При попытке к бегству
Шрифт:
– Слушаюсь, светлый и великий.
К неудовольствию Вадима, дежурным порученцем сегодня оказался всё тот же Хайра. Но делать было нечего, и он отпустил Хайру взмахом руки.
Потом вернулся в дом, к комконовцам. И втроём они стали ждать.
Ожидание затягивалось, и они разговорились с Сандро. О том, о сём, о жизни на Земле и Сауле и о последних новостях. Не обошли вниманием и хобби.
– А какие ты книжки предпочитаешь, дорогой?
– вкрадчиво спрашивал Мтбевари.
– "Список Шиндлера" - моя любимая, - смущенно потупившись, признался Вадим.
– А
– Вах, как ребята пишут!
– Это которые ученики Строгова?
– Они...
Серосовин же не мог усидеть на месте.
– Ну где там твой опричник?
– дёргал он Вадима.
Однако прошло десять минут, потом - ещё двадцать, и ещё двадцать. Серосовин в очередной раз посмотрел на часы:
– Однако!
– сказал он.
– Уж полночь близится, а Германа не видно. У тебя что, - обратился он к Вадиму, - всегда так "быстро" приказы исполняются? Неплохо бы дисциплинку подтянуть...
– Я не понимаю, - протянул Дубровин растерянно и, сам не понимая зачем, добавил: - Хайра очень сознательный стражник...
И в этот момент за окнами полыхнуло. Беззвучно, но ярко. И сразу ещё и ещё раз. Восемь вспышек подряд.
– Работает скорчер, - сказал медленно Серосовин, и они с Мтбевари уставились друг на друга.
– У меня в лагере нет скорчера, - сказал осторожно Вадим, у которого на самом деле скорчер был, но он никогда и никому это жуткое оружие не показывал, поскольку не было страшнее нарушения, чем использование скорчера на социально отсталой планете.
– Как ты думаешь, Сандро, - после некоторой заминки спросил Серосовин своего коллегу, - это и есть то самое, о чём предупреждал Биг-Баг?
У Мтбевари вдруг дёрнулась щека:
– А о чём предупреждал Биг-Баг?
– глупо переспросил он.
– Ну, ты же сам говорил: необычные какие-то явления...
– Говорил...
– Стрельба из скорчера - это необычное явление или нет?
– Смотря где...
Они снова замолчали.
Это не лагерь, подумал Вадим ошеломлённо. Это сумасшедший дом!
– Надо бы пойти посмотреть, - предложил наконец Серосовин.
– Оружие в доме есть?
– повернулся он к Вадиму.
– Только мечи, - быстро сказал Вадим.
– Давай мечи.
Вадиму пришлось подсуетиться. Серосовину он выделил свой тяжёлый от обилия драгоценных камней парадный меч, а Сандро - более простой клинок, но зато более ценный, потому что именной и выданный лично Лучезарным Колесом за особые заслуги стражника Перейры перед "отечеством".
– Вы ими не очень-то машите, - предупредил Вадим.
– Не в Арканаре, небось.
– Разберёмся, - у Серосовина был один ответ на все вопросы.
Одевшись и вооружившись, комконовцы направились к выходу. Вадим же покачал головой и прошептал чуть слышно:
На душе собаки воют,
Звезды на небе зажглись,
Но не ведает отбоя
Структуральнейший лингвист.
– Что ты сказал?
– Серосовин оглянулся.
– Нет, ничего особенного, - поспешно отозвался Вадим.
Они вышли в ночь, сгустившуюся над притихшим лагерем.
6.
– Это очень странно, - сказал Вадим через минуту.
–
Что именно?– Водолей приостановился.
– Стража молчит.
– Я так понимаю, в лагере отбой?..
– Да, но ночная стража бодрствует. Это чтобы не было побегов. Или чтобы велосы с равнины не зашли. Стражники обычно беседуют между собой, перекликаются...
– А теперь, значит, молчат?
– Молчат. Мне это не нравится.
– Мне тоже, - признался Серосовин.
– Вах, непонятина происходит, - вставил словечко Сандро.
В полной тишине взошла Третья Луна. В её неверном призрачном свете комконовцы отыскали место, где, по выражению Серосовина, "работал скорчер". И остановились, открыв рты. На стене одного из бараков здесь разрядами скорчера, установленного на малую мощность, была выжжена надпись - странными иероглифами, на неизвестном языке.
– Что это за язык?
– спросил Водолей.
Вадим всмотрелся и начертания иероглифов показались ему знакомыми. Потом он сосредоточился, и иероглифы сложились в слова.
– Это хонтийский, - сказал он, когда смог преодолеть шок от смысла прочитанного.
– Хонтийский?
– переспросил Серосовин.
– Змеиное молоко, откуда на Сауле взяться хонтийскому?
– А откуда скорчеру?
– напомнил Сандро.
– Тут написано...
– сказал Вадим, судорожно сглатывая, - тут написано: "Корней Яшмаа здесь был"!
– Яшмаа? Это который Прогрессор?
– изумлению Серосовина не было предела.
– И который "подкидыш", - подытожил Сандро.
– Бред, - сказал Серосовин.
– Полнейший бред!
– Что будем делать?
– Сандро поправил перевязь с мечом.
– Драка будет нешуточная, - словно и невпопад отозвался Водолей.
Потом он принял решение.
– Так где ты говоришь проживает твой Гарайра?
– обратился он к Вадиму и зловеще добавил: - Думаю, именно там мы получим ответы на все вопросы.
Вадим повёл комконовцев к бараку, где жил номер сто двадцать шестой. Было темно и тихо, как в гробу. Только скрипел снег под подошвами. Да чуть посипывал, вдыхая морозный воздух, Серосовин.
У входа в барак они остановились. Не потому что намеревались собраться с духом перед последним решительным штурмом, а потому что увидели лежащего в снегу, у самой двери, закутанного в шубу человека. Он лежал, раскинув руки (правая неестественно вывернутая рука судорожно сжимала древко копья), и Вадим сразу понял, что это Хайра. Помедлив, он наклонился над копейщиком.
– Мёртв?
– спросил Серосовин, заглядывая за его плечо.
Хайра был бледен и совершенно недвижим. Но дышал. Вадим взял его свободную от копья руку и поискал пульс. Сначала ему показалось, что пульса нет, но потом он ощутил толчок крови в вене. А через пять секунд - ещё один.
– Не понимаю, - сказал Вадим, выпрямившись.
– Он жив, но будто в анабиозе...
Наступившую за его словами тишину вдруг нарушил скрип открывшейся двери. Из чёрного проёма вышла серым призраком и уселась на пороге крупная большеголовая собака с маленькими, торчащими вверх треугольными ушками и с круглыми навыкате глазами под массивным лбом.