Прежде чем я усну

Клэр изменилась в лице. На нем было написано разочарование. Во мне, как я догадалась.

— Нехорошо это, — сказала она. — Ты должна признаться ему во всем. Он тебя любит. Доверяет тебе.

— Не могу. Он только пару дней назад признался, что общается с тобой. До этого утверждал, что вы не общались много лет.

Выражение ее лица изменилось — от разочарования не осталось и следа. Я в первый раз за встречу увидела, что она удивилась.

— Крисси!

— Это правда, — ответила я. — Я знаю, что он меня любит. Но мне нужно, чтобы он был со мной честен. Во всем. Я не помню собственного прошлого. И помочь мне может только он. Мне нужна его помощь.

— Значит, тебе нужно попросту поговорить с ним. Доверься ему.

— Но как? — воскликнула я. — Он столько врал мне. Как я могу ему доверять?

Она сжала мои руки:

— Крисси. Бен любит тебя. И ты это знаешь. Больше жизни. И всегда любил.

— Но… — начала я.

Она вновь перебила меня.

— Ты должна доверять ему. Это единственный выход. Рассказать ему правду. Про доктора Нэша. Про то, что ты пишешь. Только так.

В глубине души я понимала, что она права, но никак не могла убедить себя рассказать Бену про свой дневник.

— Но ведь он может захотеть его прочитать.

Она прищурилась:

— Значит, в нем есть то, что ты бы не хотела ему показывать, так, Крисси?

Я отвернулась. Мы молчали. Она открыла сумочку.

— Крисси, — сказала она. — Я хочу тебе кое-что отдать. Это мне дал Бен, когда решил, что ему нужно уйти от тебя. — Она достала конверт. Мятый, но заклеенный. — Он сказал мне, что там все написано. — Я уставилась на конверт. На нем большими буквами было написано мое имя. — Он просил меня отдать его тебе, если я решу, что ты достаточно поправилась для того, чтобы прочесть это письмо. — Я посмотрела на нее; меня переполняли разнообразные чувства: волнение, страх. — Думаю, тебе пора это сделать.

Я забрала у нее письмо и положила его в сумочку. Не знаю отчего, но мне не хотелось читать его здесь, на глазах у Клэр. Может, боялась, что она догадается о том, что там написано, по выражению моего лица, и его содержимое перестанет быть только нашим с Беном секретом.

— Спасибо, — сказала я. Она не улыбнулась.

— Крисси, — сказала она и, опустив голову, уставилась на свои руки. — Есть причина, по которой Бен говорит тебе, что я уехала из страны. — Я почувствовала, что мой мир начинает меняться, хотя в какую сторону, пока не понимала. — Мне нужно кое-что тебе рассказать. О том, почему мы перестали общаться.

И я все поняла. Ей не надо было ничего говорить. Недостающий фрагмент мозаики, разгадка тайны развода с Беном и исчезновения из моей жизни лучшей подруги. Как и объяснение того, отчего мой муж солгал об этом.

— Так это правда, — сказала я. — Господи, это правда. Ты встречаешься с Беном. Трахаешься с моим мужем.

Она в ужасе взглянула на меня:

— Нет! — запротестовала она. — Нет!

Меня обуяла железная уверенность в собственной правоте. Захотелось закричать: «Ты врешь!» Но я этого не сделала. Я собиралась спросить ее о том, что же это за причина, и тут она что-то смахнула с глаз. Слезинку? Не знаю.

— Теперь нет, — прошептала она и снова опустила голову. — Но да, мы были любовниками.

Я часто думала, что же я испытаю, когда услышу правду. Но уж, во всяком случае, не облегчение. Тем не менее, как ни парадоксально, именно его я и ощутила. Потому, что она все-таки сказала правду? Потому, что теперь у меня есть разумное и достоверное объяснение всему? Не знаю. Но куда-то ушли страх и боль, которые, по моему мнению, я уж точно бы испытала в тот момент. Может, я даже обрадовалась, ощутив легкий укол ревности — железное доказательство того, что я люблю мужа. Или подумала: ну вот и Бен мне изменял, не только я ему. Теперь мы квиты.

— Расскажи, — попросила я шепотом.

Она не подняла головы.

— Мы всегда были близкими друзьями, — ласково сказала она. — Мы трое: ты, я и Бен. Но между ним и мной никогда ничего не было. Ты должна поверить. Никогда. — Я попросила ее продолжать. — После того что с тобой случилось, я старалась помогать, чем могла. Ты же понимаешь, как чертовски трудно приходилось Бену. Хотя бы в бытовом отношении, не говоря уже обо всем прочем. Надо было смотреть за Адамом… Мы проводили вместе кучу времени. Но не спали вместе. Тогда не спали. Клянусь тебе, Крисси.

— А когда? — спросила я. — Когда это случилось?

— Незадолго до того, как тебя положили в Вэринг-Хаус, — сказала она. — Тогда ты была в очень тяжелом состоянии. Адам совсем не слушался. Трудно нам приходилось, — она отвернулась. — Бен начал пить. Не слишком много, но все-таки. Он просто не справлялся. Однажды вечером мы вернулись от тебя. Я уложила Адама в постель, Бен сидел в гостиной и плакал. «У меня ничего не получается, — причитал он. — Я так больше не могу. Я люблю ее, но это меня убивает».

С холма дул сильный ветер. Холодный, колючий. Я завернулась в плащ.

— Я села рядом с ним. И вдруг…

Я живо представила себе, как все случилось: рука на плече, объятия. Губы, ищущие сквозь слезы губы другого, и, наконец, миг, когда чувство вины и желание остановиться уступают похоти и уверенности, что остановиться уже невозможно.

И потом? Они трахались на диване? На полу? Мне не хотелось об этом знать.

— И?

— Прости, — сказала она. — Я не хотела, чтобы так вышло. Но вышло, и я чувствовала себя … так плохо. Так плохо. Мы оба мучились.

— Сколько?

— Что — сколько?

— Сколько это продолжалось?

Помедлив, она ответила:

— Не знаю. Не помню. Недолго. Пару недель. Секс был… всего несколько раз. После него мы оба чувствовали себя так паршиво.

— А потом что? Кто это прекратил?

Она пожала плечами, а потом произнесла шепотом:

— Тоже оба. Поговорили. Поняли, что так нельзя. С тех пор я решила держаться подальше от вас. Из-за чувства вины, ну ты понимаешь.

Мне пришла в голову жуткая мысль:

— Так вот почему Бен меня бросил!

— Нет, Крисси, — быстро сказала она. — Не думай так. Ему тоже было плохо. Но он ушел не из-за меня.

«Нет, — подумала я. — Не совсем из-за тебя. Просто он понял, сколько всего упускает».

Я взглянула на нее. Я почему-то не могла злиться. Не могла, и все тут. Может, скажи она, что они все еще любовники, я чувствовала бы себя иначе. Но то, о чем она рассказала, происходило когда-то очень давно. В доисторические времена. Мне с трудом верилось, что эта история имеет ко мне какое-то отношение.