Президент Московии: Невероятная история в четырех частях
Шрифт:
Информационно-аналитический Директорат (Управление анализа информации по странам, входившим в бывший советский блок) CIA. Аналитические записки центра мониторинга ситуации в Московии. Москва, Посольство США.
По поступающим данным из хорошо информированного и проверенного источника в Секретариате Администрации Президента Московии 12 числа сего месяца с.г. в резиденцию Президента на Ближней даче был экстренно вызван Генеральный комиссар государственного порядка, начальник Чрезвычайного отдела, директор-распорядитель полицейского департамента Московии К. Энгельгардт. Содержание беседы неизвестно. Однако после этой встречи были отменены все заранее запланированные совещания, в том числе и чрезвычайно важное для г-на Президента заседание Подготовительного комитета по проведению в Московии чемпионата мира по скоростному скалолазанию, председателем которого является г-н Президент. В то же время в Секретариат поступило личное распоряжение Президента в 24 часа представить все документы, записи всех телепрограмм, распечатки форумов и пр. информацию, касающуюся известного вам О. Н. Чернышева, так же как и подробное досье на эту персону. Думаем, следует через наши каналы информировать г-на Чернышева о чрезвычайном интересе, проявляемом к нему в верхних эшелонах власти Московии и лично Президентом. В ближайшие часы ожидается незапланированная сугубо конфиденциальная встреча г-на Президента
Всеволод Асламбекович привык к крикам Президента. Вернее, даже не к крикам, а к тому постоянно взвинченному агрессивному тону, срывающемуся на крик, в котором последние годы звучали его речи, и не только речи, но и беседы, подчас доброжелательные и даже задушевные, хотя подлинной задушевностью Лидер наций никогда не грешил. Как-то давно, в пору лучших отношений Хорьков попытался намекнуть Благодетелю, что постоянный крик, постоянная жесть в голосе приедаются и никого особо трепетать не заставят: срабатывает эффект привыкания. Естественно, впрямую давать указания или советы Президенту было немыслимо, но тогда разговор зашел о музыке, и Всеволод Асламбекович, искренне желая помочь, стал развивать музыкальную тему, надеясь, что Отец Народов правильно поймет его иносказание. Началось с того, что Его Высокий Собеседник изволил заметить, что с молодости любит врубать музыку – что-то типа «Батьки Махно» – на полную катушку, чтобы по яйцам молотило. Да и сейчас порой в «Черном питоне» моргнет старшему адъютанту, и тот как втюхает что-то типа «Улица Портовая» так, что рев моторов не слышен, – в кайф, братан. Здесь Хорьков и стал ненавязчиво рассуждать, как бы беседуя сам с собой и подбирая наиболее доходчивые слова и обороты, что сила звука – одно из самых мощных выразительных средств в музыке, но должно использоваться, как любое сильнодействующее средство, экономно и по необходимости. Особенно эффектны постепенные нагнетания звука, как, к примеру, в «Болеро» Равеля или в «эпизоде Нашествия» из Седьмой симфонии Шостаковича, либо внезапная неожиданная вспышка – forte subito, как, например, в симфонии «Сюрприз» Гайдна – сейчас этим «сюрпризом» не испугаешь, но в свое время зал вздрагивал от неожиданности. Президент слушал, наклонив голову и глядя в пол, кивал. Тогда Всеволод Асламбекович привел пример. Максимальная сила звука – кульминация произведения, после чего должен наступить катарсис. Здесь Лидер внимательно посмотрел прямо в глаза заму начальника Администрации и приподнял левую бровь. Хорьков поправился: «ну… это, скажем, как оргазм», который достигается после длительного действия, развития. Кульминация этого действия, одним словом. Лидер приподнял правую бровь и заиграл круговыми мышцами рта, поперечной мышцей подбородка и мышцей лобного брюшка (затылочно-лобной). Пришлось Хорькову объяснить значение этих слов. Постепенно лицевые мышцы главы государства стали распускаться, а носовая мышца даже подрагивать. Хорьков сравнил постоянно грохочущую музыку с постоянным оргазмом: «Вот ложитесь вы спать с законной женой, даже не прикасаясь к ней, – рискнул пошутить он, Президент благосклонно кивал, – и у вас начинается непрерывный оргазм – всю ночь, до самого утра, пока вы не встанете. Представляете?!» Здесь Лидер наций расхохотался, похлопывая себя по коленям, расхохотался искренне, как хохотал, возможно, два-три раза за последние десятилетия. «Так и с музыкой», – закончил свою мини-лекцию Всеволод Асламбекович.
