Приключения двух друзей в стране прошлого
Шрифт:
Но тот спокойно провел гостя в маленький пустой покойчик, нажал потайную кнопку, и внезапно в полу поднялся люк и открылась устланная пушистым ковром широкая лестница, ведущая вниз.
— Прошу, — пригласил Мундфит.
Пораженный доктор спустился, Мундфит последовал за ним, и люк захлопнулся.
Вошедшие оказались в обширной передней, за ней последовали комнаты, но какие! Ярко освещенные электричеством, они были обставлены со всей современной роскошью, доступной богачу. Мягкая мебель, пушистые ковры на полу, картины лучших художников по стенам…
Мундфит раскрыл одну дверь.
— Библиотека, — пояснил он.
У доктора разбежались глаза.
— Какое богатство, — прошептал он. — Мундфит, я записываюсь в вашу библиотеку!
Мундфит показал и другие комнаты: гостиную, биллиардную, спальную, туалетную… Под конец они прошли в кабинет. На письменном столе лежала пачка писем и газет.
— Последняя почта, — объяснил Мундфит.
— «Нью-Йорк Таймс», «Нью-Йорк геральд трибюн», «Чикаго сан»… — Мундфит, вы — гений! — восторженно воскликнул Ли и, подумав добавил: — Гений жульничества!
— Каждый устраивается как может, — скромно согласился лорд-канцлер.
— Радиоприемник! Телевизор! — восхищался доктор. — Телефон!
— Хотите поговорить с Чикаго? С Вашингтоном? Аппарат включен в междугородную сеть…
Рука доктора потянулась к газетам, но он сдержал себя.
— Ванну! Прежде всего ванну!
Через полчаса Аннибал Ли, сбросив свой смешной средневековый костюм и облачившись в чистое белье и пижаму из обширных запасов Мундфита, блаженствовал в столовой за стаканом кофе с газетой в руке…
— Теперь я еще больше чувствую, как мне всего этого недоставало… Но как вы сумели все это организовать?
— Нет ничего проще, дорогой доктор. Мой приятель архитектор внес секретные изменения в проект замка, утвержденный Фланаганом. Строители, сделавшие работу, и электрики, которые провели сюда подземный кабель, уехали, и некому меня разоблачать. Антенны для телевизора и радиоприемника скрыты среди украшений на крыше дворца… Сенешаль Галлоуэй с провизией, поступающей из внешнего мира, получает для меня газеты, журналы, письма. Когда человек занимает такое важное положение и так занят серьезными государственными делами, он имеет право на частную жизнь — не так ли, дорогой доктор?
— Да вы шутник! — расхохотался Ли, хлопнув Мундфита по плечу.
Об отъезде из Норландии он больше не говорил.
Турнир
Не все то, о чем здесь рассказано, было известно Джерому Бирну. Например, частная жизнь лорд-канцлера оставалась для него тайной, хотя вельможа во многом доверял своему секретарю. Зато и Бирн имел свои тайны от герцога Нортумберленда. Первой и самой важной тайной являлось существование в Норландии немногочисленной, но крепко сплоченной ячейки компартии. Коммунисты были среди низшего дворцового персонала, среди слуг в рыцарских замках, среди возчиков, кузнецов, дровосеков. Долговязый дровосек Джерри, так помогавший ребятам в Шервудском лесу, тоже оказался коммунистом, и его поведение стало понятным пионерам.
Вторая, менее существенная, но тоже важная тайна: Джером Бирн сносился с внешним миром. У него не было междугородного телефона, как у его патрона, но коммунисты-возчики и сторожа при воротах пересылали его корреспонденцию в партийную организацию штата Джорджия и привозили ему письма, газеты, партийную литературу.
Когда Бирн обещал мальчикам успокоить их родителей насчет судьбы детей, он не бросал слова на ветер. В тот же день была отправлена телеграмма, правда, составленная в очень
осторожных выражениях. В ней не указывалось точно местопребывание Антона и Миши, а просто говорилось, что они гостят у друзей на юге страны и вернутся к началу учебного года. Свое сообщение Миша и Антон подписали так: Увалень и Изобретатель. Увальнем Мишу дразнили за некоторую неуклюжесть, а Антон получил насмешливое прозвище изобретателя после того, как сконструировал усовершенствование к электрической плитке и устроил пожар в квартире.И когда ребята получили почтовую квитанцию об отправке телеграммы, на душе у них стало легко-легко…
Ссора барона Сэя с маркизом Паулетом произошла в воскресенье. Остаток этого дня и понедельник Роберт Мэрфи бушевал так, что страшно было к нему подступиться, и немало оплеух и затрещин досталось от него приближенным. Во вторник он приутих, погрузился в глубокое раздумье и время от времени бормотал отрывистые фразы:
— Драться на турнире… Скверная штука… погорячился…
Вспоминая о том, что Паулет, несмотря на свой небольшой рост, был великолепным бойцом и не раз отличался в турнирных боях, барон Сэйский мрачнел еще больше.
В среду перед замком Сэя появился королевский герольд, и когда на звук его трубы все население замка высыпало на стену, он провозгласил:
— Его величество, божией милостью король Норландии Джон VI ожидает благородного барона Сэйского к своему двору не позднее завтрашнего дня для обсуждения условий смертельного поединка, который имеет состояться между вышереченным бароном и высокородным маркизом Паулетом.
Снова протрубив в трубу, герольд отправился к замку маркиза Паулета. Паулет выслушал герольда с таким же волнением, как и Сэй. Настроения двух врагов в эти дни поразительно совпадали. В воскресенье и понедельник маркиз Паулет бесился, вспоминая о тех оскорблениях, какие нанес ему барон Сэйский, и громогласно грозил жестоко расправиться с обидчиком. Во вторник он неотвязно думал о медвежьей силе Роберта Мэрфи, который одним ударом меча сносил голову быку, и страх Паулета перед поединком возрастал с каждым часом.
Услышав от герольда указ короля, маркиз принял решение. Дождавшись ночи, он приказал оседлать коня и один поехал к Сэю объясняться.
На полдороге он заметил приближающегося всадника, остановил коня и громко спросил:
— Кто едет?
— Друг, — ответил встречный знакомым голосом.
— Сэй! — изумленно воскликнул маркиз.
— Паулет! А я ехал к вам!
— Я тоже ехал к вам, Сэй! Ну, тем лучше, что мы встретились, поговорим без лишних ушей.
Недавние враги слезли с коней и мирно уселись рядом на придорожной скамье. Сэй достал портсигар и протянул Паулету:
— Закуривайте, маркиз!
— У меня есть свои, — ответил тот, — а впрочем…
Он взял папироску, достал коробок спичек. Спички в Норландии тоже были запретной вещью, но сэр Вильям Галлоуэй понимал, что добывание огня с помощью кремня и огнива — дело хлопотливое, и продавал рыцарям спички всего лишь по двойной их стоимости в Штатах.
Закурив, рыцари хохотнули.
— Досталось бы нам от лорд-канцлера, если бы его шпион застал нас здесь за этим занятием — сказал маркиз.
— Ну, шпион, — беспечно отозвался Сэй. — Сунуть ему пачку папирос, будет молчать, как рыба..
Рыцари наслаждались куреньем, болтая ногами, но вдруг вспомнили, зачем встретились, и лица их помрачнели.
— Погорячился я, Паулет, — молвил Мэрфи. — Такой характер…
— Я тоже виноват, Сэй! Не надо было так вас раздражать. Я ведь задира не из последних…