Преступник и преступление на страницах художественной литературы
Шрифт:
Пример выстрела в труп как «разновидность» покушения на негодный объект найдем в упомянутом произведении Майн Рида. Старый охотник Зеб Стамп столкнулся со всадником без головы у обрыва и, еще не зная, что это тело несчастного Генри Пойндекстера, решил узнать, кто это — человек или дьявол. Майн Рид так описывает эту сцену.
Не теряя времени, Зеб вскинул ружье к плечу; его взгляд скользил вдоль ствола; луна светила так ярко, что можно было прицелиться прямо в грудь всадника без головы.
Еще мгновение — и пуля пронзила бы его сердце; но у охотника вдруг мелькнула мысль: «А что, если это будет убийство?»
Зеб опустил ружье и минуту колебался.
— Может, это человек? — пробормотал он. — Хотя что-то не похоже… Вряд ли под этой мексиканской тряпкой хватит места для головы.
Ответа не последовало. Только лошадь фыркнула, услышав голос человека. И все.
— Вот что, незнакомец! С вами разговаривает старый Зеб Стамп из штата Кентукки. Он не из тех, над кем можно шутки шутить. Я хочу, чтобы вы объяснились начистоту. Ну, отвечайте же, или я выстрелю!
Снова никакого ответа! Лошадь только встряхнула головой, по-видимому уже привыкнув к голосу Зеба.
<…>
— Даю тебе еще шесть секунд, и, если ты мне не ответишь, я стреляю! Если ты чучело, то это тебе не повредит. А если дьявол, то тем более. Но ежели ты человек, а прикидываешься мертвецом, то заслуживаешь пули за такую дурь… Я стреляю![35]
Второй вид негодного покушения — это такое покушение, при котором виновный применяет средства, объективно не способные привести к доведению преступления до конца. К такому покушению относится, в частности, попытка произвести выстрел из незаряженного оружия. Весьма показателен в этом отношении эпизод из романа Марио Пьюзо «Сицилиец». Инспектор Фредерико Веларди, глава сицилийской службы безопасности, человек далеко не безгрешный, собрался арестовать и допросить мафиози Стефано Андолини по прозвищу Фра Дьяволо, которого сам инспектор по приказу свыше должен был снабжать оперативной информацией и прикрывать от разных неприятностей. Однако теперь Веларди получил приказ от самого министра задержать всех представителей «повстанческого* отряда сицилийца Тури Гильяно, на которого итальянское правительство объявило охоту. К их числу принадлежал и Фра Дьяволо, обладавший при этом и пропуском за подписью министра, позволяющим беспрепятственно проходить через полицейские посты на дорогах, носить оружие и не подвергаться арестам. Однажды Фра Дьяволо, как обычно, пришел к Веларди, чтобы узнать оперативные планы по розыску Гильяно. Но вместо этого Андолини арестовали и бросили в одиночную камеру в здании службы безопасности.
Андолини провел ночь в одиночной камере, размышляя о своем странном аресте, а на следующий день Веларди вызвал его на допрос. Фра Дьяволо понял, что ему не избежать смерти, однако не желал продавать дешево свою жизнь, решив сначала отправить к праотцам инспектора Веларди. Но инспектор оказался хитрее и приготовил Андолини западню. И вот допрос начался.
Он (Андолини. — Л.К.) все заметил — и капитана, и четверых сержантов полиции, державшихся наготове, и пистолет на боку у Веларди… Если бы ему удалось сделать так, чтобы Веларди выпроводил охрану, он мог бы прикончить его раньше, чем погиб бы сам.
— При этих sbirri (оскорбительное прозвище солдат службы безопасности. — Прим. М. Пьюзо) вы не дождетесь от меня ни слова, — сказал он. Веларди приказал четырем полицейским выйти, офицеру же знаком велел остаться. И подал ему еще один знак — быть наготове. После этого он занялся Стефано Андолини.
— Я хочу знать, как мне захватить Гильяно, любая информация пойдет, — сказал он. Когда ты в последний раз видел его и Пишотту? (один из ближайших соратников Гильяно. — Л.К.)
