Приемные дети войны

Война привела летчиков на Кубань. По пыльной дороге они ехали на аэродром. Лобозов, облокотившись о крышу кабины, стоял в кузове, подставив лицо под освежающие порывы ветра. Его широкие брови были насуплены, между ними залегла складка. Грималовскому редко приходилось видеть командира нахмуренным, и он, чтобы рассеять его настроение, поинтересовался:

— Больно ты мрачен. Не прихворнул ли?

— Предчувствие скверное. Ну да дьявол с ним!

— С чего это предчувствие?

— Объяснить не могу. Душа ноет. Впрочем, впервые такая незадача со мной.

— Нервишки, браток!

— Самому тошно. А вот не отпускает. Ну да ладно. Иди к фототехнику, проверь исправность аэрофотоаппаратов.

Спрыгнув с борта грузовика, Грималовский направился к фототехнику Яворскому. Быстро и чисто механически справился со своим делом. А мысли его в этот момент были заняты другим.

С набором высоты штурман осмотрелся — противника не было видно. На всякий случай, выйдя на траверз Ялты, Грималовский дал Лобозову новый курс для захода на Севастополь со стороны суши с направлением на море. Это позволяло при атаке вражеских истребителей уйти далеко от берега, куда из-за сложности ориентировки и ограниченности запаса горючего, они не рискнут лететь.

— Вот и бухта, — успокаивающе произнес Грималовский. — Пошли с небольшим прижимчиком.

Фотоаппарат включен. Под крылом корабли и батареи прикрытия.

На перехват разведчика устремились "мессеры". Они взмыли ввысь, стрекоча пулеметами. Но самолет над морем оторвался от преследователей. Перехитрив врага, вновь развернулся на материк и выскочил над сакским аэродромом — фотоаппарат снова заработал.

Пора домой. На сей раз предчувствие не обмануло летчика. Четверка фашистских истребителей вышла на перехват. В скорости с ними не поспоришь — надо вступать в поединок.

— Теперь, Дима, не зевай! Кто зевает, тот воду хлебает.

Непроизвольно Грималовский глянул вниз — Черное море превращало лобозовскую поговорку в угрозу.

Летчик бросал самолет вниз и вверх, чудом уберегая его от попаданий. Пулеметы безостановочно били.

— Гляди! — крикнул Грималовский. — Горит!

Очередь стрелка-радиста полоснула по фюзеляжу фашистского стервятника. Он неуклюже взмахнул крылом и потянул вниз. Остальные повернули назад.

— Повезло, — проговорил Варгасов, — в моей кабине три пробоины. Хвостовое оперение изрешечено, а я — как заговоренный.

— Да, — согласился Лобозов, — и мой фонарь поскоблен.

— Повезло, — подытожил Грималовский и с некоторой ехидцей добавил: — А как же, старший лейтенант, насчет предчувствия?

— Поживем — увидим…

Долго размышлять по поводу мрачных предчувствий не было времени. Экипаж готовился к очередному вылету.

…Немцы собирались ударить по Керчи со стороны Азовского моря. Для готовящегося десанта врагу необходимы были плавсредства. Все, что могло держаться на воде, — от рыбацкой лодки до моторных баркасов — было конфисковано у жителей прибрежных районов и тщательно замаскировано. Где?

Эту задачу предстояло решить воздушным разведчикам. Десятки безрезультатных вылетов произвели летчики. Но однажды…

— Товарищ майор, — обратился Грималовский к командиру эскадрильи Горечкину, — разрешите подвесить четыре стокилограммовых бомбы на замки внешних держателей.

— Это еще зачем?

— По-моему, в порту Геническ расположен крупный склад боезапаса.

— Что значит "по-моему"? Интуиция?

— Фотоснимки подтверждают предположение.

— Тогда добро. Действуй!

Зенитки встретили самолет плотной завесой огня, снаряды рвали небесную синь.

Но пробиться надо было во что бы то ни стало. И командир бросил воздушный корабль за огненный шлагбаум. "Пешка" выскочила на порт. Грималовский рванул рычаг аварийного сбрасывания бомб. Словно гигантской катапультой, подкинуло бомбардировщик. Склада с боеприпасами больше не существовало.

— Рано радоваться, — прервал восторги экипажа Лобозов. — Попасть-то попали. А ведь это не все. Куда запропастились эти дьявольские шлюпки да катера?

— Проутюжим-ка побережье, — отозвался Грималовский. — Может, что и разглядим.

— Да вон они, проклятые, вон они! — срывающимся голосом вдруг закричал Варгасов. — У острова Бирючий!

— Снижайся, пора этих невидимок запечатлеть на пленку.

Штурман включил аппаратуру, вспыхнувшая на приборе красная лампочка подтвердила начало съемки.

— Варгасов, теперь можешь отстукать донесение в штаб.

На посадочной полосе их встретил комэск Горечкин.

— Отыскали все же фашистский тайник? Поздравляю, братцы! А теперь вам предстоит доложить об этом лично адмиралу флота Исакову.

— Кому? — опешил Лобозов.

— Адмиралу Исакову, — повторил майор. — Как только отпечатают фотоснимки, отправитесь со штурманом в Краснодар, в штаб Северо-Кавказского фронта.

У входа в здание штаба их поджидал офицер для поручений.

— Входите, — пригласил он разведчиков в просторный кабинет, увешанный картами и различными схемами.

Навстречу им поднялся адмирал Исаков.

— С чем прибыли?

— По данным аэрофотосъемки, — отрапортовал Лобозов, — на острове Бирючий сосредоточены плавсредства противника.

— Вот, пожалуйста, снимки, — Грималовский протянул пачку фотоотпечатков.

Командующий фронтом и адмирал флота склонились над картой, помечая на ней что-то карандашом.

— Молодцы! — похвалил Исаков, изучив снимки.

К исходу этого же дня штурмовики Ил-2 уничтожили всю готовившуюся к десантированию флотилию легких суденышек. Результаты массированного удара "воздушных танков" запечатлел на пленку экипаж Лобозова.

Правда, снимать уже было нечего — на месте мотоботов, барж, баркасов и шлюпок плавали на поверхности Азовского моря только щепки.

Глава IX

В тягучие будни госпиталя иногда врывались неожиданные встречи. Сегодня повезло их палате.

— Валя! — расцвел в улыбке Сергей, увидев входящую в палату миловидную девушку с выбивающимися из-под белого чепца с красным крестиком белокурыми косами. — Какими судьбами?

Грималовский повернул голову к вошедшей. От неожиданности он вздрогнул.

— Валя?

— Моя невеста, — представил девушку Сергей.

Она протянула летчику руку.

— Валя, — едва выдавил из себя Грималовский. — Не узнала?