Придорожная трава

Ника с силой дернула его брючный ремень, стараясь его расстегнуть, плотник помог ей снять с себя брюки, а потом резко откинул ее на подушку, и ей пришлось притянуть его к себе, потому что страсть кипела в ней и выплескивалась через край. Его лицо замерло напротив ее лица, Ника обхватила руками его спину и прижалась к нему грудью, выгибаясь вперед.

Его немигающий взгляд отсвечивал безумием и безрассудством, и Ника поняла, что тонет в этих сумасшедших глазах, и хочет в них раствориться. Лицо его окаменело, на нем остро обозначились скулы, и страх пронзил Нику остро и внезапно – она почувствовала, что он не тот, за кого себя выдает. Но, как ни странно, это не погасило ее страсти.

– Ну же… – прошептала она, и в эту секунду поняла, что смотрит в пустые глазницы голого черепа, и оскаленные зубы тянутся к ее губам, и руки ее лежат на острых костях позвоночника, покрытого ошметками тлеющей плоти. И эта же осклизлая тлеющая плоть чмокает, прикасаясь к ее белой груди.

Она хотела закричать, но выдавила только жалкий шепот, похожий на шипение. Оскаленные зубы обхватили ее рот в чудовищном поцелуе, скользкие кости пальцев стиснули ее плечи, Ника рванулась и… проснулась в своей постели.

В комнате было темно и свежо. Она застонала и уткнулась лицом в подушку. Как отвратительно! Какая мерзость, от начала до конца! Пусть это только сон, ей немедленно захотелось забраться в душ, чтобы смыть с себя эти прикосновения. Не столько гадкого чудовища, сколько того, кем это чудовище было перед этим. Ее душили отвращение и стыд. А говорят: в страшном сне не приснится! Приснится, еще как приснится!

Ника села на постели, накинула халат и вдруг почувствовала безотчетный страх, совершенно необъяснимый. Руки задрожали, по спине пробежали мурашки и онемели ноги. Что могло ее испугать? Ничего ведь не произошло, никакие ужасные мысли не приходили ей в голову, никаких посторонних звуков до нее не доносилось.

Она одна в доме. Совсем одна. В темном доме. Никто не услышит ее и не придет на помощь, если что-нибудь случится. И в этой темноте вокруг нее что-то происходит. Ника понимала, надо всего лишь включить свет, и морок рассеется, пропадет, все встанет на свои места.

И как сильно дует из-под двери… Дует? Нет, из-под двери тянет сыростью… затхлой сыростью. И пахнет болотной водой. Ну почему же так страшно? Настолько страшно, что не хватает смелости протянуть руку и зажечь свет.

В тишине протяжный скрип двери прозвучал оглушительно, Ника похолодела и перестала дышать. Дверь открывалась медленно, словно тот, кто толкал ее вперед, не имел для этого достаточно сил. Ника смотрела на нее, не отрываясь, широко раскрыв глаза, и чувствовала, как внутри нее образуется пустота и опускается в низ живота.

В приоткрытой щели появился мутный зеленый огонек, проплыл внутрь и замер, мягко покачиваясь на уровне ее лица. Он принес с собой сырость и запах болота, затопил им спальню, и Ника почувствовала, что вдыхает прелый тяжелый воздух, который душит ее и оседает на легких зловонным илом.

И за ним Ника не столько увидела, сколько угадала размытую серую тень, поднявшуюся над ней, словно занесенный для удара топор палача. Руки вспотели, и лоб покрылся холодной испариной. Свистящий зловещий шепот, от которого язык приклеился к небу, и оборвалось дыхание, раздался над головой.

– Я дам тебе совет, – медленно выговорила серая тень, – и ты последуешь этому совету, если имеешь голову на плечах.

– Да… – прошептала Ника, не смея не ответить властному призраку.

– Открой книгу и возьми карандаш, – приказал призрак.

Руки сами собой потянулись к тумбочке, где лежала книга японцев – Ника всегда читала с карандашом в руках.

– Пиши, чтобы не забыть моего совета к завтрашнему утру.

Ника закивала, как маленькая девочка, внимающая желаниям любимого учителя.

– Пиши: я… никогда… не причиню зла… хозяину избушки…

Она на ощупь нацарапала на полях продиктованную фразу дрожащей рукой, и вдруг испытала невыразимое облегчение и благодарность, как будто только что получила из рук призрака откровение, позволяющее жить дальше.

– Спи, – прошипело привидение, и Ника, отложив книгу, покорно опустила голову на подушку и накрылась одеялом.

Страх, стискивающий шею холодными пальцами, заставил ее закрыть глаза, и она не видела, как мутный огонек выплыл из комнаты. И едва дверь за ним закрылась, сон пришел на смену ужасу, точно так же хватая ее за горло и парализуя волю.

Утро было солнечным, ярким и радостным, и Ника поспешила забыть о своих дурных снах. Завтра приедет Алексей, и все проблемы разрешатся как-нибудь без нее.

Она умылась и направилась в кухню, еще с лестницы услышав, что приехала Надежда Васильевна, которая напевала что-то себе под нос, а в гостиную уже проник запах жареных блинчиков.

– Надежда Васильевна, – вежливо кивнула Ника домработнице, – я же просила вас закрывать двери в кухню. Теперь весь дом провонял горелым маслом.

– Ну что ты, Верочка! Разве же оно горелое? У меня никогда ничего не подгорает, это только плохие хозяйки делают десять дел одновременно и за сковородкой не следят.

Ника поджала губы.

– Я просто прошу закрывать двери, чтобы в доме не было запаха еды, по-моему, ничего сложного в этом нет.

– Хорошо-хорошо, – беззлобно кивнула Надежда Васильевна, – люстра-то упала, а? Мне вчера Алеша рассказал, так я пол ночи не спала, все думала – как оно могло так повернуться?

– Я не хочу об этом говорить, – сдержано уронила Ника, – сделайте мне, пожалуйста, кофе и принесите в кабинет, я буду работать.

– А блинчики? Такие горяченькие, с пылу – с жару, со сметанкой?

– Надежда Васильевна, вы же знаете, что я не ем жирного и мучного.

– Ну, иногда-то можно? – домработница посмотрела на Нику расстроено, – хотя бы парочку?

Ника снова сжала губы, но устоять не смогла. Если Надежда Васильевна каждый день будет так ее кормить, ее разнесет, как бочку.

– Ладно, принесите мне в кабинет вместе с кофе, но только один блинчик, и не со сметаной, а с конфитюром.

Ника с увлечением проработала до двух часов дня, пообедала, и почувствовала, что ее мучительно клонит в сон. Ничего удивительного в этом не было, и она не видела никаких препятствий к тому, чтобы немного подремать днем. Уж днем-то никакой кошмар ей не приснится. Да и Надежда Васильевна дома, все ж родная живая душа.

Ника прилегла на кровать не раздеваясь, накрылась пледом, и открыла книгу – перед тем, как заснуть, она не могла не прочитать хотя бы абзац. Неожиданно рассказ увлек ее, хотя обычно японцы вызывали у нее недоумение и скуку, она читала их только потому, что это было модно. Страница летела за страницей, а она никак не могла оторваться от чтения, даже сон пропал. Интересно, кто из авторов так хорошо пишет? Японские имена вылетали у нее из головы сразу после прочтения, но на этот раз она решила заглянуть в конец книги, где про каждого из них была написана небольшая информационная статья. Ника пролистала последние страницы, и неожиданно наткнулась на корявую надпись, сделанную карандашом: «Я никогда не причиню зла хозяину избушки».