Прежде чем ты уснёшь

— Конечно, разбужу.

— Обещаешь?

— Обещаю, Сандер.

Но Жюли с Александром не звонят.

Я сажусь на подоконник и смотрю в окно. Уже почти два часа ночи.

Я вижу их перед собой. Словно в узенькую дверную щелку. Они едут в машине туда, где были больше девяти лет назад.

Я вспоминаю бабушку.

Она наверняка не хотела улыбаться в тот раз в 1939 году, когда их всей семьей фотографировала незнакомая женщина перед капсулой времени.

«Чему тут улыбаться? — шепчет она. — Ты не забыл, какое время сейчас на дворе? Не забыл? Все это сказки, нет у нас никакого великого будущего. Все это настоящая ложь, Рикард, неужели ты этого не понимаешь?»

А Рикард оборачивается и говорит: «Мы с тобой, Юне, будем держаться до конца. Нас никто не побьет. Никто. Даже Ал Браун. А знаешь, почему? Потому что мы любим друг друга. Вот почему! Потому что у нас есть наша любовь».

Я вижу их перед собой.

Жюли, я вижу тебя.

Но щель все сужается и сужается.

Скоро я перестану тебя видеть, я не увижу больше машину, перед глазами останется одна лишь дорога.

Сандер лежит на животе, поджав под себя колени, совсем как лягушка. Затылок у него вспотел. Я наклоняюсь ближе, но не слышу его дыхания, а ведь здесь так тихо.

Здесь так тихо, почему я не слышу его?

Я почти прижимаю ухо к его губам. И только тогда слышу. Все в порядке. Сандер дышит.

Он спит.

Он спит всю ночь.

Здесь, рядом со мной.