Прежде чем сдохнуть

Пока шашлык готовился, я уже успела порадовать хозяев гостеприимного дома рассказом про безумную Наткуколлекционершу детей от разных мужиков, про то, как опозорилась бывшая жена Рафаэля Акопова и светская звезда Алка Максимова, обломавшись с наследством, и как ее по этому по–воду начали чморить у нас пансионе. Изобразила в красках и замороженную Танечку, которая оказалась любовницей моего мужа. И не преминула злорадно пройтись по обнаружившемуся бесплодию знаменитого рублевского психотерапевта, который в свою очередь был ее мужем.

Хозяйка дома слушала все с интересом, а вот самому Феде я, похоже, особых новостей не сообщила. Впрочем, он тактично кивал подбородком на все мои истории и не признавался, что где-то в их служебных досье забавные повороты биографии всех этих людей давно запротоколированы и тщательно описаны.

Наконец я дошла до момента своего позорного бегства из пансиона и описания нашей схватки.

— Как все эти писучие злюки набросились на меня! Как голодные блохи на здоровую собаку, – махала я руками. – Начали кусать и пинать. И особенно усердствовала, знаете, кто? Некая Нина. Это у нас такая лесбиянка проживает. Вот она охотнее всех меня дубасила. Я не ожидала. Мне казалось, что она как лесбиянка должна с некоторым трепетом относиться к женской плоти. Ну, нежнее как-то. А она же готова была меня прикончить на месте!

— У вас там даже есть живая лесбиянка? – подняла брови Федина жена.

— Еще какая живая! – всплеснула руками я. – И даже очень влюбленная. Она ухлестывает за некой Леной Моисеенко. Я про Ленку мало что знаю, только то, что она была каким-то доктором.

— Федь! – повернулась хозяйка всем корпусом к мужу. – Ты слышишь, у Сони в пансионе живет Лена Моисеенко, бывший врач.

Неужели та самая?

— Что значит «та самая», – навострила я уши.

— Это не жена ли Андрюхи Моисеенко, – возбужденно спрашивала Федина жена.

— Возможно, – флегматично повел плечами Федька.

— Андрюха Моисеенко был Фединым начальником, – закудахтала жена Васильева, обрадованная тем, что и она, наконец, может вставить в разговор свои «две копейки». – А Ленка – его жена. Знаешь, такой типичный союз – он в погонах, она – медичка. Весьма симпатичная пара была. Потом у нее какие-то неприятности на работе случились, и она оказалась домохозяйкой. Ее уволили и никуда уже на работу не брали. Федь, помнишь, мы с ними еще как-то на майские праздники в «Новогорске» пересеклись? Ну, когда еще команду эту вашу «Динамовскую» потравили? Она как раз уже без работы сидела и злобствовала. Такая очень ядовитая сделалась.

— Да помню, конечно, – лениво пошевелил растопыренными коленками Федя. – Ну, Лена и Лена. Что ж теперь. Баба как баба.

Тоже вот стареет.

Федя, похоже, сегодня, как всегда, рано встал и к вечеру его изрядно разморило. Он уже похрапывал, неловко свесившись с кресла, когда приготовились шашлыки. Мы с его женой вдвоем подналегли на коньяк и осетрину, пахнущую костром. Старались говорить тихо, так, чтобы не разбудить спящего Федю.

— Ой, это вообще самый ужасный отпуск у нас был за все время, – возбужденно хлопала наклеенными ресницами хозяйка дома, вспоминая, очевидно, одно из самых ярких приключений в своей жизни. – Помню, просыпаемся мы, а нам в дверь стучат – и сразу на допрос. Федька мне только и успел сказать: «Алинка, ты ни про что не в курсе». (Так я наконец вспомнила, что жену моего боевого товарища зовут Алиной, и с этого момента строить беседу мне стало намного легче.) Словом, парочка изрядно перепугалась, что их обоих возьмут за мягкое место в связи с многочисленными нарушениями подполковника Васильева. Но, как ни странно, его не расспрашивали ни о незаконно выданных пропусках во время действия комендантского часа, ни о безвозмездных пожертвованиях в его пользу со стороны строительных и торговых компаний, располагавшихся в его округе. Супругам задавали очень странные вопросы: что они делали накануне вечером, что ели, да как им спалось. Как будто это был не допрос, а беседа с вежливым, но дотошным служащим из отдела сбора отзывов клиентов какой-нибудь международной корпорации.

