Приключения четырех дервишей
Шрифт:
Увидев, в каком он состоянии, услышав его слова, его возбужденность и нетерпимость, я потерял сознание. Когда пришел в себя, тот юноша уже удалился, а народ возвращался в город. Я был вынужден вернуться и считал дни и ночи до срока и каждое мгновение мне казалось годом... В конце концов в муках и нетерпении дождался-таки конца месяца. В первый день нового месяца я пошел в степь и опять увидел того юношу в том же состоянии и заплакал, жалея этого страдальца. После того как юноша наплакался, взобрался на вола и уехал от людей. Я побежал за ним. Меня тут же схватили и удержали. «Ты, обреченный на смерть,— сказали мне,— зачем тебе бежать за такой бедой? Тебе что, жить надоело?» Мне очень хотелось вырваться и последовать за ним, посмотреть, куда он пойдет; возможно, я сумел бы как-нибудь узнать, кто он и чем занимается. Но ничего не получилось. Я опять вернулся в город, очень огорчался, не мог ни спать, ни есть. До наступления нового месяца я
— Ой, да ты — дервиш! — и, вложив меч в ножны, добавил: — Проклятие этому заблудшему шайтану.
Он отвязал от пояса кинжал, бросил в меня и сказал:
— Эй ты, обреченный на смерть! Вернись обратно, ведь ты чуть не погиб понапрасну.
Повелитель! Меня словно заколдовали. У меня не было сил ни говорить, ни двигаться. А юноша отправился своей дорогой. Он проехал довольно большое расстояние и вот-вот скроется с глаз. Я вдруг опомнился и сказал себе: «Повернешь обратно? Это же верх трусости и глупости. Нет другого выхода, кроме как лишь идти к достижению своей цели. Или погибнешь, или добьешься своего». С этой мыслью я последовал за юношей.
Пусть не пускают тебя за завесу тайны,
Не теряй надежды и еще раз ударь в дверь надежды кольцом.
Юноша понял, что я следую за ним, опять повернул вола в мою сторону, замахнулся мечом, чтобы убить меня, и я увидел саму смерть на острие его меча и сказал:
— О храбрец! Не жалей для меня удара мечом. Избавь меня от горя и страданий, от странствий по пустыням, не скупись!
Выслушав, он сердито взглянул на меня, покачал головой и сказал:
— О безжалостный тиран! Зачем вынуждаешь меня пролить кровь... Не будь таким назойливым и возвращайся. И хватит... Я не хочу больше терпеть твоего упрямства.
Он повернул вола и поскакал. Я опять последовал за ним, повторяя про себя:
Пойду, пока не ухвачусь за шахский поводок,
Страдаю я за красоту, давно погибнуть мог.
Напрасно разум говорит: «Останься, не сумеешь»;
Но «будь что будет!» — мне твердит Любовь.
Краешком глаза юноша несколько раз взглядывал на меня, но делал вид, что не замечает, и продолжал ехать. Прошли мы почти два фарсаха и показалась садовая ограда. Доехав до ворот, юноша так закричал, что задрожали стены и все окрест. Ворота открыли, юноша погнал вола в сад. Я остался снаружи, удивленный и озадаченный. Тут вышел слуга, пригласил меня войти и сказал:
— О обреченный на смерть! Как же ты повстречался с этим кровожадным сумасшедшим?
Я ответил:
— Такова, знать, судьба. Он сказал:
— Ну что ж, теперь идем, он требует тебя. Да пусть помилует тебя Аллах и сохранит тебя от его гнева.
Войдя, я увидел цветущий и ухоженный сад. Владыка! Невозможно рассказать о его прелестях! В центре сада я увидел здание, высоту которого можно сравнить лишь с расстоянием до луны. Там стояло широкое возвышение; юноша, печальный и несчастный, сел на него. Перед ним раскинули кожаную подстилку, разложили на ней ювелирные принадлежности. Тут же стояли и вазочки. Юноша инкрустировал эти круглые вазочки изумрудами. Слуга сделал мне знак сесть. Я молча сел. Юноша был поглощен украшением вазочек и ни на кого не обращал внимания до самого вечера. Тут он оставил свое занятие, поднял голову и издал такой душераздирающий вопль, что затрепетал весь сад. Рабы и слуги разбежались кто куда. Вокруг возвышения располагалось
множество комнат. Увидев такое, я вполз в одну из них. Юноша закрыл каждую дверь, причитая и бормоча, и спустился в сад. Дверь комнаты, в которой я был, выходила в сад. В задней стене комнаты было окно, одна сторона рамы которого совсем сгнила, так что из него можно было запросто выбраться наружу. Я сказал себе: «Нужно пойти за юношей и узнать, куда и зачем он идет». И так я выбрался наружу. Из отдаленного угла сада я услышал мычание вола и звуки ударов палкой. Меж деревьев я стал пробираться к тому месту. Приблизившись, я увидел, как юноша палкой бьет вола по спине и бокам, а вол мычит от боли. Когда юноше это надоело, он отбросил палку, вынул из кармана ключ и направился к зданию, расположенному тут же недалеко, открыл замок и, словно в беспамятстве, кинулся туда. Пробыл он там до полуночи, плакал и стенал, молил о чем-то и унижался. Я не осмеливался подойти ближе. Когда он вышел оттуда, подошел к волу, поцеловал его в голову и глаза и, как у человека, стал просить прощения. Омыл ему ноги, принес охапку травы и направился к дому. Незаметно, прячась за деревьями, я пробрался в ту комнату и улегся в углу. Юноша, войдя в здание, открыл все двери и крикнул:— До каких пор будете спать? Выходите все!
