Презренная госпожа. Леди-попаданка в деле

Айдан заметил моё волнение и легонько ткнул в плечо:

— Эй, ты чего? Всё нормально. Извини, что раскричался. Это важно для меня и моих людей. Посмотри, как я доверяю тебе. Ты заслужил мое доверие, Лин! Дорожи им.

Он широко улыбнулся, и я ответила ему тем же.

— Я хочу помочь вам победить Орсини, — произнесла я где-то неожиданно для самой себя. — Но не убить его, а разорить!

У Айдана удивлённо вытянулось лицо:

— Правда? Но зачем тебе это?

— Старые счёты. Личные.

— И чем ты можешь помочь? — заинтересовался он.

— Верну вам Ворона, а вы пойдёте на контакт с моей госпожой.

— Госпожой? Кто она? — удивился Айдан.

Я улыбнулась:

— Жена Орсини. Он ей надоел. А ещё надоела война. Ну что, по рукам?

Айдан впечатлённо кивнул:

— Очень интересное предложение…

Глава 28. Рискованный план...

И снова темница. Я смотрю в поблёскивающие зелёные глаза перед собой и трепещу. Правда, трепещу тайно, чтобы этого не было заметно. Остальные узники делают вид, что заняты своими делами, но я понимаю, что их уши ловят каждый звук, поэтому стараюсь говорить максимально приглушённо.

— Я исполнила вашу просьбу, — произношу твёрдо, не отрывая взгляда от Ворона. Его заросшее лицо всё меньше похоже на Ксандера, и от этого становится немного легче. — Теперь исполните мою. Мне нужны ответы!

— Я вас слушаю, моя леди, — произносит Ворон столь обыденно, что я даже пропускаю мимо ушей слово «моя».

— Вы обещали говорить честно, вы даже поклялись, — напоминаю я.

— И я держу своё слово, — с достоинством отвечает горец, смотря на меня твёрдо и уверенно.

— Хорошо, буду надеяться на ваше благородство, — отвечаю я, стараясь излучать не меньшую твёрдость. — Скажите, слышали ли вы, что в этом поместье некоторое время назад останавливался некий преподобный Ксандер?

При звучании этого имени тень пробегает в глазах Ворона, и это не ускользает от моего внимания. Но тень столь мимолётна, что только очень внимательный глаз мог бы её заметить. А я внимательна — работа у меня такая.

Горец делает вид, что ему всё равно, но меня не обманешь.

— Да, слышал о таком, — произносит он как можно более беспечно.

— Вы знаете, что он умер?

— Знаю, — отвечает Ворон и зачем-то отводит глаза. Ну вот, ещё один провальный жест. Жест, доказывающий, что он как минимум лукавит.

— Кто он вам? — спрашиваю прямо и без обиняков. — Кем он вам приходится? И не надо говорить, что никем. Вы почти идентичны!

Ворон надевает маску — насмешливую, любопытную. Но я вижу эту фальшь.

— Почему он вас так интересует? — отвечает вопросом на вопрос. Ну да, обычная тактика тех, кто отчаянно ищет правдоподобный ответ.

Начинаю злиться.

— Вы обещали говорить правду, — шиплю я, как змея. — Не уходите от ответов!

Ворон тяжело выдыхает, а потом устало смотрит мне в глаза.

— Хорошо, давайте назовем его моим родственником, — произносит он несколько раздражённо.

— Насколько близким родственником? — требую ответа я.

На лице горца появляется удивление.

— И всё же, зачем вам это? Он важен для вас, этот преподобный?

Подобный вопрос застаёт меня врасплох. Я даже не знаю, успеваю ли спрятать своё смятение. Наверное, нет, потому что глаза Ворона странно вспыхивают.

— Я уважала этого человека, — произношу твёрдо, стараясь скрыть истинные чувства. — Его смерть стала для меня ударом. Я хочу почтить его память. Скажу даже так: я помогаю вам ради памяти о нём!

— Очень интересно, — произносит Ворон несколько удивленно, но при этом насмешливо и переплетает крепкие руки на груди.

— Ничего интересного, — парирую я. — Это дань уважения хорошему человеку.

— И чем же он так хорош? — интересуется горец со странной ухмылкой.

— Вам этого не понять, — отвечаю я, отворачиваясь и показывая этим, что разговор окончен.

Да, я ожидала лучшего. Более серьезных ответов, что ли. Более емких. Однако в разуме всплывает ещё один момент.

— Каким образом горец, ваш родственник, мог оказаться священником? Разве ваша религия позволяет горцам становиться иноверцами?

Кошусь на ворона с плохо скрываемым любопытством. Тот пожимает плечами.

— Горцы — люди свободные. Если хотят служить другим богам, будут служить, поверьте мне. За это у нас не жгут на кострах, как у вас...

Он подчёркивает последнюю фразу, приписывая меня к другому народу. Знал бы ты, дружок, кто я на самом деле, не называл бы меня так. Но ему об этом знать необязательно.

Чувствую легкое разочарование. Да, тайна фактически раскрыта. Ксандер был из народа горцев. Вот и объяснение. Но почему у меня осталось ощущение, что всё не так просто?

— Ладно, — стряхиваю с себя оцепенения. — У меня есть к вам предложение. Но вы должны быть честны со мной. Я хочу кое-что изменить в этом деле, — говорю еще тише. — Я помогу сбежать отсюда вам и только вам. Если вы согласитесь на договор с супругой графа Орсини, думаю, то предложение, которое она готова вам сделать, вам понравится.

Смоляная бровь Ворона взлетает вверх. Он смотрит на меня своими зелеными глазами и слегка улыбается.

— Супруга графа Орсини, говорят, уникальная женщина, — произносит насмешливо. — Сильная, мудрая, загадочная…

Мне не нравится его тон.

— Возможно, что так, — отвечаю я, — но это не имеет отношения к делу.

— Я хотел бы познакомиться с ней, — продолжает Ворон, перебивая меня. — И уж тогда я решу, сотрудничать с ней или нет.

Ого, заявление!

— К сожалению, она пока не может предстать перед вашими очами, — говорю, скривившись. — Я ее представительница. Вы можете всё сказать мне.

И в этот момент Ворон начинает смеяться. Приглушенно, так, чтобы не слишком привлекать к себе внимание, хотя… о чем я тут говорю? Все и так следят за каждым нашим движением. Этот смех мне не нравится. Я чувствую себя оскорбленной.

— Ладно, — отвечает Ворон, отсмеявшись. — Хватит уже игр. Я прекрасно знаю, кто вы, леди Евангелина. Так что хватит ломать комедию. Чего вы хотите?

Его откровенность обезоруживает меня.

— Так вы знали? — произношу хмуро. — Как давно?

— Да всё очевидно. Давайте я скажу так: мой родственник, преподобный Ксандер, отзывался о вас очень хорошо. Поэтому я вас заочно знаю…

Мое сердце начинает биться сильнее. Ксандер говорил обо мне с Вороном? Когда? Когда тайно встречался с ним? Когда приходил сюда в темницу? Впрочем, это неважно. Я опять за своё? Он мертв! Какая мне теперь разница?