Приемщица

– …Пойдемте в цех, – доктор тронул меня за рукав. – Этого добра еще насмотритесь.

Мы вернулись обратно; донор все еще нарабатывал продукт: видимо, обязательные пятнадцать минут еще не прошли. Я осмотрелась внимательнее. Комната оказалась очень большой – видимо, под нее приспособили рекреационный зал. С краю примостилось нечто, напоминающее гостиничный «ресепшн».

Над высокой стойкой висели фотографии двух женщин, как около приемной Шанина. Только эти – мои ровесницы или около того – имели и лица и все прочие части тела, и сидели, вывернув ноги и растянув себе все, что могли. Лиц я не рассмотрела. Рядом висела еще одна рамка, пустая.

– Это ваши коллеги, – пояснил доктор, проследив за моим взглядом. – Третья рамка ждет вас, Анастасия. Сфотографируем завтра с распахнутой вагиной и – тоже на стену. Для полной свободы выбора.

– Какого выбора? – я не поняла. – Разве приемщицы идут… работать не по графику? Вы же говорили…

– Да, по графику, чтобы выработка была одинаковая. Но доноры имеют право выбрать на разрядку любую из свободных или подождать, если она занята. Так работа идет эффективней.

В нескольких метрах от нас работа продолжалась. Ритмично, тихо и деловито.

Видеть все это мне не было противно.

Я никогда не подсматривала за чьим-то сексом, не имев к тому интереса. Но оказалось, что увидеть со стороны, как это делают не порнозвезды, а обычные люди, было любопытно. Как любопытно было бы наблюдать любое незнакомое явление.

Около ресепшн была еще одна кушетка под чистой простыней, над ним возвышался стеллаж. Там виднелись коробки, банки, одноразовая посуда.

Один стаканчик стоял на стойке, на нем чернели номера – сверху пятизначный, снизу просто «2».

– Это что? – я уже начала интересоваться всерьез.

– Тара для продукта, – ответил Шанин. – Сейчас пройдет время, Александра примет презерватив, сольет семя в стакан и сразу передаст в лабораторию… во-он, в то окно.

В стене напротив «ресепшн» виднелась низкая глухая дверца с панелью кодового замка.

– Ну, а теперь познакомьтесь с вашей непосредственной начальницей, – продолжал доктор.

За стойкой прятался низкий стол с компьютером, видеодомофоном и стопками документов. Над раскрытым журналов склонилась молодая женщина. Халат ее – такой же модный, как и у меня – висел на спинке кресла, а она осталась в паре черных чулок с кружевными резинками, словно шарж на развратную медсестру. На ее гладко выбритом причинном месте синела расплывшаяся и не опознаваемая татуировка. Самыми красивыми местами мы могли сравниться, хотя мои лишь за последние лет десять из скромных пирожков превратились в пышные булки, а эта девушка была явно моложе моего сына, которому зимой исполнилось двадцать пять… На самых выдающихся ее точках блестели хромированные железки в форме звезд. На руке у девушки болтался странного вида браслет; я не сразу поняла, что это электронные ключи.

– Александра, знакомься! – доктор перегнулся над стойкой. – Это Анастасия, работает с сегодняшнего числа.

– Добрый день, я Саша, – хмуро ответила девушка, бросив взгляд из-под черной челки.

– Не думайте, Анастасия, – Шанин улыбнулся. – Наша Александра светлая личность, просто у нее такая манера поведения.

Девушка подняла голову и лицо ее осветилось быстрой нежной улыбкой.

– На ней держится весь рабочий процесс, – вполголоса говорил доктор, оттеснив меня обратно к моечной. – Она устанавливает порядок работы. Запускает доноров, проверяет их после душа, промывает, одевает, раздевает и сдает. И еще черта в ступе. Ее используют и для разрядки, и она проводит контрольный акт с соискателями в доноры.

– Контрольный? – перепросила я.

