Приключения 1984

В ВСНХ Буробин опоздал. Дядя, готовясь к зиме, ремонтировал, утеплял окна, перестилал пол. Буробин ему помогал и был рад, что эта помощь заняла у него весь вечер и потом все сегодняшнее дообеденное время.

Душечкин нервным шагом расхаживал по вестибюлю здания ВСНХ.

— Наконец-то, — укоризненно сказал он. — Да где это вы пропадали?

— Ремонтом занимался, — виновато ответил Буробин, а про себя подумал: «И чего спрашивает, соглядатаи все равно доложат».

В гардеробе разделись. Буробина поразил праздничный вид Душечкина. На нем был новый серый в большую клетку костюм, кипенно-белая рубашка с крепко накрахмаленным воротничком, яркий модный галстук, новые коричневые полуботинки.

— Что это вы сегодня вырядились?

— Узнаете, — заговорщически ответил коммерсант.

Они остановились у двери с табличкой: «Заместитель начальника отдела по распределению заказов Ракитин Иван Федорович».

Душечкин перевел дух, торопливо осмотрел Буробина, стряхнул с гимнастерки какую-то пылинку, дал свою расческу.

— Возьмите, причешитесь получше, — и постучался.

В углу небольшой приемной за столом сидела пожилая женщина с бледным худым лицом и полировала ногти.

— Это со мной товарищ, Анна Петровна, — деловито сказал Душечкин и, пропустив Буробина вперед, прошел в кабинет.

За большим столом, заваленным бумагами, сидел пожилой мужчина. Волосы у него были всклокоченные, и весь он был какой-то неприбранный.

— Иван Федорович, здравствуйте! — Душечкин замер в ожидании и, когда Ракитин, не глядя на него, протянул руку, заискивающе и легонько пожал ее. — А это Николай Николаевич, — Душечкин сделал шаг в сторону, давая возможность Буробину подойти к столу, — начальник административно-хозяйственного отдела Смоленской железной дороги.

— Очень приятно, — Ракитин блеснул очками в роговой оправе, — рад приветствовать коллегу в своем кабинете. Присаживайтесь. Вы уж извините, но я сейчас просмотрю горящую бумагу и тогда займусь вами.

Душечкин торопливо сел, показал Буробину, чтобы он сделал то же самое.

Иван Федорович прочитал очередной лист, расписался на нем, вызвал секретаря и молча отдал ей большую кипу бумаг... Когда секретарь ушла, он снял очки и, подслеповато щурясь, стал молча рассматривать Буробина. В его взгляде проглядывались одновременно и кошачья настороженность, и детское любопытство, и сдержанность много повидавшего человека.

— Я вас слушаю, товарищи, — сказал он. Голос у него был низкий и очень приятный.

Душечкин стал рассказывать о причине визита. Ракитин его не слушал. Он продолжал рассматривать Буробина.

— Так, так, — наконец сказал он с сожалением, — обеднела ваша дорога... Подумать только — нет даже несчастных топоров и пил.

— Что поделаешь, — вздохнул Буробин.

На лице Ракитина выступила улыбка, и взгляд от этого сделался совсем липким.

— Допустим, мы сейчас как-то решим вашу проблему, а что потом? Вагонный парк у вас в негодном состоянии, локомотивы уже давно отработали свое.

Буробин, посчитав вопрос провокационным, промолчал.

— Не завидую я вашему креслу, — продолжал Ракитин.

— А вы думаете, я им доволен? Но работать где-то надо, — сказал Буробин, — а тут как-никак начальник административно-хозяйственного отдела. Звучит?

Ракитин, подслеповато глядя на чекиста, молча протер очки, надел их снова.

— Да не глядите на меня с упреком, я и отказаться от этой должности могу.

— А вот это мне уже не нравится, — в голосе Ракитина послышались недовольные нотки. — Революционер и называется революционером потому, что он непохож на других людей, он рожден для того, чтобы бороться с трудностями, преобразовывать жизнь. А вас я, Николай Николаевич, считаю революционером. И уж коль вам доверили такой пост, постарайтесь оправдать надежды, В конце концов, люди придут на помощь, в частности, и мы не останемся в стороне, да, собственно, в этом и есть одна из задач ВСНХ — оказывать помощь предприятиям и учреждениям. — Он подумал и попросил показать письмо.

Душечкин с проворством лакея достал свой бумажник.

Ракитин повертел в руках письмо, внимательно прочитал все резолюции на нем и молча вышел.

— Наш благодетель... — с почтением произнес Душечкин, глядя на закрывшуюся дверь.

— Обыкновенный проходимец, — с издевкой сказал Буробин.

Лицо Душечкина как-то сразу вытянулось, покрылось красными пятнами.

— Да что вы, Николай Николаевич, господь с вами, как же так можно!.. — Он говорил шепотом, настороженно прислушиваясь к тишине за дверью. — Светлейшая голова. Организатор... — Душечкин осекся — из приемной донеслось глухое покашливание.

Вошел Ракитин. Вид у него был задумчивый. Отдавая письмо Буробину, он с чувством собственного достоинства заметил:

— Вот видите, как сам начальник узнал, что топоры и пилы нужны для железной дороги, тут же подписал и вдобавок дал указание, чтобы ваш заказ вне очереди пустить на заводе «Бари». Так что все, что от меня требовалось, я сделал. — Он вновь посмотрел на Буробина с нескрываемой укоризной. — А мысль о дезертирстве с железной дороги выкиньте — не время. Вы нужны дороге.

Уже на улице Душечкин не без удовольствия заметил:

— Теперь, Николай Николаевич, заказ, можно сказать, у тебя в кармане. — И, вздохнув, мечтательно добавил: — А у меня денежки... Кстати, Николай Николаевич, — он осторожно взял Буробина под руку, заглянул в глаза, смутился.

— Что такое?

— Ну да ладно, отложим до лучших времен, а сейчас, я думаю, батенька вы мой, нам не мешало бы и отметить получение последней визы. Может, на радостях ко мне махнем?

У Душечкина дома они были в седьмом часу. Его жена встретила их упреками.

— Ленечка, разве так можно меня терзать? Я не знала, что и подумать. С утра ведь ушел. Слава богу, вернулся. А дочка с мужем так и пошли расстроенные в театр.

Душечкин виновато чмокнул жену в лоб.

— Лапонька, мы страшно голодны, дай нам что-нибудь поесть.

— Ох, господи! — Жена пошла на кухню.

Душечкин, глядя ей вслед, вздохнул.

— Милый мой человек, она заботится обо мне, переживает. Как все-таки приятно иметь преданного друга. — Задумался. — Ну да ладно, Николай Николаевич, вы французский коньяк пили?

Буробин пожал плечами.

— Да как вам сказать, русский самогон пробовал, немецкий шнапс видел, а вот французский даже не нюхал.

Душечкин от души рассмеялся. Они прошли в комнату.

— Сегодня попробуете, я недавно по случаю приобрел несколько бутылок. — Он достал ключ, вставил его в еле заметное отверстие в стене около портрета жены, повернул. Портрет дрогнул, подался вперед, за ним открылась ниша, уставленная множеством бутылок с яркими этикетками. Душечкин взял одну из них, поставил на стол.