Приемщица

Начальница цеха защелкнула дверь, прошла с тот же бокс и принялась застилать кушетку. При этом она наклонялась так, что я невольно отвела глаза, чтобы не увидеть всего, что темнело и блестело у нее между белых ягодиц над черными краями чулок.

– Вот это и есть наш процесс, – подытожил Шанин. – И это еще не предел. Ну, теперь вы все видели, пойдемте знакомиться с коллегами.

– Куда? – спросила я, поняв, что помещение имеет бездну всяких закоулков.

– В бытовку, – коротко ответил доктор, увлекая меня в дальний конец цеха. – Надеюсь, вам понравится и там.

– Я тоже, – я кивнула, поняв, что здесь все продумано до мелочей.

Краем глаза я увидела, как Саша протирает шваброй идеально блестящий пол.

6

«Комната отдыха» приемщиц – как правильно именовалось помещение, где мои новые коллеги коротали свободное время – в самом деле мне понравилась.

Слепо забеленные до откидывающихся фрамуг окна не мешали ощущению света. В одном углу стоял горшок с высокой драценой, в простенке около двери сияло ростовое зеркало, как в магазине одежды, наполнявшее помещение простором. В комнате разместились три кушетки, шкафы, несколько стульев, большой стол с набором, привычным для заведений, где сотрудники целый день не выходят из помещения: электрический чайник, банка с растворимым кофе, жестянка не самого дешевого печенья. Не было только грязной, как вокзальный туалет, микроволновой печи: обещанные Шаниным ежедневные обеды из кафе избавляли от удовольствия вдыхать вонь перегретых домашних похлебок, привычных по всем моим прежним местам работы. Табличка на двери обозначала санузел, оборудованный только для нас.

Поистине организаторы учли все, чтобы женщины, служащие сосудами для сбора предоплаченного продукта, в свободные минуты могли себя восстановить и даже приумножить.

Когда доктор меня привел, обе приемщицы оказались на месте.

Та смугловатая, которую на моих глазах имел донор, разрядившийся потом в начальницу отдела, сидела около стола, закинув ногу на подоконник, и медленно пила кофе.

Вторая, светлая, расположилась на стуле – точнее, сразу на двух, положив на каждый по одной своей половинке. И, склонившись, пинцетом для бровей выщипывала интимные волоски.

Обе были без одежд, как и предупреждал доктор.

И обе в общем соответствовали описанному критерию отбора.

Смуглая была идеальной с точки зрения внешности «ниже средней». Лицо ее было жестким и даже суровым, скорее мужским, нежели женским. Она состояла из двух частей. В нижней раздалась по-женски, имела бедра-брусья и очень длинные голени. А верхняя осталась почти подростковой. Ее признаки млекопитающих представляли собой довольно жалкое зрелище: размерами они не превышали моих ладоней. В довершение женщина была подстрижена под ноль и выкрашена басмой.

Вторая представляла полную противоположность: белая и гладкая, чрезмерно обильная. Над круглыми белыми плечами возвышалась большая красивая голова с благородным профилем. Ей бы пошли светлые кудрявые волосы изрядной длины. Но она тоже имела короткую стрижку и казалась сивой. На огромной ягодице я рассмотрела цифры 1340, написанные черным маркером.

Доктор представил меня: темную звали Катей, светлую – Адой. Женщины прервали свои занятия, попросили сразу перейти на «ты» и с поразившим меня радушием предложили выпить кофе всем вместе.

С новыми коллегами с первой секунды было необычно легко и просто.

Сначала я даже подумала, что их радушие наиграно. Везде и всюду, где мне приходилось работать, нас женщин – точнее, это я была женщина, а они оставались просто бабами – имелось огромное количество и жили мы, как скорпионы в банке.

Но здешний коллектив сразу оказался бесконфликтным.

Мне налили кофе и, чтобы завязать разговор, я начала с того, что меня в самом деле заинтересовало.

– Слушай, – я обратилась к белотелой Аде. – Можно вопрос?

– Хоть два. Спрашивай, я тебе не съем.

– И я не съем, – добавила Катя. – Разве что немного покусаю.

Ее голос оказался низким и приятным.

– Пока один и только к Аде, – я тоже засмеялась. – Я поняла, что доноры кодируются пятью цифрами, вас… то есть нас всего три штуки и не кодируют. Что означает четырехзначный номер на попе?

– Это не номер, – Ада захохотала, тряся всеми складками. – Это время последней сдачи. Тебе доктор говорил про срок пипира пятнадцать минут?

– Говорил, – кивнула я, сразу поняв смысл неизвестного слова.

– Так вот, когда ты с донором идешь пипириться на сеанс, Алексис тебе рисует время, раньше которого нельзя сдавать молочко от бешеного пёсика. Иначе ему штраф, а ты без бонуса.

– Но почему именно на заднице? – я в самом деле чего-то недопонимала.

– Не только на заднице! – сказала Катя. – На переднице тоже.

Опустила длинную ногу с подоконника, встала из-за стола и показала мне плоский живот с полустертым номером.

– Ничего не понимаю, – я была сбита с толку. – Почему кому-то сзади, кому-то спереди?

– Нет, Настя, ты в самом не поняла, – опять захохотала смешливая, как видимо, Ада. – По правилам донор может пипирить тебя или сзади или спереди. На животе тоже пишется время. Только спереди я его уже смыла, а сзади еще не удосужилась. Смою, когда пойду готовиться на следующий сеанс.

– Это нас обычный процесс, – добавила Катя.

– И сколько раз вы сегодня…– осторожно начала я, еще не зная, о чем здесь можно спрашивать прямо, а о чем все-таки нельзя. – Время смывали?

– Я четыре, Адка пять, – спокойно ответила напарница и снова закинула ногу на подоконник.

– Вас обработали девять человек?! – я изумилась, вспомнив, как доктор определял пятерых в день. – Что так много?

– Накладка вышла, – пояснила толстушка, придвигая печенье. – Один после командировки, другой вчера был на сутках и смог прийти только сегодня, еще у кого-то еще что-то… Бывает время от времени.

– Еще не так бывает, – Катя усмехнулась. – Вот когда набежит человек пятнадцать, еще и новеньких наберут, а у нас обеих менстр.

– И что тогда?

– Тогда настоящий аврал. Оксанка из приемной приходит, Сашка и готовит и сама же у кого-нибудь принимает. В общем – кино и немцы под Москвой.

Мне стало ясным, что слова про «всех со всеми» тут не пустой звук, а объективная реальность, с которой придется мириться независимо от желаний.

– Но и сегодня было неслабо, – добавила Ада.

– И что… Как?

– Нормально, – Катя махнула чашкой, поняв невнятно сформулированный вопрос. – Как видишь, обе живы-здоровы…