Причастие мёртвых

— Но ей же хотелось на праздник, — отозвался Заноза удивленно. — А она не пошла. Хотела сделать мне приятное.

— Что в этом приятного?

— Не знаю. Но знаю, что если женщина хочет тебя порадовать — радуйся. Всем лучше будет.

— Заноза, ты циник, — послышался голос сеньоры Лэа, — Мартин, учись!

— Цинизму?

— Вежливости! — ответили Заноза и сеньора Лэа хором.

Берана пренебрежительно фыркнула, подхватила кофейник, чайник и заторопилась в зал.

Что б они все понимали! Заноза, может, и циник, что б это ни значило, но роза — свежая. Он срезал ее сегодня. Днем.

Сеньор Мартин сказал:

— Я сейчас, — и унесся на улицу.

Берана налила чаю для сеньоры Лэа, подумала, наливать ли кофе для сеньора Мартина. Решила, что пока не надо. Потому что если он вдруг решил побыть вежливым и раздобыть цветок для сеньоры Лэа, так он зря побежал на рынок — на городском рынке сегодня нет никого. А значит, быстро сеньор Мартин не вернется.

Она ошиблась. Сеньор Мартин вернулся через минуту. С каким-то красивым цветком, которому Берана не знала названия. На рынке таких не продавали даже в базарные дни. Похожие цветы росли в парках вокруг особняков в Замковом квартале. Но не может быть такого, чтобы сеньор Мартин спер цветок из чужого парка.

— Ну, спасибо, Змееныш, — сеньора Лэа повертела цветок в руках. Вплести его в волосы она не могла — прическа не та, не во что вплетать — поэтому сунула за ухо.

Хорошо получилось. И красиво и задорно. Сеньора Лэа, так-то, не красавица. Она — белесая, бледная, стриженная, как после тифа. И характер плохой. Но с цветком все равно получилось как надо. Это сеньор Мартин отлично придумал.

Берана собрала дреды в хвост, воткнула в них розу. Заноза закатил глаза, вытащил цветок и опустил в стакан с водой.

— Нет. Розы — для локонов. Если захочешь украсить дреды, я нарву тебе репьев.

— Этому не учись, — тут же сказала сеньора Лэа Мартину. — Занозер, ты готов? Идем тогда!

Она звала только Занозу, Бераны будто и не было. Но это тоже так, как надо. Плохой характер, он во всем плохой. Сеньора Лэа никого, кроме Занозы и не любит. Еще она любит сеньора Мартина, но шпыняет его так часто, что лучше б уж, наверное, вообще не замечала. Как Берану.

— Блин, — сказал Заноза. Вытащил розу из стакана и аккуратно заплел Беране в дреды. — Я забыл. Для репьев же не сезон. Май на дворе.

В Боголюбовке не было электричества, не было фонарей. Но леди Калимма пожелала, чтобы стало полнолуние, и стало полнолуние. Да еще и луна-то взошла такая огромная, такая золотая, почти как солнце, только ночью. И светло было… ну, как в сумерках. Гуляй, веселись, ничего не бойся!

Сеньора Лэа и сеньор Мартин пошли поздороваться с Мигелем, и потерялись где-то там, среди толпящихся у столов горожан и деревенских. А Берана потащила Занозу на ристалище. Посмотреть, может, там еще не все закончилось. Светло же!

Нет, на соревнования они не успели, самое интересное закончилось еще до заката. А сейчас, ночью, на ристалище выступали лучники. Лучшие из лучников Тарвуда. Они не состязались, они между собой давно все выяснили. Амберли Дикейсер — глава охотничьей артели, сержант Ксу — командир стрелков Гарнизона, мастер Саул Роа — он не только стрелял без промаха, он еще и делал лучшие на острове луки, — и сеньора Сагита. Сеньора Сагита была эльфийкой, и все. Она не работала, она жила в Замковом квартале, а дамам, которые там живут, работать не нужно. У них и так все есть.

