Приемы Холлистока. Манон
Шрифт:
Теперь, погрузившись в свое новое состояние, она уже четко понимала, что происходит и чувствовала, что будет происходить. Единственное, что её тревожило -- это одиночество. Генрих и Масси -- она им не ровня, а значит скоро им предстоит расстаться. Она останется одна, наедине сама с собой. Не живая, но и не мертвая. Обретя новую внешность она станет неузнаваемой для всех, кто её знал раньше. Прежней жизни больше нет, но как начинать новую в такой ситуации? Эх, не попросили бы её удалиться Генрих и Масси до того, как она сможет обрести себя заново. Куда ей идти, что делать?
– Мама!
– неожиданно для себя,
– - Прощай!
– громко крикнула она, и стремительной тенью взметнувшись ввысь, за несколько секунд оставила позади не только рынок, но и сам Вьельмулен.
Перемещаясь с невероятной скоростью, но при этом не встречая никакого сопротивления воздуха, не слыша свиста ветра в ушах, не обращая внимания на проносившиеся внизу ландшафты, вскоре Манон уже вновь оказалась в Париже. Усевшись на самом верху Эйфелевой башни, она закрыла лицо руками и неожиданно для себя разрыдалась, а в следующий момент истерически громко расхохоталась. Только в это мгновение она поняла, что теперь обречена на бессмертие и что это будет для неё значить. А значить это будет одно -- она обречена жить. Ничто не сможет погубить её более, даже она сама. Нельзя уничтожить, нельзя нанести травму, невозможно даже заболеть. Сформировавшийся вампир живет между миром людей и миром людей, свободно переходя между ними. Он есть, но одновременно его нет, и только зеркала знают правду, не умея и не желая отражать сущности, пусть даже видимые обычному глазу.
Дав волю чувствам, в которых, как видно, еще оставалось немало человеческого, Манон и не думала сдерживать себя. Она кусала свои холеные руки, рвала на себе остатки одежды, а затем с громким воем кинулась с башни вниз, но асфальт оказался мягче перины, приняв её тело нежно и мягко, словно птичье перышко, упавшее с небес.
Встав на ноги, Манон быстро пошла прямо сквозь поток людей, даже не догадывавшихся о ее присутствии, но когда несколько раз она, сейчас полностью обнаженная, набрасывалась на них, делая попытку укусить (а такое желание уже появилось незаметно для неё самой), то это оказывало определенное действие, вызывая у человека острое желание почесаться в месте соприкосновения кожи с острыми зубками молодой вампирши.
Впрочем, вскоре Манон надоело это занятие. Последний раз крепко схватив рукой какого-то молодого парня, гуляющего со своей девушкой, за самое интимное место, и с улыбкой пронаблюдав, как он пытается незаметно почесаться, торопливо орудуя рукой в кармане, она взмыла в воздух и с гиканьем понеслась над крышами старого Парижа.
– Просыпайтесь, девушка!
– Холлисток ласково потрепал за щеку лежавшую в гробу Манон.
– Смотри, Масси, разве она не красавица?!
– Ещё какая!
– ответил тот, прислоняя к стене тяжелую дубовую крышку.
– Только где одежду она свою потеряла?
– Бесилась наверное, - Холлисток махнул рукой.
– Мано-он! Вставайте, хватит спать! Ну вот, глазки и открылись! Доброй ночи, девочка!
– Доброй, - машинально ответила она,
с трудом расклеивая пересохшие губы.– Разве сейчас ночь?
В ответ Холлисток кивнул:
– Половина третьего. Причем позволю себе заметить, что вы спали полтора суток. Как себя чувствуете?
– Даже не знаю, - ответила Манон. Приподнявшись, она села и посмотрела на завитки волос, спадающих до самой груди.
– Кажется, неплохо... Ой, а почему я раздета?
– Откуда же нам знать?!
– Холлисток с улыбкой переглянулся с Масси.
– Вероятно, во время своего путешествия, вы сами сняли с себя одежду. Впрочем, правильно сделали -- для вашего нового образа и новой фигуры она совершенно не подходила.
– Так это был не сон?
– изумилась Манон. Без всякого стеснения она встала и внимательно осмотрела себя с ног до головы, аккуратно, словно боясь навредить, проводя руками по нежной коже.
– Мне казалось, что я спала... Да, позвольте, но я не помню, как уходила отсюда, как вернулась. Зачем вы меня обманываете?
– Теперь для тебя сон и явь - суть одно и то же!
– вмешался в разговор Масси.
– Вылетела отсюда, сорвала с себя шмотки, повеселилась, а потом вернулась назад. Привыкай -- теперь оба мира для тебя слились. Другое дело, что нужно научиться переходить сквозь них, но это придет со временем.
– Дай ей халат, - сказал Холлисток.
– Иначе, представ перед нашими гостями в таком виде, она будет смущать их.
– Какие гости?
– спросила Манон, едва Масси скрылся за дверью.
– Они ведь к вам пришли? Зачем им меня видеть?
– Они пришли к нам, - ответил Холлисток.
– Сейчас я вас кое-кому представлю, а потом объясню происходящее.
Услышав о том, что кто-то должен её увидеть, Манон испуганно посмотрела на него:
– Для меня это нормально? Ну, со мной что-то будут делать?
– Вы чего-то боитесь?
– Нет, теперь уже нет, но, признаюсь, секса мне сейчас не хочется.
– Ах вот оно что!
– - Холлисток рассмеялся.
– Ну что же... а вот и Масси! Оденьте этот халатик, Манон. Масси, а она, оказывается, не хочет секса!
В ответ тот громко фыркнул:
– Очень надо! Какой еще секс? Вампиры не занимаются этим между собой, глупая. Хотя, если ты захочешь трахнуть этого парня, а не только им воспользоваться, то дело твоё.
– О ком это ты?
– спросила Манон, запахивая на себе полы короткого ярко-голубого махрового халата.
– Что вообще происходит?
– Сейчас узнаете, - Сказал Холлисток, направляясь к двери.
– Долго томить вас неизвестностью в наши планы не входит, а вот волноваться вам не стоит. Пройдемте в гостиную.
– Подождите!
– Манон, следуя приглашению, уже направилась было за ним, но внезапно остановилась.
– Ой, мне кажется, что у меня выросли зубы!
– Что за вампир без зубов?
– хмыкнул Масси, в то время как Холлисток с улыбкой проследовал дальше.
– Нет, я не о клыках -- их я чувствовала еще вчера. У меня выросли три зуба, которые мне удалили!
Масси пожал плечами.
– Ну и что? Всё, что нужно - выросло, что ненужно -- уменьшилось.
– Ты о моей фигуре?
– Ты сама всё видишь. Неужели после всего того, что с тобой произошло, выросшие зубы вызывают такое удивление? Пойдем скорее - тебя ждут.