Президент видимо усёк намек зама главы (а может, совпало), и на какое-то время в его голосе появились оттенки piano и mezzo forte, но это продолжалось недолго. Так что к жести, полуистерике и крику Хорьков привык, как и все его сослуживцы. Сейчас же, выходя после экстраординарной приватной беседы tête-à-tête из кабинета своего Высокого шефа, оглушенный его тихим голосом, вкрадчивой интонацией, бездействующими мышцами лица, он понял, что Президент не просто напуган. Он растерян.
Евдокия Прокофьевна слышала, что жизнь за Стеной сказочная. Говорили, что там и лектричество кажный день и даже ночью, и вода горячая поступает во все дома. В магазинах – полным-полно, как до Новой эры, и жандармы вежливые, и полицейские культурные – по мордам сразу не физдюляют, и на улицах нет ни дохлых собак или кошек. Люди в жопу пьяные не валяются. Есть там бани на кажной улице, хотя, говорят, и дома в квартирах есть мыльные комнаты с водой пузырьками, и всякие приспособления, чтобы белье и ещё что по необходимости постирать можно было, – и в домах, и отдельно для всего обчества. Весело там люди живут, и ничего плохого друг дружке не делают, а только в своих машинах разъезжают. А машины там даже без руля, не то что у них в Схороне ржавые трехтонки в жиже вполколеса свингуют и выбарахтаться не могут, а там – без руля: человек подумает, и она тут же поворачивает или тормозит, и машины все иностранные – корейские или из другой Японии. И светло там – за Стеной, – даже врачи есть, и приходят они домой и бесплатно… Чудеса! Вахмистр конной жандармерии Федька Глотов, который на служебном вездеходе-тарантасе отвозил её на смотрины нового жилища, говорил, что за Стеной большие деньги иметь будет, так как людишки там богатые живут, своим и детишкиным будущим интересуются, не пожмотятся такой знаменитости отвалить куш изрядный. И ещё Евдокуша знала, что есть за Стеной две зоны, колючей проволокой отгороженные (насчет проволоки, может, и врали люди, просто привыкли: как же две зоны и без проволоки!). В Центральной зоне самые большие начальники живут и банкиры и другие фартовые, и на цирлах все, и прикинуты по-заграничному, и туда она не хотела ехать, да её и не приглашали. В Наружной зоне – всякие известные артисты, писаки-газетчики знаменитые, начальники помельче, девки дорогие, врачи, академики, продавцы автомашин, адвокаты и прочая шушера. Вот там она и получила апартмен – квартиру, значит. Бумагу прислали, что будет у неё три комнаты, да ещё столовая и гостиная с камином – это разве не комнаты? – кухня, полторы ванных комнаты с туалетами – как это «полторы», она понять не могла, – а также паркинг на две машины под землей и один гостевой, и будет ещё личный бассейн в подполе, и комната для постирушек белья разного, и чтобы погладить, и вообще. На хрена ей паркинг? Но не поспоришь! Раз надо, так надо. И с паркингом проживет, не такое бывало в жизни. Вот только петушков резных жалко было. Нравились они ей. Столько труда положила. Загадят всё без неё.
За Стеной оказалось даже лучше, чем предполагалось. Евдокуша была счастлива. Хоть год проживет в раю с водой и паркингом, а что дальше будет, Бог ведает. Хоть год.
Неделю с лишним ловил журналист Л., забывший о циррозе своей несчастной печени, Олега Николаевича. Поймал-таки. Прямо около «Петрополя» и словил. Чернышев присмотренного Вовенарга забрал ещё весной. Однако на днях позвонил Илья и сказал, что водолеевского Медичи он не разыскал, но из Москвы пришел экземпляр репринтного воспроизведения «Русской идеи» B.C. Соловьева, 1911 года издания (Ленинград, «Наука», 1990). Чернышев давно охотился за этой библиографической редкостью (как об этом узнал журналист Л., остается загадкой!), и сообщение Ильи сорвало его с места. Соловьева, положенного на выставочный стол магазина хитроумным Л., он действительно ухватил, но тут же по выходе из «Петрополя»
был повязан. Два оператора снимали его с ближнего расстояния крупным планом, а один – издалека, с трамвайных путей – общий план. (Заодно делают рекламу «Петрополю», позже сообразил Чернышев, – своеобразная плата за приманку. Пущай. Магазин неплохой.) Олег Николаевич мог, конечно, устроить скандал, вызвать полицию или хотя бы пригрозить вызовом, мог просто послать Л. куда подальше… Но он почему-то этого не сделал и с неохотой, внутренне напряженно, ворча и негодуя на самого себя, отдался на волю победителю.– Что вы от меня хотите?