Стефано Андолини разразился смехом, ехидная гримаса исказила его лицо. <…> Веларди спокойно продолжал:
— Отвечай на вопрос, или из тебя вытянут жилы…
Андолини с презрением процедил сквозь зубы:
— Продажная шкура, ублюдок, ты что же, не знаешь, что я под защитой министра Трецы и дона Кроче? Вот они меня вызволят, и я вырву твое заячье сердце!
Веларди дважды наотмашь ударил Андолини по лицу, сначала ладонью, потом
обратной стороной. Глаза Андолини стали бешеными, и Веларди увидел, что на губах у него показалась кровь. Он нарочно повернулся к нему спиной и пошел садиться за стол.Ярость захлестнула Андолини, и он, выхватив пистолет из кобуры Веларди, уже хотел было нажать на спусковой крючок, но офицер выхватил свой пистолет и сделал четыре выстрела. Андолини отбросило к дальней стене, и он соскользнул вдоль нее на пол. Его рубашка из белой превратилась в красную… Он (Веларди. — Л.К.) наклонился и вынул из руки Андолини пистолет — в этот момент другие полицейские ворвались в комнату. Он похвалил капитана за быструю реакцию, потом у всех на виду зарядил пистолет пулями, которые вынул оттуда перед встречей с Андолини. А то капитан еще мог возомнить, что и в самом деле спас жизнь безрассудного начальника службы безопасности[36].
Не менее интересный пример из литературы, иллюстрирующий покушение на преступление, мы находим у знаменитого Казановы в книге «История моей жизни». Оказавшись на корабле во время жестокой бури, Казанова едва не простился с жизнью. Дело было так.
Служил на корабле нашем (рассказ ведется от лица самого Казановы. — Л.К.) капелланом священник… большой невежда, наглец и грубиян, над которым я по всякому поводу насмехался и который питал ко мне справедливую вражду. В самый разгар бури расположился он на палубе с требником в руках и пустился заклинать чертей, что виделись ему в облаках; он их показывал всем матросам, а те <…> в отчаянии забыли совершать маневры, необходимые, чтобы уберечь корабль от видневшихся слева и справа скал… Вскарабкавшись сам на ванты, я стал побуждать матросов неустанно трудиться и небречь опасностью, объясняя, что никаких чертей нет, а священник, их показывающий, безумец; однако ж сила моего красноречия не помешала священнику объявить меня безбожником и восстановить против меня большую часть команды. Назавтра и на третий день ветер не унимался, и тогда этот бесноватый внушил внимавшим ему матросам, что, покуда я остаюсь на корабле, буре не будет конца. Один из них приметил меня стоящим спиною у борта и, полагая, что настал благоприятный момент, дабы исполнить желание священника, ударом каната толкнул меня так, что я непременно должен был упасть в море. Так и случилось. Помешала мне упасть лапа якоря, зацепившаяся за одежду. Мне подали помощь, и я был спасен. Один капрал указал мне матроса-убийцу, и я, схватив капральский жезл, стал его бить смертным боем…[37]
Добровольный отказ от совершения преступления
В соответствии с ст. 31 УК РФ добровольным отказом от преступления признается прекращение лицом приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо сознавало возможность доведения преступления до конца. При этом лицо не подлежит уголовной ответственности за преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения этого преступления до конца.
Как отмечает А.В. Наумов, мотивы добровольного отказа могут быть самыми разнообразными, как нравственного характера (раскаяние, жалость к потерпевшему), так и иными (например, страх перед наказанием и другими невыгодными для лица последствиями разоблачения)[38].
Примеров добровольного отказа по вышеназванным мотивам в художественной литературе немало. Взять хотя бы новеллу из «Декамерона» Джованни Бокаччо, в которой рассказывается об одном пари, заключенном в Париже итальянскими купцами Бернабо Ломеллино из Генуи и Амборджоло из Пиаченцы. Ломеллино, уверенный в целомудрии и верности своей жены, готов был поклясться, что она никогда бы не изменила ему, сколь бы долго он ни отсутствовал дома. Однако Амборджоло хвастливо заявил, что перед его чарами жена Ломеллино не устоит и он найдет способ соблазнить ее. В итоге купцы заключили пари на шесть тысяч золотых флоринов. Амборджоло обязался отправиться в Геную и в течение трех месяцев представить доказательства измены супруги Ломеллино.