Презумпция виновности

– Иван Дмитриевич… – По лицу Мацукова пошли бордовые пятна. – Я склоняю голову перед вашим опытом и прозорливостью, но… Я никогда не был другом Желябина, но уважал его и как человека, и как сыщика. Предполагать, что он…

– Я имею право предполагать все, что пожелаю, – перебил Кряжин. И сделал это еще более грубо. – Убит член моей следственной группы. Вы не поняли, Мацуков? Вы напрасно склоняете голову! Я вам говорю, что убит человек, за которого я нес ответственность! Я пытаюсь сейчас понять, почему Желябин, заявив, что следует к генералу, у генерала не был, а вместо этого оказался в кабинете Георгиева с двумя ножевыми ранениями в сердце при открытой дверце сейфа, в котором я сейчас не нахожу предмета стоимостью в сто миллионов долларов!

– Он не был у вашего начальника, – коротко пояснил Георгиеву Сидельников.

Тот сглотнул сухой комок, перестал что-либо понимать и стал недоступен для получения и обработки информации. Георгиев был вне игры, и из всех членов следственной группы остались трое: Кряжин, Сидельников и Мацуков.

– Тогда ведь нетрудно предположить, что это я дал Желябину ключ, чтобы он забрал контейнер?

Это вибрирующее заявление было лучшим подтверждением того, о чем только что думал Кряжин.

– Георгиев, если бы ты был замешан в краже и подозревался мною, первое, что я сделал бы, – это организовал бы проверку твоих междугородних и местных телефонных переговоров. Однако я не делаю это, верно? И есть еще одна деталь, обойти которую я не имею права. – Советник перебросил из руки в руку «зипповскую» зажигалку и поиграл зайчиком от нее на стене. – Дверца сейфа не открыта ключом, а взломана. Но взломана и другая. Нет необходимости говорить о том, как рисковал убийца, ломая одну дверцу. Грохот мог привлечь внимание любого из отдела уголовного розыска на этом этаже, он обязательно пришел бы справиться, что происходит. Однако преступник, рискуя, вынужден был ломать и вторую. Значит, он не знал наверняка, где лежит контейнер. Желание завладеть безделицей перевешивало риск быть застигнутым на месте происшествия.

– Я вспоминаю один наш разговор, – осторожно вмешался, пользуясь затянувшейся паузой, Мацуков. – Вы говорили, что один из нас – предатель. Давайте прикинем шансы каждого…

– Давайте, – решительно согласился Кряжин. – Я и Сидельников на момент убийства находились в 7-м микрорайоне, Георгиев был с нами. Желябин убит, и вести речь о том, что он крал контейнер, а не пытался его отстоять, преждевременно. Остаетесь вы, Мацуков! Ну, как вам шансы каждого? Либо Желябин с подельником, либо вы – один или с подельником. Так что бросьте злорадствовать, мой юный коллега.

Мацукова это не устроило. Выждав, насколько это позволяла ситуация, он снова вернулся к недавнему прошлому как к источнику истины.

– Я не боюсь показаться навязчивым и глупым, Иван Дмитриевич, потому что осмелюсь напомнить обстановку, при которой контейнер помещался в сейф. Это происходило в присутствии строго ограниченного количества людей. Сейчас здесь не хватает только Кирилла. Если учесть, что вы трое были на момент убийства на окраине города, значит, остаюсь я, верно?

– Или Желябин, – вставил Сидельников.

– Да ты что? – угрожающе выдыхая, приподнялся со стула Георгиев. – Ты хочешь сказать, что Кирилл пытался выкрасть из сейфа кусок металла, но не разобрался по долям с подельником?..

– Кусок стоимостью в сто миллионов долларов, – как бы невзначай заметил муровец.

Кряжину пришлось встать и усадить Георгиева, который явно не подходил комплекцией для рукопашной схватки с капитаном МУРа. Последствия для первого были очевидны.

– Оба правы, – отрезал он, усаживаясь на прежнее место. Он попросил Сидельникова открыть форточку и снова повернулся к Георгиеву: – Это или Желябин, или Мацуков. За неимением возможности опросить первого, попробуем опросить второго. Следователь, где вы находились в период с половины одиннадцатого вечера вчерашнего дня и до утра этого дня?

Мацуков согласно кивнул головой. Такое ведение следствия его вполне устраивало.

– Я признаюсь, хотя теперь мне придется отвечать на вопросы других людей. – Он нервно облизнул губы и растер пальцами подбородок. – С двадцати двух до семи я находился в квартире женщины, не являющейся мне женой. Можете проверить это в официальном порядке. Но мне лучше получить несоответствие занимаемой должности за прогулы от начальства и развод от жены, чем быть заподозренным в преступлении. Адрес и данные девчонки дать?

– Конечно. – Получив листок бумаги, советник тотчас передал его Сидельникову. – Час времени. Езжай и проверь. А тебе, Мацуков, – вот этот наркомовский телефон. Позвони и попроси, чтобы встретила, не ерепенилась и говорила только правду.

«Вика, – говорил в трубку Мацуков, пунцовея от неловкости, – сейчас к тебе приедет человек, и я хочу, чтобы ты его встретила и была с ним предельно откровенна. Вопрос пустяковый на первый взгляд, но для меня… Для меня многое зависит от твоего ответа. Будь честна с ним…»

Капитан вернулся через пятьдесят две минуты и, не раздеваясь, вынул из кармана уже знакомый присутствующим цифровой диктофон.

«– …Скажите правду… что ему за это будет?

– От кого? – тихо спрашивает Сидельников.

– От жены…

– Жена не узнает. А от прокурора какое может быть взыскание? За что? С работы он ушел вовремя, на работу пришел в урочный час. А чем он занимается на досуге… Это, знаете, тема для комитета по нравственности, а не для органов прокуратуры. Так вы, значит, говорите, что…

– Да-да-да! – с десяти до семи утра сегодняшнего дня он был у меня… Он просил быть с вами откровенной, и я, как понимаете… Я вас очень прошу, жене его только ничего…

– Нет-нет-нет! Как договорились…»

Звуки смолкли – советник выключил запись.

– Подписались, сдали в архив и забыли, – резюмировал он диалог, засовывая диктофон муровца в карман своего пиджака. – Мне очень тяжело это констатировать…

– Да я никогда в это не поверю! – взревел, чувствуя подоплеку, Георгиев.

– …но придется. Майор Желябин, действуя из корыстных интересов, пытался завладеть вещественным доказательством. Это он взломал сейф Георгиева, похитил контейнер с материалом профессора Головацкого, и уже при обстоятельствах, от него не зависящих, не смог им распорядиться. Теперь я точно знаю, что в кабинете Георгиева на момент убийства присутствовало еще одно лицо.

– Это… – от неприязни лицо Георгиева потемнело, приобрело землистый оттенок и даже перекосилось, – расследование такое, в стиле Генеральной прокуратуры?..

– Помолчи, молодой человек, – спокойно осадил его советник.

– Очень мило. Дело расследовано! Главный фигурант убит, осталось найти подельника, который, несомненно, подтвердит и связь с оборотнем Желябиным, и свою роль в преступлении, и возьмет на себя убийство этого оборотня! – Теперь лицо Георгиева пылало и оттого снова не казалось естественным. Приказ следователя «выпей валерианки» его не остановил. – В награду за такие признания, провозглашенные «неоценимой помощью следствию», какой-нибудь случайный бандюк будет осужден по минимуму и проведет несколько лет в уютном уголке какого-нибудь производственного барака на общем режиме. Браво, Иван Дмитриевич.