Прежняя любовь
Шрифт:
— О боже, мне так жаль! — вырвалось у меня.
Ее лицо сморщилось в улыбке.
— Чего тебе жаль?
— Мне жаль, что ты нуждаешься в наркотиках до такой степени, что тебе приходится идти на это, — попыталась пояснить я, чувствуя себя полной дурой и не зная, как ее поддержать.
— Ева, сохрани это в себе, договорились? Никогда не… падай так низко, чтобы утратить способность сопереживать таким, как я. Учитывая то, что я не заслуживаю твоего сочувствия.
Она была моей подругой. Какой иной реакции
— Каково это? — поинтересовалась я. — Я имею в виду стриптиз.
«Это и в самом деле так ужасно, как мне кажется? — спрашивала я себя. — Если это занятие позволяет ей жить в дорогом районе Лондона и к тому же предаваться своей склонности к наркотикам, возможно, все не так уж плохо».
— Поначалу было ничего, но спустя какое-то время все эти рожи и их выражение ужасно надоедают и становится просто скучно. Это не считая всего остального. Ты начинаешь понимать, что танцуешь «на автопилоте», не отдаваясь этому занятию всецело. А в таком случае много денег не заработать. Но, как ни странно, некоторые девчонки обожают свою работу. Они говорят, что осознание того, что мужчины приходят в клуб, чтобы посмотреть на танец, придает им ощущение силы и власти над клиентами. Мне все это казалось жалким и убогим — и клуб, и клиенты, да и я сама. — Она тряхнула головой. — Но мне была нужна наркота, и выхода у меня не было. Если кто-то оказывается в отчаянном положении, это быстрый и легкий способ заработать деньги.
Я оказалась в отчаянном положении, у меня почти закончились деньги. И все же я спрашивала себя: является ли мое положение таким уж отчаянным? Окажись я в подобной ситуации два месяца или две недели назад, я была бы категорична: «Нет!» Теперь у меня такой убежденности не было.
Мне хотелось расспросить ее о том, как это — спать с мужчинами за деньги, но я не решилась.
— В каком-то смысле это лучше, чем то, что я делаю сейчас, — продолжала Дон. — То, что я делаю сейчас, означает крайнюю степень нужды. С другой стороны, я зарабатываю больше денег, затрачивая меньше времени. К тому же мне ни с кем не приходится делиться, как это было в клубе.
— Клуб забирает часть денег? Я не понимаю.
— Все стриптизерши работают на себя, но обязаны платить клубу за возможность там танцевать. Это означает, что каждый вечер ты должна заработать достаточно, чтобы отдать определенную сумму клубу. Все, что остается у тебя сверх этого, — твое. Иногда, если клиентов в клубе мало и другие девчонки стараются лучше, чем ты, тебе не удается заработать даже для клуба, и ты уходишь домой в минусах. Поэтому мое нынешнее занятие гораздо прибыльнее. Если мне удастся снять клиента, я в любом случае зарабатываю.
— И тебе не противно? — изумилась я. — Тебе не противно заниматься этим с мужиками, до которых тебе нет никакого дела?
Дон отвела глаза в сторону и помолчала.
— Не знаю, — наконец произнесла она. — Я об этом никогда не задумывалась. Все произошло как-то незаметно. Один мужик, который видел меня в клубе, узнал меня на улице и спросил, не оказываю ли я «дополнительные услуги». Я подумала: «Почему бы и нет?» — и пошла за ним к его машине. Все закончилось очень быстро, а у меня в кармане осело сто фунтов. И пошло-поехало. Сейчас я очень редко зарабатываю так много. Я не воспринимаю это как секс. Это совсем не то, что было с Робби. Я просто позволяю им совать в меня свою штуковину.
Из того, что я помнила о своих отношениях с Питером, секс к этому не сводился. Но что я в этом понимала? Я ведь больше ни с кем этого не делала.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила Дон. — Эта тема меня грузит.
— Да, конечно.
Я провела у нее еще около часа, и все это время мы болтали, но при этом Дон то и дело заходилась в кашле. Вскоре я заметила, что она нервничает и то и дело поглядывает на висящие на стене часы, а ее кожа посерела еще сильнее и покрылась липким потом. Я поняла, что ей пора колоться, а значит, мне лучше уйти.
У двери она меня обняла и сказала, что была рада меня видеть. Я ответила, что тоже была рада ее видеть, и это было правдой, так как, несмотря ни на что, она для меня оставалась прежней Дон. Я предложила ей денег — у меня в кошельке лежало двадцать фунтов — и увидела, как расширились ее зрачки при виде потертой розовой купюры. Я видела, как сильно ей хочется взять эти деньги, но что-то ее остановило.
— Не-а, Ева, не возьму. Ты настоящая душка, но брать у тебя деньги — это все равно что вырывать еду из пасти щенка. Спасибо.
— Ты уверена? — уточнила я.
— Конечно нет. Но, пожалуйста, спрячь свою двадцатку, пока я ее не взяла. Иначе завтра я возненавижу себя еще больше.
Она не идет у меня из головы. Она показалась мне такой беззащитной! Я не знаю, долго ли она продержится, прежде чем окончательно сломается. Мне очень хотелось бы хоть чем-то ей помочь, но пока я не могу помочь даже себе.
Должно же случиться хоть что-то хорошее, как ты считаешь?
Ева
17 сентября 1988 года
Ну вот, новый день и новая запись в дневнике.
Давно я не писала, верно? Прошло целых три месяца. И снова все чудесно. Ха-ха-ха! Поверить не могу. Я лгу собственному дневнику! Что дальше? Попытаюсь спрятаться от собственного отражения в зеркале?
Что ж, по крайней мере, я все еще живу в своей квартире, и мне не пришлось ради этого прыгать в койку хозяина. Готова поклясться, он был уверен, что мне не отвертеться. Когда я позвонила ему и сказала, что нашла новую работу, он был весьма и весьма разочарован.
Еще я начала курить. Я уже покуривала, когда жила с Дон, но сейчас я по-настоящему вошла во вкус. Это позволяет убить время и успокаивает нервы. Итак, чем же я занимаюсь? Угадайте. Ну да, я снова устроилась делопроизводителем в крупную бухгалтерскую фирму. Во всяком случае, именно это я написала матери в своем последнем письме.
А на самом деле я занимаюсь тем, чем раньше занималась Дон. Я стала стриптизершей. И я не просто раздеваюсь. Я танцую для мужчин практически обнаженной.