Приключение на миллион

По помедлил, чтобы взять бокал из рук Симо, а Беннетт вспомнил записки, которые он видел в квартире в Монако. Да, ясно, что По серьезно увлечен идеей выращивания трюфелей, но Беннетт никак не мог представить его себе в образе «фермера По» — с грязью под ногтями, в заляпанных сапогах, выковыривающем из-под земли свои сокровища. Он даже улыбнулся от такой картины.

— А что смешного в том, что я говорю, мистер Беннетт?

— О, я просто представил себе, как вы бродите по лесу с палкой и свиньей на поводке, собирая трюфели, — довольно забавная получилась картинка.

По поднял брови.

— Боже, что это вам в голову взбрело. Я попрошу вас умерить пыл своего воображения и свою смешливость заодно и выслушать меня со всей внимательностью. — Он взглянул на потолок, а его голос приобрел размеренность и монотонность профессора, читающего лекцию студенческой аудитории. — Несколько лет назад я наткнулся на труд одного необыкновенно одаренного ученого. Этот ученый-экспериментатор в области сельского хозяйства обладал потрясающим талантом, интуицией и знанием, однако, как водится у гениев, был довольно высокомерен и начисто лишен дипломатических способностей. Не «командная личность», одним словом. В результате он поссорился со всеми, с кем только можно было, включая важных шишек из Министерства сельского хозяйства, и его прогнали с поста. Когда я его повстречал, он был безработным, нищим и горько обиженным на жизнь. Он считал, что его подсидели, что его научные работы игнорировали из зависти, что некомпетентные министерские крысы нарочно зарезали его изыскания. Что же, такое случается сплошь и рядом.

По выдохнул кольцо дыма и задумчиво проследил путь дымного нимба к потолку.

— Вот тогда-то мой интерес к трюфелям в корне изменился. Я уже больше не рассматривал их как вожделенное блюдо, но стал думать, каким образом их можно использовать в качестве бизнеса. Потому что, мистер Беннетт, наш маленький ученый друг утверждал, что он стоит на пороге разгадки культивирования трюфелей, что он разработал некое химическое соединение, назовем его сывороткой, которая будет гарантировать стабильный рост Tuber melanosorum.Конечно, и почвы, и сорта деревьев, и погодные условия тоже имеют большое значение, но их достаточно просто обеспечить. Во Франции есть огромные территории, удовлетворяющие всем необходимым требованиям.

Беннетт, чувствуя себя студентом-двоечником, поднял руку:

— Простите, как вы это назвали? Tuber?..

— Melanosorum.Черный трюфель. Он также известен, кстати вполне незаслуженно, как «трюфель Перигор». А здесь, в Провансе, его называют rabasse.Он растет в диких условиях, — до сих пор рос так, по крайней мере, — преимущественно под корнями каштанов и дубов. И он обладает гетеротрофными свойствами.

— Неужели? — спросил Беннетт, изо всех сил кивая. Признаться, он мало что понимал.

— Это значит, что трюфель по природе своей ближе к животным, нежели к растениям. Удивительно, не правда ли?

— Абсолютная правда. — Беннетт сомневался, что действие скотча продлится в течение всей лекции, которую он пока что находил довольно скучной. К тому же он не мог взять в толк, какое отношение все это имеет к его будущей деятельности. Но По вошел во вкус роли просветителя и продолжал вещать, и Беннетт мудро рассудил, что сейчас лучше его не останавливать.

— Не буду утомлять вас деталями, однако для того, чтобы вы могли оценить по достоинству гениальность моего знакомого, вы должны знать, что рождение трюфеля подчинено множеству сложных и взаимосвязанных обстоятельств. Прежде всего это вопрос качества споры.

— Ага, — сказал Беннетт, — спора, вот в чем дело!

— Да, спора, взятая от гниющего трюфеля. Во время процесса разложения спора может переноситься — животными, насекомыми, ветром, не важно чем — с одного места на другое. Если ей посчастливится найти доброжелательно настроенное и гостеприимное дерево, например молодой дуб, она укоренится в земле и присосется к корню. И, если условия будут благоприятствовать, она начнет расти.

— Потрясающе! — воскликнул Беннетт.

