При свете луны

– Не разговаривай с ними, мама. Насколько тебе известно, я умерла.

– Как ты можешь так говорить!

– И никому не рассказывай о том, что я позвонила тебе. Потом я все объясню. Мама, в скором времени к тебе могут заявиться злобного вида верзилы. Скажут, что они из ФБР или откуда-то еще, но это ложь. Тебе нужно сыграть под дурочку. Говори с ними вежливо, сделай вид, что ужасно за меня тревожишься, но обо мне им ничего не рассказывай.

– Слушай, в конце концов, я же одноглазая, о двух костылях, бедная, как церковная мышь, невежественная, толстозадая домохозяйка. Да откуда мне что знать?

– Я очень тебя люблю, мама. И вот что еще. Я уверена, что пока твой телефон не прослушивается, но со временем они найдут способ поставить «жучка». Поэтому, если я приеду, чтобы повидаться с тобой, предварительно звонить не буду.

– Девочка моя, я так испугана, как не боялась с того момента, когда твой отвратительный отец совершил единственный свой хороший поступок – подставился под пулю, которая его и убила.

– Не бойся, мама. Со мной все будет в порядке. И с тобой тоже. Правда, тебя ждут сюрпризы.

– Со мной отец Франкорелли. Он хочет поговорить с тобой. Он так взволнован происшедшим в церкви. Джилли, девочка моя, а что все-таки случилось на свадьбе? Нет, я, конечно, знаю, мне рассказали, но в голове как-то не укладывается.

– Я не хочу говорить с отцом Франкорелли, мама. Скажи ему, я очень сожалею, что сорвала свадьбу.

– Сорвала? Ты их спасла. Спасла их всех.

– Я могла бы сделать это по-тихому. Слушай, мама, когда мы встретимся через пару недель, как насчет того, чтобы пообедать в Париже?

– В Париже, во Франции? С какой стати мне обедать в Париже?

– А может, в Риме? Или Венеции? В Гонконге?

– Девочка моя, я знаю, что ты никогда в жизни не прикоснешься к наркотикам, но теперь ты меня тревожишь.

Джилли рассмеялась.

– Как насчет Венеции? В каком-нибудь пятизвездочном ресторане. Тебе всегда нравилась итальянская кухня.

– Да, с удовольствием съем лазанью. А как ты сможешь позволить себе пятизвездочный ресторан, тем более в Венеции, в Италии?

– Ты все увидишь сама. И, мама…

– Что, доченька?

– Я бы не смогла спасти собственный зад, не говоря уже обо всех этих людях, если бы не выросла рядом с тобой, если бы ты не показала мне, что нельзя позволять страху съесть тебя живьем.

– Благослови тебя бог, девочка моя. Я очень тебя люблю.

Повесив трубку, Джилли какое-то время постояла, чтобы унять волнение. Потом бросила в щель еще несколько четвертаков и позвонила по номеру, который дал ей Дилан. Женщина ответила на первом же гудке.

– Я бы хотела поговорить с Вонеттой Бизли.

– Вы уже говорите с ней. Чем я могу вам помочь?

– Дилан О’Коннер попросил меня позвонить и убедиться, что с вами все в порядке.

– А что со мной может случиться? Скажите Дилану, у меня все отлично. И приятно узнать, что он жив. Не ранен?

– Ни царапины.

– А маленький Шеп?

– Сейчас стоит в углу, но он уже съел большой кусок торта, а к обеду будет в прекрасной форме.

– Он – душка.

– Это точно, – согласилась Джилли. – И Дилан просил передать, что им больше не потребуется домоправительница.

– Если то, что я слышала, правда, для уборки в их доме теперь понадобится бульдозер. Вот что ты мне скажи, куколка. Ты думаешь, что сможешь о них позаботиться?

– Думаю, что да, – ответила Джилли.

– Они заслуживают хорошей заботы.

– Заслуживают, – согласилась Джилли.

После второго разговора ей больше всего хотелось выйти из будки в трико и плаще и тут же устремиться в полет, для большего драматического эффекта. Но у нее не было ни трико, ни плаща, да и летать она не умела. Вместо этого Джилли оглядела холл с телефонами-автоматами, убедилась, что никого нет, а потом, безо всяких спецэффектов, сложила здесьтам и вернулась на террасу, парящую над озером, где в сгущающихся сумерках дожидался ее Дилан.

Луна поднялась незадолго до того, как летнее солнце укатилось за горизонт. На западе ночь только-только стерла остатки румянца со щеки дня, а на востоке в небе уже повисла большущая серебристая лампа.

Стоило сумеркам смениться ночью, как появился Линь, чтобы вывести их и Шепа, через коридоры и комнаты, которые они ранее не видели, из дома и на пристань, которая находилась неподалеку. Фонари не горели, тропа и сама пристань освещались свечами, которые плавали в воздухе на высоте примерно восемь футов.

Вероятно, Пэришу нравилось использовать свои новые способности не только для того, чтобы отражать и перенацеливать летящие на большой скорости пули.

Большой дом стоял на заросшем лесом участке площадью в десять акров. Забор по периметру и деревья гарантировали уединение. С другого берега озера, даже глядя на свечи в бинокль, никто бы не понял, что видит. Так что никакому риску Пэриш ни их, ни себя не подвергал.

Сам словно летя над дорожкой и досками пристани, Линь подвел их к сходням. Плеск воды о стойки напоминал музыку.

Линь ничем не выказывал изумления, которое вроде бы должны были вызвать у него левитирующие свечи. Выражение его лица говорило о том, что никому и ничему не под силу нарушить его душевное равновесие и грациозность походки. Не вызывало сомнений, что он абсолютно предан своему хозяину, и даже мысль о предательстве не могла прийти ему в голову.

По-другому просто не могло быть.

Сходни вели к прогулочному катеру длиной в сорок пять футов, сработанному в той эпохе, когда прогулочные катера не изготавливали из пластика, алюминия и фибергласа. Деревянный, выкрашенный белой краской корпус, палубы и отделка из красного дерева, сверкающая медь превращали катер в сказочный корабль, который приплыл из моря грез.

Когда все поднялись на борт, свечи над пристанью и вдоль дорожки погасли одна за другой и упали на землю.

Пэриш направил катер к середине озера. Вода казалась черной, будто анилин, словно большущая луна не разбрасывала по поверхности серебряные монетки. Он бросил якорь далеко от берега, полагаясь на то, что янтарные сигнальные огни предупредят других любителей ночных прогулок об их присутствии.

Просторная кормовая палуба катера позволяла поставить на ней стол на четверых. И Линю вполне хватало места, чтобы обслуживать этот обед при свечах. На закуску подали равиоли с лесными грибами, только не фигурные, а квадратные. Цуккини аккуратно нарезали кубиками. Картофельно-луковая запеканка представляла собой параллелепипед с прямыми углами. Вырезка тоже легла на тарелку четким квадратом, не только перед Шепом, у всех, чтобы младший мистер О’Коннер ни в коей мере не ощущал себя отличным от других.