Приемщица

– …И даже в меру упитаны!

– А почему ты пять, а Катя четырех, а не наоборот? – продолжала я, решив узнать в первый раз как можно больше.

– Потому что у Адки вагина большая, – ответила за напарницу Катя.

– Ведро, – гордо кивнула та. – Без ручки, зато с ногами.

– А из девятерых один был Валерка, у него пенис толщиной с мою ногу. Только она и может принять.

– «Валерка»? – я удивилась. – Но разве доноров…

– Ну да, их фамилии не упоминаются и они по номерам, – сказала Ада. – Но кое-кто с нами разговаривает, и мы знаем их имена.

– Хотя Валерка толстых не очень любит, предпочитает мои кости трясти, – усмехнулась Катя. – Так что его перед сеансом с Адкой Сашка между титек возбуждает дополнительно…

Эти слова меня не удивили. Я изучила мужскую природу достаточно – в частности, знала, что мужчина любит разнообразие. И если есть возможность, будет иметь то сухощавую Катю, то жирную Аду, то еще кого-то, но обязательно попеременно. И если чрезмерный размер его навсегда привязывает к Аде, то он все станет требовать предварительной подпитки Сашиными молодыми богатствами.

– Кстати, покажись-ка ты нам наконец, – попросила Ада.

– В каком смысле?

– В прямом.

– Халат надеть?

– Халат свой можешь повесить в шкаф, он там и останется. Тебе его выдали только если к Шанину позовут.

Ощутив стеснение лишь на долю секунды, я быстро сняла с себя одежду и аккуратно сложила ее в пустой шкафчик, дверцу которого услужливо открыла Ада.

– А ну повернись, красотка кабаре, – скомандовала Катя.

– Пройдись взад-вперед.

Я прошлась, повернулась, подняла и опустила руки, потрясла всем, чем могла, и во все стороны. Напарницы рассматривали меня внимательно, разве что не щупали внутри.

– Ну Катрин, теперь мы на разрядке отдыхаем! – добродушно подытожила Ада. – Будем кофе гонять и решать кроссворды.

– Почему? – я слегка насторожилась.

– Ты на нас посмотри и на себя, сисястая пиписька! Вся разрядка будет твоя.

– Ты Адку не слушай, она сейчас наговорит три кучи и недорого возьмет. Оплачиваемую работу распределяет Сашка. А вот простым вниманием ты будешь пользоваться однозначно.

Я никогда прежде не сидела в компании обнаженных женщин, не подставляла себя их взглядам. Даже в бане я бывала всего один раз на одной из проходных работ, но там все мои коллеги и мылись и парились и остывали в купальниках. Но меня почему-то не шокировало положение, принятое здесь. Ведь обе женщины, несмотря не далеко не сексапильный вид, были ухожены, от них всегда пахло хорошим дезодорантом и веяло чистотой.

– А как вообще тут? – я задала вопрос, который был главным. – Можно жить, или как?

– Можно, если осторожно – Катя кивнула и, не спрашивая, потянулась насыпать мне еще кофе.

Причем делала она это с поразившей меня кошачьей ловкостью, не опустив ноги с подоконника.

– Самое главное – не забывай перед выходом в цех прочитать нашу мантру! – добавила Ада.

– Какую… мантру? – я в очередной раз удивилась обилию мелочей, составляющих местный быт. – Где она написана?

– Да вот, над дверью! – Ада тронула меня за плечо. – За твоей спиной.

Я обернулась, не вставая со стула.

Над выходом из комнаты, от стены до стены, висела полоса обоев, приклеенных оборотной стороной. Я ее еще не видела, зайдя сюда и сразу сев к столу. На белом фоне огромными разноцветными буквами, отчеркнутыми рамками и даже осыпанными мелко истолченными блестками, было написано:

ВСЕ мужики КОЗЛЫ.

Без дефиса и даже без восклицательного знака – как истина, не нуждающаяся в чрезмерном подтверждении.

– Это что? – я поразилась; увидеть такой лозунг в центре планирования семьи казалось по меньшей мере странным.

– Это осталось с прошлого нового года, – пояснила Катя, наливая мне кипятку. – Готовились не по-детски. Танька, что до тебя работала, когда-то где-то оформительствовала.

– Аксинья у своего сына взяла кисти и другие краски, подхватила Ада. – Целую неделю все расписывали. Потом этот решили оставить.

– И читаем его каждый раз, отсюда выходя.

– Слушайте… – я снова повернулась к столу. – Как-то это не вяжется. Доктор мне расписывал благородное дело, и все прочее.

– Плодить кривоногих уродцев – дело в самом деле благородное, – Катя кивнула. – По крайней мере, для наших зарплатных карточек. Но что касается разрядки – там козлиная сущность этих козлов проявляется полностью.

– И в это верю даже я, между пипирами, – подтвердила Ада. – Как и в то, что мне надеть нечего.

– Что – «надеть»? – опять не поняла я. – Халат…

– Да ничего не надо надевать. Просто вспомнила, как у нас в школе молодая математичка говорила, что у нормальной женщины есть три аксиомы. Первая: все мужики – козлы. Вторая: мой ребенок – лучший на свете…

– Не пробовала, но уверена, – вставила Катя.

– Я пробовала – подтверждаю, – сказала я.

–…И третья – мне надеть нечего.

–…Девчонки!

В комнату отдыха, размахивая всем телом, влетела Саша и остановилась на пороге. Наша начальница каждой из нас годилась в дочери, но обращение с первого раза показалось мне естественным. Ведь любая женщина до определенного момента старается увеличить свой возраст, а после – уменьшить; в данном случае встречные интересы совпадали.

– Заходи, – сказала Катя.

– Я… что-то спросить хотела, – ответила девушка, покосившись на меня. – По ходу из головы вылетело. Вспомню – зайду. Попозже.

Я мгновенно догадалась, что здесь происходит еще нечто, и я как новенькая кажусь лишней.

Допив кофе и взглянув на часы, я соврала, будто мне надо съездить на прежнюю работу, подписать приказ об увольнении и забрать трудовую книжку.

Напарницы тепло со мной попрощались, а Саша помогла найти выход через параллельный коридор в Оксанину приемную.

7

Шанин сказал, что первое время мне нужно не работать, а присматриваться и запоминать правила, не думая ни о чем ином.

Сначала я делала это, не высовываясь из комнаты и почти не вставая со стула, а лишь развернувшись лицом к выходу.

Это получалось без труда, поскольку наша забеленная дверь всегда стояла открытой; все происходящее по обе ее стороны шло на глазах у всех и никого не смущало.

Работа поразила меня в первый день.

Но еще больше потрясла «физиологическая разрядка» – точнее глубина и полнота действия, которое посторонний человек назвал бы элементарной половой разнузданностью.