– А что, если эта ваша теория верна, но в смысле, противоположном тому, какой мы, точнее, вы в нее вкладываете?

– Выражайтесь яснее.

– По вашим словам, в нашей Галактике существует одна-единственная цивилизация и никакой другой поблизости быть не может. Представьте себе на минуту, что мы не та, настоящая, а другая, лишняя цивилизация. Не та, которая будет тормозить развитие других, а та, которую будут тормозить!

– Это исключено, - холодно произнес Ланге.

– Почему? Где доказательства, что я не прав?

Послышалось чье-то деликатное покашливание. В дверях показалась Рея Сантос.

– Простите, что помешала научной дискуссии, но...

– Это не дискуссия, научной она, во всяком случае, не была.
– И Ланге бросился к дверям.

– Я бы попросил!
– вслед ему крикнул доктор сорвавшимся голосом. Махнув рукой, он вытащил платок и отер лоб.

– Вы знаете, о чем я подумал?
– обратился Родин к Рее.
– Мне кажется, это не первая столь горячая дискуссия в Радужном заливе. Не припомните ли вы, спорил когда-нибудь Ланге с кем-либо из членов экипажа? Скажем, со Шмидтом?

– Со Шмидтом нет, тот не любил спорить. Но с Маккентом спорил, и неоднократно.

– Спорил или ссорился?

– Как вам сказать? Маккент, разумеется, не дразнил его умышленно, но любопытство и замечания биолога, видимо, казались Ланге провокационными.

– Я уже вторично слышу о чрезмерном любопытстве Маккента.

– Мне неприятно об этом говорить, - продолжала Рея, - но я не вправе скрывать. Я сушила пленку в фотолаборатории, дверь была полуоткрыта, и я заметила, как в комнату зашел Маккент. Он принялся ворошить медицинские карточки, а одну из них разглядывал особенно внимательно. Это была карточка Шмидта. Видимо, мне сразу надо было войти и дать ему понять... Но я не могла. Мне было стыдно. За него.

– Понимаю. А что, по-вашему, могло его заинтересовать? Делал он какие-нибудь пометки?

– Нет. Положил карточку на место, повернулся и вышел.

– Он действительно рассматривал карточку Шмидта? Вы не ошиблись?

– Это была карточка Шмидта. Они лежат по алфавиту. Шмидта - последняя.

– Когда это случилось?

– В пятницу после обеда. Накануне смерти Шмидта.

– В пятницу... Я бы хотел задать вам еще вопрос. Когда в субботу, незадолго до тревоги, вы поднимались в оранжерею, вам не встретился Маккент?

– Маккент? Нет.

– А по его словам, он был у входа первым. Если вы его не встретили, значит, он должен был прибежать откуда-то из другого места.

– Конечно.

– Вы не заметили, откуда он появился?

– Не помню. Когда я прибежала к базе, он уже был там. Мне как-то не пришло в голову спрашивать, где он был до этого. А в чем дело?

– Так, мы просто проверяем... Смотрите-ка, целый арсенал! Вот это был бы фейерверк!

Глац подошел к столу с двумя гроздьями сигнальных пистолетов в руках.

– Здесь все - двадцать две ракетницы. И у каждой бирка. Где будем их проверять?

– Где-нибудь снаружи.

В присутствии врача, командира экипажа и доктора Гольберга следователь двадцать два раза выстрелил в лунную поверхность. Двадцать два раза вспыхивало едва заметное пламя. Двадцать два раза майор чувствовал отдачу, но не слышал выстрела. Да, на Луне другие акустические условия, другие условия для распространения волн... и совершения преступлений.

В лаборатории следователь двадцать два раза склонялся над микроскопом и наконец отложил в сторону ракетницу. Ту, что была найдена возле трупа Шмидта. Из нее были выстрелены все три ракеты.

– Фальшивка, трюк, обман!
– Глаза Гольберга горели от возбуждения. Неплохо придумано, одно колесико цепляется за другое! Шмидту приписывали самоубийство, и действительно все три выстрела произведены из его ракетницы.

– Из его ракетницы?
– переспросил Родин.

– То есть, - заколебался доктор, - из пистолета, найденного у трупа. Вы правы, это не обязательно должен был быть пистолет Шмидта. Но ничего, не будь тут кое-каких неясностей, я бы, пожалуй, отважился сказать, кто из него трижды выстрелил.

Родин несколько раз подкинул на ладони пистолет.

– Кто же?

– Тот, кто упорно лжет! Почему он не сказал нам, где был в критический момент и откуда прибежал к базе? Видимо, потому, что не может объяснить, где был, ибо камуфляж с самоубийством провалился. То, что он лгал, это ясно. Что он нам говорил? Что надевал скафандр и собирался идти в лабораторию, но в этот момент взвилась ракета и в гермошлеме раздался сигнал тревоги. "Я сразу понял, что случилось, - сказал он, - ракета загорелась над радиотелескопом. А там работал Шмидт..." Затем он якобы прошел шлюзовую камеру и побежал к базе...

Родин снова посмотрел в микроскоп:

– А вы уверены, что кто лжет, тот и убивает? В таком случае человечество давно было бы истреблено. Возможно, у Маккента для этого камуфляжа была другая причина. И, кроме того, как он практически мог это сделать? В 10:53 Нейман заметил его в оранжерее. За шесть минут Маккент не мог добраться до холма. Но даже если бы и смог, то каким образом он через две минуты оказался у базы?

Гольберг взъерошил шевелюру.

– Вот это-то меня и смущает. Тогда зачем же, черт побери, ему понадобилось подслушивать у дверей Шмидта? Зачем он копался в его медицинской карточке? Накануне убийства!