Только когда допрос закончился (а допрашивали высших милицейских чинов следователи Генпрокуратуры), супруги Васильевы узнали, что накануне вечером была насмерть отравлена вся футбольная команда «Динамо», проживавшая и тренировавшаяся в «Новогорске». Собственно, это даже был не пансионат и не дом отдыха, а тренировочная база милицейской футбольной команды, на которую по большому блату «пожить рядом со знаменитыми футболистами» приезжали заслужившие эту честь ментовские чины и приближенные к ним знаменитости.

Артистам эта привилегия даровалась в ответ на бесплатные выступления в концертах ко дню милиции–полиции. И вот теперь под подозрение попала элита силовиков и шоу–биза, а также весь персонал престижного и закрытого учреждения рекреации. Еще бы – одиннадцать мужиков в самом расцвете сил были отправлены на тот свет древнейшим из способов – при помощи яда. Основной версией следствия стали происки конкурентов.

Но в итоге почему-то виноватой оказалась простая официантка из местного ресторана, мотивы которой так и остались загадкой. Не то футболисты не додавали ей чаевых, не то один из них совершил в ее отношении некие нежелательные действия сексуального характера.

— Только между нами, – шептала мне в ухо Алина, почти касаясь мочки своими теплыми и влажными губами. – Многие тогда решили, что это была какая-то спецоперация. Потому что ну нереально отравить одну из самых сильных футбольных команд страны без специальной санкции особых органов. Никто бы на такую наглость не решился.

— Но зачем это было нужно? И кому? – вскрикивала я и тут же, осекшись, переходила на шепот. – Зачем ФСБ травить одиннадцать глуповатых, пусть и высокооплачиваемых бегунов за мячиками?

По версии Алинки (и, если ей верить, Федька тоже поддерживал эту версию), футбольная команда «Динамо» стала разменной картой в высокой политической борьбе. Мол, футболистов потравили, чтобы показать, что власти совершенно не в состоянии держать ситуацию в стране под контролем, а полиция даже своих людей в своем собственном ведомственном пансионате не может защитить. Куда уж им до судеб родины? Собственно, вскоре после этого случая глава полиции и был «похоронен», в политическом плане, разумеется. И невинно убиенные футболисты стали одним из кирпичиков в надгробье его карьеры.

— На такую жестокость способны только там, в Конторе, – уверенно шептала хмельная Алинка. – Только они могут ни за что ни про что угробить одиннадцать красивых парней ради своих целей.

Версия казалась мне настолько чудовищной, что я не сомневалась в ее бредовости. С другой стороны, наша политика – совершенно безумное дело, и там вообще странно соизмерять что-либо со здравым смыслом. Когда мне что-то рассказывали про политиков, я могла допустить истинность абсолютно любого утверждения. Примерно, как если бы мне рассказывали что-то про инопланетян. В этом случае я могу поверить чему угодно просто потому, что знаю про них только одно: они абсолютно не похожи на нас. С политиками так же.

Мы еще немного конспирологически пообщались с Федькиной женой. Потом вызвали его адъютантов, которые помогли нам транспортировать сонное и пьяное тело начальника в опочивальню, и все завалились спать.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Утром я проснулась от запаха настоящего свежесваренного кофе, которого мой нос не чуял уже давно. С наслаждением по–тянулась на белоснежных простынях и поняла, что это именно то, чего мне не хватало в лесной изоляции – натурального кофе и белого крахмального постельного белья.