– Олег Николаевич, – без вступлений, расшаркиваний, не поздоровавшись и не представившись, начал журналист Л. – Вы меня избегаете, и я понимаю, почему. Выслушайте пять минут, и если мы не найдем общего языка, я тут же исчезаю, отснятые кадры трех камер стираются при вас тут же, вы останетесь при своем предубеждении ко мне, мне же останется благодарить судьбу за встречу с несостоявшимся Президентом России и оплакивать потерю уникального шанса.
– Речь составлена грамотно и произнесена с чувством, но без нажима, поздравляю. Что дальше?
– А дальше, если не затруднит, мы заходим в ближайшее кафе, берем по чашечке горячего чая, мои труженики кинокамер будут при нас, чтобы вы не нервничали. Отснятые материалы они выложат на стол перед вами. Сможете забрать их в любой момент. Выпьем чаю и поговорим. – «Можно подумать, что эти прожженные лисы уже не перегнали материал или не сделали копий», – усмехнулся про себя Чернышев, но вида не подал.
“ Пять минут?
– Пять, Олег Николаевич.
Они зашли в уже знакомую Чернышеву щель. Тот же пожилой креол долго переспрашивал – его английский за это время стал ещё хуже, – какой чай желают гости, пришлось долго объяснять, что они просят hot tea, но никак не ice tea, нет, не ice tea, a regular English hot one. Наконец мужик понял, а заодно узнал Чернышева и поздоровался с ним.
– А вы здесь завсегдатай, – заметил Л.
– Увы, – буркнул Олег и вспомнил свою встречу с Алексом из Лондона. «Сволочь, как в воду глядел, – пронеслось в голове. – Накаркал. И пропал, сволочь…»
Сели, сделали по глотку. Операторы сложили свои камеры на свободные стулья – щель была пуста – и отпросились у Л. прошвырнуться по лабазам. Чернышева почему-то не волновало, куда смылись гаврики: да хоть в Телецентр. Он посмотрел на часы.
– Олег Николаевич, вы все прекрасно знаете. Тратить минуты на долгий экскурс не будем. Сегодня в Москве ещё колупаются. Осталось 13 кандидатов: выпускники Ленинградского университета, впоследствии профессора университетов России, затем – руководители разных научных контор, эмигранты, рассеянные по высшим учебным заведениям Америки, Австралии и Канады. Среди них – вы. Ещё пара туров и выйдут на вас. Это неизбежно. С другой стороны, тотализаторы уже не принимают ставки, впрочем, небезызвестный вам Драбков на них уже хорошо приподнялся. А не принимают ставки по той причине, что соотношение стало зашкаливать: 22:1. Подавляющее большинство русских, а в тото играют около 20 миллионов человек – уверено, что, если бы выборы прошли в ближайшее воскресенье, неизвестный кандидат, предсказанный бабкой с Урала, победил бы нынешнего Лидера. И в Кремле это с трудом, но начинают понимать. Знаю из абсолютно точных источников – поверьте – там лихорадочно ищут возможные варианты встроиться в создавшуюся ситуацию. Подсчитать в свою пользу уже невозможно, будет бунт и не по политическим или другим высоким соображениям, а, как вы понимаете, по чисто меркантильным причинам. Миллионы людей вложили свои кровные, поставили на вас. Кто-то замечательно всё просчитал. За вложенные юани и доллары люди глотки перегрызут. Плюс азарт – всепобеждающая сила! Здесь уже никакой Избирком с Чмуриковым не поможет. Короче, народ поставил на вас, народ ждет вас, в Кремле смирились. Но то, что вы – это вы, знают только четверо: бабка, вы, автор этой комедии и я. Прошло полторы минуты. Но главное, я уверен, вы уже внутренне дозрели до положительного решения. Мне это всеведущая бабуля сказала, дай Бог ей здоровья. Ты уж, Николаич, её не обижай, если я коньки откину. Простите… Итак, осталось три минуты. У вас – у нас есть выбор. Либо вы ждете, пока закончатся все эти теле– и блого-игры и к вам нагрянет толпа бесцеремонных