— Согласен. Потрясающе. Но совершенно непредсказуемо. Любой фермер скажет вам, что матушка-природа — весьма ненадежный партнер в бизнесе. — По оглядел длинный, кривой столбик пепла, который вырос на его сигаре, потом стряхнул его в камин. — В этом-то и заключается основная проблема. Сколько было сделано попыток, и не перечесть. Был разработан план Сомиселя, а потом — план Синьоре, а потом — план ИНРА. Все эти попытки предпринимало французское правительство, заметьте, и с единственной целью — заставить трюфели расти. И что же? Ни один из них не удался. Но, дорогой мой мистер Беннетт, хотя все схемы французского правительства и провалились, мой маленький ученый друг одержал победу над природой — не без моей помощи, конечно. Я дал ему средства. Купил участок земли в департаменте Дром, построил там лабораторию, дал ему время — годы, и денег тоже, конечно же, выдал немало. Но самое главное, я проявил уважение к его таланту. Вот это было умно с моей стороны, скажу без ложной скромности. — По с удовлетворением покивал сам себе. — Я верил в него. И он оправдал мои надежды.

Боже мой, какая же у тебя щедрая натура, подумал Беннетт. Интересно, а что же ты хотел в обмен на твои золотые горы?

— Поздравляю, — сказал он вслух. — Представляю себе, как вы рисковали. Хорошо, что это того стоило.

— Уверяю вас, стоило. Я получил свое сторицей. Два года назад дубы с моем имении в Дроме были обработаны сывороткой, которую впрыснули им в корни. В первый сезон мы оценили коэффициент результативности в семьдесят процентов. Во второй сезон — в девяносто. Представьте себе, мистер Беннетт, теперь мы можем производить тонны трюфелей в год, а по прибыльности этот бизнес не уступает добыче алмазов. Сейчас средняя цена за килограмм варьируется от трех до восьми тысяч франков. То есть мы говорим о весьма существенных суммах. О миллионах. — По почесал кончик носа, копируя жест французских крестьян. — Конечно, из-за природы бизнеса основные суммы мы получаем в наличных деньгах.

Последовала минута молчания, в течение которой По медленно тянул свой виски. Он поставил бокал на стол и наклонился вперед.

— Ну а теперь перейдем к неприятным новостям. — Его голос внезапно изменился, стал суше и острее. Он стал таким неприятным, что Беннетту сразу же захотелось исчезнуть из этой комнаты и перенестись куда-нибудь километров так за тысячу.

— Кейс, — сказал По. — В том маленьком дипломате, который ваша подруга, не подумав, отдала незнакомым ей людям, были пробирки с сывороткой, формулы ее изготовления, полевые заметки, инструкции по применению — короче, все, что относится к делу о трюфелях. Вы отдаете себе отчет в том, что тот, кто владеет этими сведениями, контролирует и трюфельный рынок. Соображаете, как это важно?

Во рту у Беннетта пересохло.

— Но ваш друг ученый, он что, не может приготовить еще сыворотки?

— В том то и дело, что нет. Увы, наш бедный друг покинул этот мир. Что-то случилось с тормозами его машины — вот ужас, они отказали на крутом повороте. Такой удар для сельского хозяйства! — Похоже, По не слишком переживал по поводу этой утраты.

Беннетт допил свой виски одним длинным, нервным глотком.

— Можно задать вам один вопрос?

По кивнул.

— Если кейс имеет такую ценность, зачем было доставлять его в Монако? Почему не прямо сюда?

— Понимаете, невозможно реализовать долгосрочный проект вроде этого, не приняв мер по сохранению его полной секретности. И что вы думаете, все равно слухи распространяются, как лесной пожар. Кто-то ляпнет неосторожное слово в баре, кто-то — в деревне, остальное доделает людское воображение. Конечно, мы, как могли, пытались соблюсти строжайшую тайну, но у меня есть сведения, что за последние несколько месяцев по крайней мере четыре заинтересованных стороны послали своих людей прочесать Прованс, чтобы найти лабораторию. — По поднял руку, загибая пальцы. — Корсиканцы — это раз, затем японцы, один калифорнийский синдикат, ну и, конечно, итальянцы, куда же без них. Некоторые из этих группировок просто представляют интересы крупных бизнесменов, но кое-кто занимается бизнесом в не вполне традиционном смысле этого слова. Вы меня понимаете?