Превышение меры обороны

В семь утра мы наскоро созвонились, и десять минут спустя я уже подъезжал к завулоновскому дому. Мы пересели к нему и, стараясь держаться в потоке машин, неторопливо двинулись к южной развязке, намереваясь взять курс на дачный массив с диковатым для наших широт названием Степное, за которым, как известно, начинаются километры болот и топей.

— В «Стройтовары» надо заехать... — пришла мне в голову внезапная мысль. — Взять пару блоков пенобетона и тачку. А там всё разом и утопим, вместе с тачкой.

— Ага! — ухмыльнулся Зав. — И с чеком из магазина!..

В Степном всё сложилось благополучно. По наитию выбрав место, мы оставили машину на обочине и, с четверть часа порыскав в перелеске, вскоре нашли удобную и вполне подходящую для наших задач позицию: с корнем вывороченное бурей крупное дерево, под тяжким углом застрявшее стволом в чаще осины и кустарника, и под корнями у него глубокую яму-полынью с вязкими краями. Настроение было ниже плинтуса. Всё вокруг казалось зябким, бездушным... каким-то контрастным...

Надо сказать, что мои надежды на удобство перевозки Гудвина в тачке не оправдались: единственное колесо вязло в мокром лесном грунте, и мы только попусту измаялись, пока не сообразили зацепить мешок петлей прочного шнура и тащить по земле волоком.

Дело быстро пошло на лад. Так же мы поступили и с бетонными блоками, то есть доставили их к нашей болотине волоком, таща груз тросом. Под балласт подложили пластиковую пленку, чтоб оставалось поменьше следов.

А затем мы просто столкнули утяжеленный бетоном мешок в полынью. Через секунду на поверхность черной воды выплеснулся пузырь воздуха, в яме звучно чавкнуло.

Вот и всё. Мы разом подняли головы и посмотрели друг на друга.

— «Скованные одной цепью...» — прищурясь, продекламировал Зав.

— Что? — не понял я поначалу.

— Пошли, убивец! — ухмыльнулся Завулон и легонько хлопнул меня по плечу.

Я кисло хмыкнул в ответ, и мы двинулись через лес к машине. Ни на обочине, ни на дороге не было ни души.

Опасаться нам было практически нечего — разве что каких-то случайностей. Пусть даже кто-то из Дановской группы заметил, что Гудвин пошел не домой, а сперва отправился в преподавательскую. Что тут такого? На дворе полдесятого вечера, время детское, могут же быть у человека какие-то вопросы по учебному плану? А что до улик — кровь, пол, бутылка, — так ничего этого нет. Ядовитая пена из кислотного огнетушителя давно уже разложила все гудвинские белки, никакая экспертиза теперь не поможет. И вообще — парня вначале должны были хватиться. Пару занятий Гудвин пропустит, а потом мы напишем докладную о пропусках и вначале ему по почте отправят предупреждение...

Менты появились через две недели — суровый, мрачный опер и с ним смазливая гладкая девочка, наверное практикантка с юрфака.

За две недели мы с Завом уже вполне пришли в норму и потому на вопросы полиции отвечали лениво и без интереса: дескать да, в преподавательскую, кажется, Гудвин заходил, да, заходил, о чем спрашивал не помним, покинул помещение ориентировочно без четверти десять вечера. Мы сами, дескать, оставались до полдвенадцатого, занимались учебными планами, а потом мыли пол, поскольку случайно разбили бутыль ликера, оставшуюся со школьного праздника. Опер даже слегка улыбнулся. «Пол — это хорошо... — промурлыкал он. — И никаких следов...». «Это вы так шутите? — строго спросил Завулон. — Не смешно. У нас курсанты всё же не каждый день пропадают, а за него, между прочим, немалые деньги бюджетные плачены». Полицейский хмыкнул и вскоре распрощался.

Затем на неделе мы еще раз съездили в Степное, взглянули на наше болото. Как раз выпал легкий снежок, всё кругом изменилось к лучшему — оптически, я имею в виду: ни одного следа вокруг, ни зверя, ни человека. Болото — оно и есть болото.