Рабы выбежали из комнат, засветили огонь и стали готовить еду.
Он опять крикнул:
— Где тот дервиш-тиран?
Я выбежал из комнаты. Когда я подошел к нему, он сделал мне знак сесть. Слуги принесли угощение, раскинули дастархан. Он подозвал меня к себе и предложил покушать... но пища застревала у меня в горле. Все же я вынудил себя проглотить несколько кусков. Дастархан убрали, и он отпустил слуг. Когда люди разошлись, он повернулся ко мне и сказал:
— Ты, человек! Скажи, ради создателя, чего ты хочешь? Почему понапрасну рискуешь жизнью и зачем следуешь за мной? Я знаю, что человек предпочитает смерть вместо жизни лишь тогда, когда терпеть нет мочи. Понятно, что ты, как и я, страдаешь и вступил на этот путь из добрых побуждений. Поэтому, рискуя головой, следуешь за мной и, конечно, с определенной целью. Клянусь храбрецами мира, если скажешь правду — разрешение твоей цели в моих руках, я ее исполню и пока буду жив буду твоим спутником. Но если обманешь и войдешь в двери хитрости, не пощажу жизни твоей.
Услышав это, я набрался смелости и рассказал ему о всем пережитом. Выслушав слова мольбы и любви, он стал, словно весеннее облако, проливать слезы, стонать, метаться и потерял сознание. Я обнял его голову и лаской и уговорами успокоил и привел его в чувство. Очнувшись, он сказал:
— Эй, человек, ты пришел, чтобы увидеть развалины основ моего терпения и спокойствия, ты пришел, чтобы превратить меня в скитальца пустыни! Я поклялся, что помогу исполнению твоей цели и не пожалею для этого своей жизни. Если я чем обижу тебя, что тогда скажу владычице любви? Ибо несчастного поймет лишь несчастный! Ну что же, хорошо, сначала ты достигнешь цели, а там посмотрю, каков будет мой исход.
— Братец! Знай и запомни, что я — сын падишаха этого города. У отца кроме меня нет детей. Да и я достался ему после долгих лет ожидания и мечтаний. За добрую весть о моем рождении он три года не взимал земельную подать и, призвав жрецов и звездочетов, спросил их о моей судьбе и моем будущем. Они, изучив расположение звезд и хорошо поразмыслив, возвестили: «Этого мальчика до четырнадцати лет постигнет или большое счастье, или огромное бедствие при виде солнца и луны. Мнение большинства из нас таково, что пока ему не исполнится четырнадцать лет, он не должен видеть диска солнца и луны. Если это происшествие минует его, он будет преуспевать в жизни. Если же нет, он испытает много мук и возможно, что лишится ума, прольет много крови, будет избегать людей...» О, человек! Ты представляешь, что было с отцом, который так долго ждал и желал ребенка? Тут же с няньками он поместил меня в подвале. После этого мудрые доброжелательные люди сказали ему, что пребывание мальчика до четырнадцати лет в подвале неразумно. Посовещавшись, они пришли к мнению, что нужно разбить за городом новый сад. Обсадили его молодыми саженцами, воздвигли вокруг него высоченный забор, забрали верх сада рамами и вставили в них толстые стекла. Сверху покрыли их специально свалянной кошмой и со всех сторон накрепко прикрепили ее. Затем меня с няней и очень образованным и одаренным специалистом отправили в тот сад.
Семь лет воспитывали меня там. Когда мне исполнилось восемь лет, тот человек научил меня писать и читать. Каждый месяц на некоторое время он исчезал. Я не знал, куда он уходит. Потом выяснилось, что он уходил к моему отцу или же за продуктами.
Прошли еще пять лет в учебе и беседах. Я стал многое понимать, впитывал в себя смысл прочитанных книг. Но так как кроме няни, того учителя и этого сада я никого и ничего не видел, считал это место раем, а их — Адамом и Евой.
Каждое утро я гулял в саду, собирал цветы и рассыпал их в доме, затем принимался за чтение, и учитель приступал к моему обучению.