Придорожная трава

Илья еще пару секунд дышал Веронике в лицо, не вполне уверенный, что все закончилось благополучно, а потом медленно выпустил ее из рук и сел на ковре, переводя дух. Она не сразу пришла в себя и, похоже, пока не поняла, что же случилось, только машинально подтянула к себе ноги.

– Что это? – она тупо уставилась на люстру, лежащую на полу – постепенно до нее начал доходить смысл произошедшего.

Илья прикинул, сколько может весить эта средневековая поделка и с какой силой она впечаталась в паркет, и присвистнул. Похоже, ему суждено было увидеть, как от Вероники останется мокрое место.

В эту секунду лицо ее побелело, и из глаз градом побежали беззвучные слезы. Илья с облегчением подумал, что перед ним нормальная женщина, а не уверенный в себе монстр, единственная эмоция которого – гнев, смешанный с раздражением. Он никогда точно не знал, что нужно делать в случае, если женщины плачут, и каждый раз смотрел по обстоятельствам. Вот и теперь, какой бы неприступной и холодной не казалась ему Вероника, он нисколько не побоялся обнять ее за плечи и прижать ее лицо к своей груди.

И тогда она заплакала по-человечески, со всхлипами и бессвязными словами, вцепилась в его шею и прижалась к нему дрожащим телом.

– Ну, ну. Все же хорошо. Ничего страшного не случилось… – зашептал ей Илья, – ничего не бойся.

– Ой, мамочка, – расслышал он.

– Здесь нельзя жить, – Илья погладил ее по волосам, – это Долина, она не позволит никому тут жить. Менеджер вот ногу сломал. Люстра упала.

– Мне страшно, мне так здесь страшно! – сквозь рыдания, выдавила Вероника.

Ее тело на ощупь оказалось совершенно не таким, как он себе представлял. Он не сомневался, что она должна быть холодной, но пальцы, впившиеся в его шею, на самом деле были удивительно теплыми, как и нос, уткнувшийся ему подмышку. Он думал, она жесткая, почти железная, а выяснилось, что она упругая, как латексная игрушка. От ее волос исходил терпкий, экзотический запах каких-то цветов, и Илья, поглаживая их, легко дотронулся до них губами.

– Тебе надо уехать отсюда, – сказал он тихо, в ее розовое, прозрачное ухо, – сюда нельзя привозить детей.

– Тебе можно, а мне – нельзя? – она снова зашлась плачем.

– Мне можно, но это так случайно получилось… Ты чувствуешь, как она на тебя смотрит? Она плохо смотрит.

Близость ее тела слегка опьянила его, он не столько думал о Долине, сколько о красивых ногах Вероники, обтянутых спортивными брючками до колен. Очень красивые были ноги – длинные, стройные, но не масластые, а округлые – как у фигуристки.

– Не знаю, мне здесь не нравится, здесь всё, всё против меня! Даже мои собаки!

– Ну, собаки вырастут и поумнеют. А Долина никуда не денется. Это… ну, считай, геопатогенная зона. В таких местах нельзя жить.

– Я не могу, не могу отсюда уехать! Если мы не продадим участки, мы останемся нищими!

– Если ты не уедешь, она убьет тебя. Лучше быть нищей, но живой, чем мертвой и богатой.

Напрасно он это сказал, она еще сильней залилась слезами, а его рубашка и так промокла насквозь.

– Зачем, зачем я все это затеяла! Ну почему мне так не повезло!

– Такое бывает, – он снова коснулся ее волос губами, – это место притягивает, потому что… это место силы. Но жить здесь нельзя, это неправильно, понимаешь?

– Нет! Я не понимаю! Я не хочу понимать! – она оторвала заплаканное лицо от его рубашки и посмотрела ему в глаза. На лице у нее была нежная, совершенно прозрачная кожа, сквозь которую проступили розовые пятна. Острый нос покраснел и чуть-чуть опух, глаза, полные слез, просвечивали изнутри, как драгоценные зеленые камни, губы, до этого хорошо очерченные и сжатые, чувственно приоткрылись и округлились.

– Ты очень красивая, когда плачешь. Гораздо красивей, чем когда сердишься… – Илья положил ее голову обратно себе на грудь.

– Это неправда, – всхлипнула она, – так не может быть.

– Может-может, – усмехнулся он, поглаживая ее по спине.

– Ну почему, почему, почему она упала! Она не могла упасть, когда я смотрела телевизор? Когда ездила в магазин? Почему именно сейчас!

– Она хотела тебя убить, – мрачно сообщил Илья.

– Да такого не бывает! Это же все глупости! Ерунда!

Он пожал плечами. Наверное, это и вправду глупости. Ни один здравомыслящий человек не должен в это верить.

– Конечно. Только это факт. Сегодня этот мальчишка-менеджер пообещал, что меня увезут отсюда на «скорой».

– Ну и что? – всхлипнула она.

– И ничего, – Илья снова пожал плечами, и вспомнил, что она сказала за секунду до того, как упала люстра.

– Так это ты сломал ему ногу? – спросила она совершенно беззлобно.

– Нет, конечно. Я не ломаю мальчишкам ног, даже если они мне хамят и угрожают.

– Кто ты вообще такой? Что тебе за дело до всего этого? – Вероника спрашивала из любопытства, а не задавала риторического вопроса, как обычно.

Илья заметил, что она почти не плачет, и усадил рядом собой поудобней, продолжая одной рукой прижимать к себе. Она положила голову ему на плечо, все еще дрожа и сжимаясь в комок. Он взял ее за руку, легко поглаживая ее длинные красивые пальцы с короткими безупречной формы ногтями.

– Я? Я – плотник. Я здесь живу.

– Не слишком ли ты умный для плотника?

– Я закончил Военмех. Только инженеры сейчас никому не нужны. А заниматься бизнесом я не хочу.

– Почему? Неужели тебе не хочется быть богатым и успешным?

– Ну, во-первых, совершенно не хочется. А во-вторых, у меня к этому нет способностей. Не всем же быть бизнесменами, кто-то и работать должен.

– А ты считаешь, что бизнесмены не работают? – ему почудилось, что она усмехается.

– Видишь ли, они ничего не создают, в отличие от меня. То, что делаю я, можно потрогать руками. Между прочим, у меня есть спичечная модель твоего дома. Точная копия, только маленькая. Хочешь?

– Хочу.

– Я принесу. Я делаю модели всех домов, которые рублю.

– Зачем?

– Ну… просто. Это же здорово, иметь модель своего дома.

Она пожала плечами, но ничего не ответила. Не поняла.

– Я скоро возненавижу этот дом! – наконец прошипела она, – разве в нем можно находиться?

– Дом можно разобрать и перевезти в другое место. Если хочешь, я сам его разберу и соберу потом?

– Не надо. Я никуда отсюда не собираюсь уезжать! – в ее голосе появились властные и требовательные нотки. Похоже, она постепенно приходила в себя. Удивительная женщина. Другая бы еще три дня лежала в постели с мокрым полотенцем на голове.