Чувство вины, как я это понимаю, вскоре произвело с Завулоном интересную метаморфозу. Поначалу я ничего не замечал, но однажды издали — и весьма вовремя, чтобы успеть не засветиться самому, — заметил их с Ярой выходящими вдвоем из нашей тайной квартирки, куда сам направлялся, чтобы кое-что подготовить перед визитом туда с одной свежей курсанточкой. Оказывается, они так и продолжали встречаться, хотя Яра уже окончила курс и даже получила неплохое место для практики. Это я напрямую выспросил у Яры, набрав ее номер следующим вечером.

А через некоторое время стало известно, что они съехались. Наверно, Зав решил скомпенсировать Яре пропавшего ухажера. Непонятная штука жизнь!

В общем, теперь я вижу Яру довольно часто — они везде рядом, причем и там, где мы обычно бывали с Завом вдвоем, так сказать по-холостяцки — вот это, я считаю, не очень-то по-товарищески. В подвале-сауне Завулон появляться перестал; мне пришлось взять в компанию Раевского, который только что ушел от жены. Одному в сауне с дамами неинтересно — недостает куражу, что ли.

Так прошло около года. Мы с Завом теперь только поглядывали друг на друга значительно, если речь в курилке вдруг заходила о страхах и ужасах. На улицах вовсю гуляла перестройка: бандиты стреляли, молодежь средь бела дня грабила пожилых, а эти последние устраивали какие-то самосожжения по политическим мотивам. Было неспокойно.

Однажды мы напились. Штука это при нашем стрессе естественная, но последствия в данном случае оказались серьезными и настораживающими.

История получилась такая. В светлый снежный выходной мы снова отправились в Степное для контрольной проверки. Поездки эти носили теперь уже характер формальный и даже отчасти развлекательный, вот только печка в машине Зава в этот раз совсем не работала и мы изрядно намерзлись, так что, подвезя меня к дому, Завулон решил подняться ко мне и хлопнуть сотку с огурчиком для согрева. За соткой последовала вторая и третья, затем я достал банку спирта и мы надавили в него клюквы, а затем добавили мёда. Получился крепкий ликерчик неповторимого вкуса, который отлично пился под буржуазные креветки и анчоусы, благо перестроечные лабазы ломились от яств.

Вот тогда, под ликерчик, это и произошло. Я сидел, поникнув челом, у небольшого круглого столика, на котором размещались остатки закуски, и крепко задремывал, вскидываясь время от времени одним глазом на экран, по которому мелькали клипы музыкального канала. Стул стоял спинкой к проходу. Зав поднялся с дивана и двинулся, качнувшись, в санузел. Однако свет в прихожей не зажегся. Мое расслабленное сознание на автопилоте специалиста по охране персон и грузов зафиксировало, что подельник пропал из виду и затерялся в дороге, не дойдя до цели. Некоторое время эта мысль еще пошевеливалась в мозгу, и я уже почти оставил ее... как вдруг со спины у меня подмышку что-то проникло. И почти тут же я ощутил тепло ладони на затылке.

— Ты что? — промычал я. — Сменил ориентацию? Ластишься? — Я глупо захихикал.

Зав быстро убрал руку и, чуть не свалив меня со стула, двинулся к туалету.

— Майонез у тебя... — буркнул он уже в дверях. — Майонез в волосах.

Хмель тотчас отступил, и я с тяжелым недоумением сообразил, что дружок только что намеревался свернуть мне шею. Мне хватило ума не подать виду и не устраивать расспросов. Отговорившись опьянением, я вызвал Заву такси и вскоре отправил его восвояси, после чего, тщательно заперев дверь на ключ и на задвижку, завалился спать, отложив «разбор полётов» до трезвого утра.

Итак, теперь мы были не просто подельниками, каждого из которых легко могли расколоть на допросе, если бы взялись как следует, — теперь и между нами самими пролегла «двойная сплошная», пути-дорожки разбежались, и не дай бог им когда-нибудь пересечься. Конечно, ломать мне шею у меня же в квартире, когда куча соседей могла случайно увидеть нас у дома или на лестнице... это глупость, это могло прийти ему в голову только спьяну. Но и таких глупостей следует избегать, решил я про себя и взял алкоголь под строгий контроль.