моих коллег, вы начнете от них прятаться, потом сближаться, потом начнут обволакивать посланцы Лидера, давить со всех сторон… Тягомотина. Или же мы опережаем. Побеждать надо стремительным и неожиданным ударом. Если вы намерены побеждать, конечно. Но вы намерены. Поэтому – последнее, осталось меньше двух минут – у меня уже собран пул из пяти оч-ч-чень богатеньких буратиночек, богаче не бывает, которые оплатят все ваши расходы, ваше фешенебельное пребывание в Москве до выборов и переезда в Кремль, всю пиар-компанию, оплату необходимого обеспечения секьюрити и так далее, в вашем распоряжении будет личный самолет, пожизненно будет обеспечена ваша семья, если… ну, если, положим, как бы это сказать… вы временно не сможете забрать ее в Россию… или они не захотят… Простите… Причем оплатят безо всяких условий или претензий в будущем. Просто все они изнывают от Отца Наций и не нравится им, когда их брата в Забайкалье ни за что ни про что гноят. Короче, жить хотят по-людски. А за всё надо платить… Зачем я всё это делаю, думаете вы. Ближний человек нынешнего Президента, певец вертикали, ненавистник америкосов – приперся в самое логово пиндосов уговаривать одного из них на царство? – Так ведь? – Так, я знаю. А я вам скажу: нынешний обречен. Совершаю предательство, но вот такое я говно. Постараюсь ему помочь, чем смогу. Но вы, простите, вы – неизбежны. Поэтому лучше уж я, чем другой. И я заслужил. Ибо первоначальной информацией владели и другие, но распорядился ею лучше всех я…
– Ваше время истекло.
– Знаю. Истекли не только пять минут. Поэтому я и хочу иметь свое место под солнцем. И лучшего слугу вам не найти. Так, как я, мало кто знает все лабиринты Кремля и его окрестностей. Да и преданней не найти: как-никак я нашел вас, а вы вытаскиваете меня, даже не желая того.
Одной ниточкой… Да и терпеть долго вам меня не придется: посмотрите на мою шевелюру в кавычках… Я свой диагноз знаю. Всё! Я откланиваюсь. Я – джентльмен, хоть и не брит, и держу слово. Благодарю за внимание и за чудный чай. Пойду вылавливать моих негров.
– Вы поосторожней здесь с этим словом.
– Пардон, забылся. Вот вам моя визитка. Если вы мне не позвоните в течение двух недель – до предпоследнего тура тотализатора и сраных викторин, я присылаю ваш самолет, команду сопровождения, ориентировку на первое время, возможные вопросы журналистов…
– Вот этого не надо! – сорвалось у Чернышева, Л. довольно улыбнулся.
– Хорошо, импровизируйте. Это пригодится. Если же отвернетесь от улыбки фортуны, звоните, оставьте месседж. Но я буду готовиться к встрече. Что бы вы ни решили, но я завтра начну реконструкцию ваших апартаментов. Вы знаете, нынче иностранца в Московию калачом не заманишь. Гостиницы разваливаются в прямом смысле этого слова… Как и всё остальное. Поэтому мы действуем по принципу on-demand. Вы заказали номер, – немедленно бригады иностранных рабочих начинают ремонт, – через неделю номер блистает, равно как и все службы, на него ориентированные. «Ритц-Карлтон», думаю, вам подойдет. В центре – на Тверской, между Никитским и Газетным. Зона охраняемая: посторонних и собак нет. Думаю, соединим два люкса для вас лично, весь остальной этаж – для прессы, сопровождения, охраны…
– Ну, вы размахнулись.
– И в любом случае, прошу, ни слова о сегодняшнем разговоре. Да вы и сами в этом заинтересованы. Если удар, то внезапный, если сматывать удочки, то без позорной огласки. До встречи.
Л. исчез так же неожиданно, как и появился. Прямо Азазелло какой-то, – подумал Чернышев, и словно в подтверждение его мысли, сильный порыв ветра, несший запах хлорки, тряхнул деревья, завертел скрипучими вывесками, чуть не отбросил выходившего Чернышева обратно в щель…