Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
Надо мной стали все по очереди склоняться и тормошить за плечо. Я сильнее куталась в плюшевую кофту и безвольнее приваливалась к сосновому стволу. Попытать свои силы в роли «будильника» решился и мой красавец. И когда его рука легла на мое плечо, чтобы встряхнуть «сонную Соню», я как будто в полудреме, а на самом деле очень расчетливо склонила голову на бок и удачно прижала ухом его ладонь к своему плечу.
Тут же невинно распахнула глаза, уперевшись взглядом прямо ему в зрачки, как будто испугалась и тут же будто бы обрадовалась.
— Ой! Я уснула? Уже все закончилось? – такой милый неадекват и растерянность. – Боже, что же это я сижу?!
Я начала
— А так спать хочется! Так уютно тут в лесу, да? Но холодно!
Можно я к тебе под куртку спрячусь, а то со сна очень зябко.
Не дожидаясь разрешения, я накрылась полой его куртки, как цыпленок прячется под крыло наседки, и обняла. Так мы и шли всю дорогу. Я умею навязываться. Это один из главных журналистских талантов. Без него – никуда.
— Так смешно, идем тут с тобой, обнимаемся, а я даже не знаю, как тебя зовут! – хихикала я ему куда-то под мышку.
— Юра.
— Какое чудесное имя! Очень люблю имя Юра. Оно для меня особенное.
— Да ла–аадно? – недоверчиво протянул он.
Я затормозила себя и его:
— Стой! Скажи это еще раз!
— Что?
— Да хоть что-нибудь! – я приложила ухо к его груди. – У тебя такой классный голос, если слушать от сердца. Ну, от твоего сердца. Скажи еще что-нибудь!
— Соня, ты что, меня клеишь? – засмеялся он.
События пошли вразрез с моим предполагаемым сценарием. Я смущенно захихикала, но продолжала цепляться за его свитер.
— Ну да, вообще-то клею. Кадрю. Строю глазки. Заманиваю. Да, ты мне нравишься. Ты клевый. Ты такой красивый и веселый.
Мне очень хочется тебе нравиться.
Он набрал полные легкие воздуха, собираясь что-то ответить. Я стремительно прижала палец к его губам:
— Чшш! Молчи, ничего не говори. Ни слова! Не сейчас! Пойдем лучше в деревню у крестьян морковку воровать? Или купаться голышом. Знаешь, какая сейчас вода теплая?
Я аккуратно отняла свой палец от Юриных губ и с замиранием ждала ответа, заглядывая ему в глаза.
Ура!!! Он ответил даже лучше, чем я ожидала:
— Пойдем лучше, я тебе одно особое место покажу, тебе понравится.
Идти оказалось далеко – около трех километров. И это очень радовало, что он потащил меня в такое неблизкое место. Значит, у него нет мысли побыстрее отделаться от меня. Мы шли все так же – я обивалась вокруг него руками, он накрывал меня полою своей куртки.
— Ты так здорово пахнешь! – говорила я, шумно вдыхала и тыкалась носом ему в грудь.
— Ты тоже, прямо как роза, – отвечал он.
Мы шли по мягкой от пыли проселочной дороге, небо светлело, брючины сделались мокрыми от росы.
Наконец пришли. Юрка вывел меня на высокий берег реки.
— Это Нерль, – сказал он.
Течение в этом месте резко поворачивало к восходу, как будто вода вдруг понимала, что течет не туда, и резко командовала себе «налево!». И там, куда она устремлялась, начинался новый день.
— Обалдеееть! – протянула я.
— Тс! Ты рано это говоришь, – и Юра потянул меня в сторону, на пригорок, из которого вырастали развалины старой церкви.
Странно, что в этих краях остались еще какие-то не восстановленные церкви. Мне казалось, что в начале века РПЦ реконструировала все развалины с крестами, до которых смогла дотянуться. Но эта стояла в какой-то совсем заброшенной деревне, сюда даже не просочился асфальт. Наверное, потому и церковники сочли этот объект бесперспективным.
Мы крались по старому погосту мимо ржавых крестов, которые торчали из почти сровнявшихся с землею холмиков. Юрка уверенно шел дальше – к самой церкви. Мы поднялись наверх по узкой винтовой лестнице, кирпичи которой тревожно шатались под ногами. Где-то приходилось переступать через две–три отсутствующие ступени. Мы карабкались на звонницу. Там, куда нам удалось добраться, лет сто пятьдесят назад стояли люди в черных одеждах и звонили в колокола. Сейчас здесь росла высокая полынь, шершавая тимофеевка и даже маленькие березки.Вместо луковичного купола над головой распахнулось ветхое небо, тут и там проколотое блекнущими звездами. Заметно светало. Горизонт раскалялся огнем, пока что холодным, но обещавшим уже через несколько часов стать настоящим полуденным жаром. Земля с высоты выглядела абсолютно живым существом, покрытым густым мехом леса, сквозь который прорезалась речная вена.
— Сюда я прихожу по вечерам и рисую закат, – сказал Юра, как будто не мне.
— Почему не восход? По–моему, восход здесь тоже чудесный! – восторженно всплеснула руками я.
— Потому что закат.
Он вытащил откуда-то туристическую пленку. Мы сели на нее рядышком. Я сползла вниз и уложила голову ему на колени. Мы молча смотрели, как прямо навстречу нам выплывает солнце.
Когда его сияющий бок уже явственно показался над горизонтом, Юра наклонился и поцеловал волосы на моем виске.
— Пойдем, – прошептал он.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Юрка оказался реально приятным мужиком. У меня даже в какой-то момент возникли угрызения совести, намекавшие, что не очень-то хорошо использовать его втёмную. Когда он на следующий день, посиневший от холода, но гордый своей добычей, положил передо мною, должно быть, последнего выжившего в Нерли рака, я уже подумывала отказаться от своей затеи. Когда он, пропахав собою половину песчаного берега озера, «поднимал» и «вытягивал» совершенно безнадежные мячи в пляжном волейболе, а потом победоносно косился в мою сторону, мне хотелось обнять его и погладить по макушке.
Я видела, как завистливо перехватывают его взгляд другие тетки, и понимала, что мне как-то нереально «дуриком» свезло, и я привлекла внимание мужского экземпляра, до которого есть дело большей части женского населения «Усадьбы «Курганы».
И как это я раньше не замечала, что у нас в пансионе, оказывается, есть свой «первый дедушка на деревне»? Наверное, если бы я заранее осознавала ценность трофея и уровень конкуренции, я бы не решилась так легкомысленно и спонтанно притязать на него. А даже если бы и решилась, ничего бы у меня не вышло. Лучше всего нам удается решать задачи, которые мы считаем несложными и по плечу, даже если на самом деле все гораздо сложнее. Стоит только вообразить что-то «мегатруднодоступным» и «почти невозможным», как это тут же таковым и становится.
Когда Юрка после ужина постучал мне в дверь и позвал на «узкий» костер «только для друзей», я совсем растрогалась. Но все-таки поборола эту старческую сентиментальность и методично принялась готовить Юрика к отведенной ему роли слепого орудия шпионажа.
«Узкий костер» был весьма представителен. Когда мы с Юрой, как пара припозднившихся юных влюбленных, нарисовались у костра, на нас понимающе посмотрели: Натка, Алла Максимова, тот самый ужасный Димон и двое его товарищей, с которыми у меня случилась первая силовая стычка на почве литературной критики.