Приключения 1984
Шрифт:
Буробин взял у Новгородова топор, повертел его, посмотрел и осторожно провел ногтем по острию. На нем остался скрученный слой ногтя.
— Отлично, — сказал Буробин. И тут же осторожно спросил: — А вы всю партию сделаете из этой стали?
Новгородов не столько обиделся, сколько удивился такому вопросу.
— За кого вы нас принимаете, Николай Николаевич?
— Какие могут быть сомнения, Коля, — вставил Душечкин, — я же тебе говорил: мы своих не подводим. — Тоном и всем своим видом он старался показать главному инженеру, что находится с Буробиным в приятельских отношениях.
К
— Теперь, товарищи, пройдемте ко мне в кабинет, там все и обсудим.
Вышли во двор.
— Аркадий, а этот рабочий не напакостит? — спросил Душечкин.
— Да что ты, — засмеялся Новгородов, — ты не знаешь Тихона. Он досок от старых ящиков просил, я отказал. Дам — замолчит.
Они дошли до административного корпуса, поднялись в кабинет Новгородова.
— Вы, наверное, проголодались? — спросил главный инженер, закрыв дверь на ключ. — У меня есть немного спирта, сейчас выпьем и закрепим, так сказать, наше знакомство. — Он весело глянул на Буробина. — Я надеюсь, Николай Николаевич, мы еще с вами не раз будем встречаться.
— Он теперь наш по гроб, — вставил Душечкин.
Новгородов из сейфа достал четверть со спиртом. С подоконника взял графин с водой. Потом вытащил сало, черный хлеб, порезал все это перочинным ножом и положил на стол.
— По-спартански, так сказать, — чем богаты, тем и рады.
Душечкин, словно не желая сидеть без дела, налил спирта в стаканы.
— Хороша штука, целебная.
Подняли, по-простецки чокнулись. Новгородов сделал глоток, отставил стакан.
— Извините, но больше не могу, я все-таки на службе. Вот когда, бог даст, придете ко мне домой, я буду пить с вами на равных.
Душечкин выпил до дна, взял кусочек сала, отломил хлеба, смачно чмокнул языком.
— И все-таки ни с чем не сравним спирт. — Он глянул на Буробина. — Как, Николай, ты доволен своими топорами?! Теперь больше не скажешь, что никак не дождешься, когда их начнут делать. Признаться по совести, ты ведь поначалу не поверил мне, но нужда заставила тебя связаться со мной, страшная штука нужда... И что бы ты без меня делал?
Новгородов в знак согласия с ним закивал головой. Желая польстить Душечкину, Буробин с благодарностью улыбнулся.
Кабинет Новгородова они покинули уже во второй половине дня. Шли по какой-то грязной улице, осторожно выбирая дорогу, пока им не попался извозчик.
Душечкин опять затеял разговор о деньгах. Буробин рассчитывал аванс вручить ему послезавтра у него дома. Но коммерсант неожиданно сказал:
— Коля, если ты не будешь возражать, я поеду с тобой на вокзал встречать кассира?
Буробин понимающе улыбнулся. «Осторожный...»
Доехали до Якиманской набережной. Уже прощаясь, Душечкин вновь спросил:
— А чем, если, конечно, не секрет, ты завтра будешь заниматься?
— Да помогу дяде с полом, а то совсем он замучился. Да и в управление надо сходить — у нас туго сейчас с порожняком на дороге.
— Давай, давай. А я, пожалуй, отлежусь денек.
Однако весь следующий день Душечкин метался по городу словно заводной. После часовни он побывал в ВСНХ у Ракитина, потом отправился в Центрутиль
к Драгину и уже от него покатил к Новгородову... Домой приехал поздно вечером и под хмельком.— Эх, Николай Николаевич, — вздохнул Мартынов, ознакомившись с новыми материалами о похождениях Душечкина. — Плетут что-то коммерсанты, а что? — Он покачал головой. — Мда-а... Меня успокаивает только то, что мы знаем об их существовании и что им теперь из наших рук не вырваться. Но ухо с ними надо держать востро... и особенно тебе, Николай Николаевич.
— Стараюсь, — только и сказал Буробин.
Спустя день в пять часов вечера Буробин зашел за Душечкиным. По пути на вокзал заглянули в часовню. В ней никого не было. Душечкин подошел почти вплотную к иконе и начал усердно молиться. Молился он минут десять. Наконец достал бумажник, вытащил из него сторублевую бумажку, аккуратно сложил ее и со словами: «Не забудь мою просьбу, святая мать», — опустил в ящик для приношений.
Когда вышли из часовни, до прихода поезда оставалось еще с час. Дошли до Тверской, поймали пролетку. Около Садового кольца дорогу им преградила похоронная процессия. Стояли минут пять.
— Хорошая примета, — улыбнулся Душечкин, когда пролетка вновь тронулась, — быть сегодня удаче.
На вокзал приехали ровно в семь часов. Поезда еще не было. У входа на вокзал стояла милиция. Прошли на перрон. Встали у забора, поодаль от ожидающих. Душечкин молчал. Он несколько раз доставал из жилета часы. Буробин чувствовал, что он нервничает.
Поезд появился спустя час. Отдуваясь, он медленно подошел к перрону и, обдав встречающих едким густым паром, остановился. Из деревянных грязно-зеленых ободранных вагонов, толкаясь, полезли пассажиры. На перроне стало как на рынке в воскресный день. Милиция останавливала тех, кто был с мешками, проверяла документы.
Боясь просмотреть Еремина, Буробин встал около локомотива. Душечкин был рядом. Он рассеянно смотрел куда-то в конец состава.
И вот за толпой мешочников, замешкавшихся при виде милиции, показался Еремин. В руках он нес толстый старенький портфель.
— Да вот он, — тронув Душечкина за руку, радостно проговорил Буробин, — вон он... приехал, не подвел.
Подошли, поздоровались.
— Привез, Николай Николаевич, как уговорились, два с половиной миллиона, копеечка в копеечку. — И он протянул портфель Буробину. Буробин, будто взвесив его в руке, тут же отдал Душечкину.
У коммерсанта сделались масляными округлившиеся глаза. Он ласково и нежно погладил портфель, прижал к груди.
«Как играет!» — подумал Буробин.
Коммерсант улыбнулся:
— Ну, что теперь будем делать, ребятки? Может, ко мне пойдем, у меня там немножко коньячку осталось. — Он весело подмигнул.
Еремин, что-то прикидывая, достал кисет с махоркой, оторвал кусок газеты, свернул цигарку, затянулся.
— Москва, оно, конечно, можно бы к вам завернуть, — заговорил он, — но вот беда: завтра я должен раздавать получку своим. — Он помедлил. — А через час обратный поезд. Выходит, не могу я ваше предложение поддержать.
Душечкин обиженно посмотрел сначала на Буробина, потом на Еремина.