Сеньоре Сагите, правда, ничего было не нужно. Кажется. Она ела то, что добывала на охоте, носила одежду из шкур, опять же, добытых на охоте, не носила украшений, не приглашала гостей, не держала прислуги, а на зиму, вообще, впадала в спячку. Как снег ложился, так сеньора Сагита и засыпала до весны. Берана хотела бы так жить. Нет, не в шкурах, и не в спячке, а так, чтобы ни от кого не зависеть и делать только то, что хочется.

Сейчас сеньора Сагита, принарядившаяся ради праздника в замшевую куртку с вышивкой, штаны с бахромой и нарядные сапожки, стояла в центре ристалища. Глаза у нее были завязаны. Эльфийка одну за другой посылала стрелы в летающие вокруг мишени, каждая из которых издавала какой-нибудь свой звук. Одна пищала, вторая свистела, третья шелестела, в четвертой что-то звякало... А всего мишеней было восемь. И стрелы втыкались в них почти одновременно.

— Вот это да! — сказал Заноза. — Вот это я понимаю, леди умеет стрелять.

Ему сеньора Сагита нравилась. Она по вечерам приходила в таверну, заказывала какой-нибудь вкусный чай и тарелку клубники, и сидела молча. Ела ягоды, смотрела в окно. Скучно проводила время. Но Заноза говорил, что она очень красивая, и что-то еще про самобытность. Вроде как, ему нравилось, что сеньора Сагита живет по своим правилам, и плевать на всех хотела. Да, это Беране тоже нравилось. Но — красивая? Да уж, куда красивей — кожа серая, волосы черные, глаза — желтые, как у кошки, и такие же огромные. Хотя, у Занозы и сеньора Лэа красивая.

Берана постаралась встать так, чтобы увидеть свое отражение в ограждающем ристалище силовом поле. Поле, вообще-то, прозрачное, но иногда становится зеркальным. Свет так падает, или что? В этом Берана не разбиралась, она не маг, она — моряк и боец. Мигель говорил, что капитану корабля нужно знать много разного, и про магию в том числе, и про физику, но Беране пока позаглаза хватало астрономии и алгебры.

Кажется, она тоже была красивой. С этой розой и в новой курточке — очень даже. А то, что ей Заноза никогда не говорил комплиментов, так это потому, что у него вкуса нет вообще. Кто ему нравится? Сеньора Сагита и сеньора Лэа! Тут и добавить нечего!

— Заноза, — пора было отвлечь его от любования сеньорой Сагитой, — а ты из лука стрелять умеешь?

— Угу.

— А откуда?

— Отец учил. Потом в школе. Лук и фехтование лучше, чем гребля и бокс.

— Да?

— Угу.

— Зануда, — Берана вздохнула.

Нет, скучно ей не было, ей самой нравилось смотреть, как непрерывным потоком летят в мишени тяжелые стрелы. Но почему бы сейчас не выступать мастеру Роа, например? Он маленький и кривоногий. Или, вон, Ксо? Тот еще мельче, чем мастер Роа, к тому же, черный, как эфиоп. Да хоть бы и Дикейсеру, хоть он и высокий, и молодой. Так нет же, все трое стояли у ограждения и хлопали сеньоре Сагите. Дикейсер бросил ей цветок, эльфийка дернула рукой, и цветок оказался наколот на наконечник стрелы, которая тут же ушла в полет, в очередную мишень.

— Пойдем, — сказал Заноза, — а то плохому научишься.

И пошли к столам. Плохому, скорее, можно было научиться как раз там. Там наливались вином и пивом, орали песни, сквернословили, ухаживали за женщинами, хвалились и ссорились. Ничего нового, вообще-то, да. Хотела бы Берана этому научиться — давно бы стала лучшей. Нет, за женщинами ухаживать — это нет. И пить ей не нравилось. Но она любила петь, и умела ругаться, а в том, чтоб с кем-нибудь поссориться и подраться с ней только сеньора Лэа и могла соперничать.