– Ну да. Я же говорил про пятнадцать минут, не всякий может. Первый раз пробуют с Александрой, она засекает время, делает отметки, потом и перед работой обрабатывает анестетиком, чтобы снизить чувствительность. А сама она…

Он не договорил, поскольку из моечной появился мускулистый мужчина – одетый и вполне добропорядочный. Что-то сказал начальнице и шагнул к выходной двери, встретившей мелодичным звонком.

– Смотрите завершение процесса, – сказал доктор, разворачивая меня обратно к цеху.

– Ага, – ответила я.

Из бокса ударил мощный заряд нецензурной брани; голос принадлежал женщине. Почти сразу донор резко встал и зашлепал к стойке. С него свисал темно-синий презерватив. Девушка Саша вышла из-за стойки – я мгновенно отметила, сколь высоки ее тонкие черные шпильки – ловким движением сдернула резиновый мешочек, перехватив его сверху, потом выдавила порцию в пронумерованный стакан.

Донор почти упал на кушетку у стены и стиснул в кулаке свое мокрое достоинство.

Начальница отдела черкнула что-то в маленькой бумажке, шагнула от стойки, приложила таблетку к панели около. Раздался короткий писк, дверца открылась внутрь.

– И что теперь? – мне уже казалось, что я смотрю фильм о каком-то клонировании инопланетян. – Что там будет дальше?

– Продукт пошел в лабораторию. Его там ждали. Пока номер двадцать один четыреста тридцать восемь обрабатывал Екатерину, в осеменении какая-нибудь великовозрастная дура уже лежала раскинув ноги, ожидая шприц со спермой молодого кобеля.

– А почем обязательно дура ? – я невольно удивилась такой аттестации.

– Потому что если у женщины нет детей, значит так постановила сама природа. И нет большей ошибки, чем поправлять ее решение. В итоге все равно не выйдет ничего хорошего, уж поверьте мне.

– Но ведь вы этим занимаетесь?

– Мы этим занимаемся, – поправил Шанин. – Поскольку иначе человечество вымрет. А кроме того, это один из способов не умереть с голоду нам самим. Хотя можно умереть и от другого…

Из-за стены что-то спросили – Саша подалась в окошко, что-то отвечая. Я отметила, сколь совершенна ее задница. Разумеется, она была принципиально иной, чем та, которую я видела в моечной – округлая, вытянутая вниз, она сияла, как раздвоенный экзотический плод с почти жемчужной кожицей.

Пожалуй, это была самая красивая из всех виденных мною женских задниц… хотя, честно говоря, задницами женскими я еще не любовалась никогда.

Доктор вздохнул и звонко шлепнул девушку по ее красивым местам.

Она не отреагировала, продолжая с кем-то говорить. А я, задержав взгляд дольше необходимого – никогда в жизни не видев вот так близко голую женщину – заметила, что на Сашиных ногах до самых колен темнеют и блестят влажные полосы.

Девушка выпрямилась, отвернулась от захлопнувшегося окошка, шагнула к стойке, потянулась к кипе бумаг. Отработавший донор встал с кушетки и схватил бедра над черными резинками. Саша продолжала писать – он поддел ее снизу и принялся молотить так быстро, словно ожидал, что в любой момент тело у него отнимут. Начальница отдела не обращала внимания, находившийся внутри предмет ее не волновал – заполнив один журнал, взяла со стола следующий. Парень коротко вскрикнул и притиснул девушку к себе, потом отвалился – на белых ягодицах еще пару секунд алели отпечатки пальцев – и, тяжело дыша, поплелся в душевую.

А начальница писала и писала, не обращая внимания на жидкость, ползущую из нее по чулкам.

Дописав, положила ручку на стол и направилась в бокс, где работал использовавший ее донор. Нагнулась над кушеткой – я невольно отметила, сколь хороши ее ноги, ненастояще длинные из-за тонких шпилек – и вышла со скомканной простыней в руках. Вернулась за стойку, открыла еще одну, не замеченную мной узкую дверь, исчезла в темноте.

– Гигиена у нас на всей высоте научно-технического прогресса, – сказал доктор. – После каждого акта белье меняется, даже если осталось чистым. У Александры в кладовой кипа свежего, после конца рабочего дня использованное забирают в прачечную, и так далее.