Приключения 1984

После того как единственный сын его был осужден, старик Ержан слег. Скончался он ночью. Сел в постели, чего с ним давно не бывало, велел созвать семью и произнес слабым, спокойным голосом:

— Я ухожу от вас. Живите в мире. Да пребудет благословение аллаха над всеми. А вернется из тюрьмы мой сын Базарбай, скажите ему: умер я оттого, что он без вины пострадал.

Старик вздохнул, прикрыл глаза, еще раз повторил:

— Живите в мире...

* * *

Но мира не настало в осиротевшей без мужчин семье Ержан-максума.

— Гадина! Потаскуха! Едва ты переступила наш порог, как на нас обрушились несчастья. Ты, негодная, приволокла их за собой, как змея свой шелудивый хвост! — так ругала Фирюзу свекровь Мохира, жена Ержан-максума, высохшая, пожелтевшая от старости и злости.

Пока был жив старик, она молчала, но теперь дала своей злости волю.

Фирюза и сама чувствовала себя виноватой в том, что произошло с Базарбаем. Лгать она не могла: конь и халат, в котором ускакал человек, выстреливший в Ибрагимова, действительно принадлежали Базарбаю. Она не хотела об этом говорить, а прокурор ее вынудил.

Признайся она сейчас свекрови, что любит Базарбая, та, несомненно, изъязвила бы ее насмешками. И в самом деле: разве отправит любящая жена своего мужа в тюрьму? Ну а если он действительно преступник? Если он убил человека? За что? Из глупой ревности. Фирюза ведь только когда-то еще в школе и виделась издалека с Ибрагимовым. Правда, как-то под вечер (это было уже в то время, когда Ибрагимов стал следователем и приехал в Абат) они встретились у сельмага. Ибрагимов поздоровался. Фирюза ответила зардевшись.

— Подождите минутку! — сказал он и вошел обратно в магазин.

Быстро вернулся и высыпал в карман камзола Фирюзы горсть шоколадных конфет. Она смутилась так, что слезы едва не брызнули из глаз, и убежала.

Женщины, которых всегда полно у сельмага, видели это, и, конечно, молва пошла по всему аулу.

Базарбай был в степи, но когда он вернулся — Фирюза хорошо запомнила это, — свекровь что-то долго шептала ему на ухо. Придя к Фирюзе, Базарбай уже не был ласков с ней так, как всегда после долгой степной отлучки, а молчал, ворочался с боку на бок. Она так и не решилась спросить, что его мучит. Лишь потом он отошел сердцем, но ненадолго, потому что сказал, с трудом произнося слова:

— Говорят, тот... Ибрагимов к нам в аул приехал.

Сердце Фирюзы готово было выпрыгнуть из груди и выдать ее. Она не стала оправдываться. Прижалась к тяжело вздохнувшему Базарбаю и прошептала:

— Я ни о ком знать не хочу. Я тебя люблю.

— Горло перегрызу, сердце вырву и выброшу псам, пусть только кто до тебя дотронуться посмеет!

Он уже засыпал, когда она все-таки решилась спросить:

— Джаным, зачем понадобилось твое ружье Наврузу?

— Волк к ним в усадьбу повадился, — ответил Базарбай. — Если не убить зверя, беды не оберешься.

Она уже не сомневалась в том, что это Ибрагимову грозит беда. И надо его спасать.

Когда Фирюза тихонько поднялась, оставив спящего Базарбая, и, как птица распластав крылья, понеслась в широком платке по пустынным улочкам аула к кузнице, она была уверена, что где-то в темноте уже стоит Навруз с охотничьим ружьем на изготовку.

Все же не всю правду сказала она прокурору. Не полчаса, а гораздо больше провела она, прижавшись к глиняному забору, глядя на Ибрагимова. И не решалась постучать в окно.

Вывел ее из оцепенения выстрел. Фирюза вскрикнула и обернулась. В бледном свете луны она увидела человека в халате из бекасама с очень широкими полосами. Ни у кого в ауле не было другого такого халата, и Фирюза этим гордилась. Ей продала эту ткань подруга-продавщица из турткульского магазина, когда Фирюза собиралась выходить замуж.

Дома Базарбая уже не оказалось. Фирюза не стала спрашивать у родителей, где их сын. Не замечая проклятий, которыми осыпал ее Ержан-максум, она прошла в комнату. Открыла сундук и торопливо перебрала все, что было там сложено. Халат из бекасама исчез.

Фирюза опустилась на пол, уткнулась головой в окованный край сундука и беззвучно зарыдала.

* * *

Боль кольнула сердце. Фирюза, вскрикнув, проснулась. Пора вставать: подоить коров, развести огонь в очаге. Фирюза осторожно притронулась губами к посапывающему младенцу, вышла во двор.

Воздух был по-летнему теплым, хотя на траве лежала обильная роса. Бегом, как в недавней юности, помчалась Фирюза босиком по ласковой траве к ограде, где был сложен хворост. С охапкой в руках возвращалась она к дому, а у арыка, отделявшего двор от сада, ее уже поджидала свекровь.

— Вот так-то! — злорадно произнесла Мохира.

Она стояла, уперев руки в бока. И неожиданно закричала, пронзительно, бесстыдно:

— Люди добрые! Соседи любимые! Идите, гляньте на эту развратницу!

Из ближних домов выбежали заспанные хозяйки. Появились и мужчины.

— Где была, потаскуха! — потрясая жилистым кулаком, наступала на перепуганную Фирюзу старая Мохира. — Горе мне, люди! Мужа своего, сыночка моего родного Базарбая, гадина эта упрятала в тюрьму. Ребеночка своего, внука моего ненаглядного, средь ночи бросила, а сама снова шлялась.

Фирюза, испуганная и растерянная, пыталась сказать, что ей просто захотелось пробежаться по саду за хворостом, но ее слова только пуще разозлили старуху.

— Бессовестная! Зачем тебе понадобился хворост, когда у очага его полно!

В ярости старуха кинулась на Фирюзу, стала рвать на ней волосы, щипать и царапать.

Фирюза не сопротивлялась. Она покорно переносила побои до тех пор, пока старуха не вздернула подол ее платья. На миг перед всеми мелькнули ее голые ноги. Фирюза прижала платье к бедрам, заплакала.

— Оставьте вы ее в покое, бедную, — сказал один из соседей, удерживая за руки Мохиру. Но старуха с неожиданной силой вырвалась и снова кинулась к Фирюзе.

— На этой падшей даже белья нижнего нет! — вопила она. — Вы видите это, люди! О-о, позор моей седой голове! За что она бесчестит меня? — Мохира вновь вцепилась в Фирюзу острыми пальцами. И тут Фирюза не выдержала. Она оттолкнула старуху. Упав на землю, та дико закричала:

— Убила меня, проклятая! Спасайте меня, люди! Спасайте!