ПРИКЛЮЧЕНИЕ БОРИСКИ И ЕГО ДРУЗЕЙ.

– А зачем ее нарисовали такой большой? – поинтересовался Бук.

– Этот плакат с мухой напоминает, что надо мыть руки перед едой. Чтобы не заболеть, – объяснил Бориска.

– Теперь я понимаю, почему ты заболел, – догадался Бук. – Ведь ты не мыл руки перед тем, как есть малину в Машенькиной берлоге! Мы тогда совсем забыли напомнить тебе о чистоте.

– Нет, – сказал Бориска, – я заболел совсем не той болезнью, которая приходит от грязных рук. Я заболел потому, что вымок под дождем.

– Здравствуйте – до свидания, – присвистнул Бук. – Не сочиняй, пожалуйста, больше, чем надо. Я, сколько живу, никогда не заболевал от дождя. От мухи, действительно, можно заболеть. Однажды, когда я щелкал кедровые орехи на сосновом пне, маленькая муха залетела мне в нос. Вот тогда я плевался, даже чихал…

Бук не договорил и чихнул. Да так громко, что почти все стоящие в очереди посмотрели на Бориску с каким-то недоумением. А женщина в ярко-цветастом платье даже раскрыла рот – наверное, хотела сказать: «Больные должны лежать в постели, а не ходить в магазины».

Но она не успела этого сказать – появился папа и объявил:

– Все в порядке!

– Ну? – тихонько спросил папу Бориска.

– Где Сорока? – взглядом из Борискиной пазухи спросил Бук.

– Нет, – ответил папа, – я не принес ее. Но… – он понизил голос и добавил: – Почти все в порядке. Сейчас мы купим конфет и печенья, пойдем на дачу. Там вы и встретитесь с Сорокой.

…На даче Сороки не было.

– Где же она? – спросил папу Бориска.

– Терпение, терпение… – ответил папа. – Сначала надо растопить печку. На полке я вижу пачку горохового концентрата. Сварим суп, а тем временем появится и Сорока.

Стали растапливать печку. Она дымила – дрова не хотели разгораться. Пришлось открывать двери и папиным плащом выгонять дым из помещения.

Бук тоже отталкивал дым лапкой и приговаривал:

– Пошел вон, пошел вон, пошел вон…

Наконец пламя зашуршало, загудело…

– Долго еще ждать? – нетерпеливо спросил Бориска.

Папа посмотрел на часы и в окно.

– Странно, – сказал он. – Белобрысый обещал принести Сороку сюда. Я объяснил ему, где наша дача. Он сразу согласился принести мне Сороку для медицинских опытов. Только сказал, что отдал ее на время своему другу и надо сходить за ней.

– Нет, – вздохнул Бук, – здесь что-то не так. Я должен сбегать и разведать обстановку. Иначе нас могут очень легко обмануть…

И он метнулся к двери.

– Подожди! – крикнул Бориска.

Но Бук даже не приостановился. Он лишь махнул Бориске своим пушистым хвостиком.

Бориска закрыл дверь, уселся верхом на стул и стал смотреть в окно. Он понимал, что догонять Бука бесполезно и остается только ждать его возвращения.

Прошел час.

Прошло два часа…

Папа задремал, выронив из рук газету. Она съехала на пол и лежала на нем белеющим островком.

Часа через три Бориска услышал царапанье в дверь.

Уронив стул, он бросился к двери и распахнул ее.

– Ух!
– сказал Бук. – Я умираю от жары… Ни один чемпион по бегу не смог бы сегодня догнать меня – так быстро я бегал. И я был прав… Да, я был прав! – гордо повторил он, стряхивая с шерстки сосновую иголку. – Конечно, Белобрысый и не думает отдавать Сороку. Она привязана на чердаке. Я уже побывал у нее и договорился, что, когда стемнеет, проберусь к ней еще раз и перегрызу веревку. Сорока уже может немного летать. А на чердаке есть окошко с разбитым стеклом. Оттуда она и слетит на дорогу, по которой вы пойдете. Вам останется только взять ее с собой. Потом мы сядем в автобус и уедем. Хорошо я придумал?

– Отличненько! – захлопал в ладоши Бориска.

– Так и сделаем… – сказал папа.

Когда стемнело и стало почти ничего не видно даже в трех шагах, Бориска с папой не спеша пошли по дороге. Шли, словно прогуливались перед сном.

Подходя к дому, где был чердак с разбитым окном, они еще более замедлили шаг. И оказались как раз напротив дома, когда из чердачного окна выпрыгнула Сорока. Изо всех сил махая здоровым крылом, она долетела до самой дороги. Бориска подхватил ее и спрятал на груди.

– Здравствуй, Бориска, – сказала Сорока, укладывая поудобней свое больное крыло.

– Здравствуй, Сорока, – ответил Бориска. – Вот мы и опять вместе.

Скоро их догнал Бук.

– Что, – спросил он, вспрыгнув Бориске на плечо, – ловко мы провернули это дельце? Представляю, какое лицо будет завтра утром у мальчишки, когда он заглянет на чердак!

– Мне даже стало немного жаль его, – сказал Бориска.

– Зрря… – отозвалась Сорока. – Ты не видел, как мальчишка играл со мной: принесет кота, бросит на меня и любуется, как я отбиваюсь.

– Эх… – сказал Бук. – Может, и Большая Медведица, Машенькина мама, сама виновата в том, что ее убили охотники?..

Бориска ничего не ответил. Он посмотрел вверх и увидел на месте созвездия Большой Медведицы лохматое облако. Оно закрыло звезды, и только две из них мерцали, вглядываясь в окутывающую землю ночь.

ДВА ПРАЗДНИКА В ОДНОМ ДНЕ.

Осенью все чаще и чаще хмурые тучи прогибаются до того, что задевают крыши домов. Тогда между небом и землей остается совсем мало света, день становится похожим на вечер, а вечер на ночь.

Год назад, когда Бориска был еще маленьким, в такой вот темный день мы стояли с ним у окна и смотрели на улицу. Мимо летел желтый лист и на темном фоне казался особенно ярким. Я подумал, что он похож на искру от вечернего костра, улетающую в темноту. Но Бориска вдруг сказал о нем, как о человеке: «Посмотри, дядя Саша, лист хорошо загорел за лето!»

Мне понравились его слова, и я вновь вспомнил о них, когда шел к Бориске на день рождения. Он совпал с другим праздником – освобождением Сороки.

Собираясь в гости, я надел свой самый лучший костюм и захватил подарки.

Буку – стакан кедровых орехов.

Сороке – блестящий кругляшок на цепочке.

Бориске – коробку шоколадных конфет и металлического робота высотой в двадцать сантиметров. Робота совсем недавно подарили мне студенты электротехнического института. Я знаю, что подарки передаривать нельзя. Но лучшего подарка для Бориски никак не мог найти. А робот был очень хорош! Стоило включить, поднять вверх небольшой рычажок на его спине, как железный человечек шел вперед, останавливался, поворачивался, двигал руками. Внутри человечка находилась батарейка, что-то слегка гудело, а глаза – светились.