Приключения кузнечика Мена (с илл.)

Затем я простился с пауками и маленькой Нья Чо, которая со слезами благодарности на глазах обнимала меня и не хотела со мной расставаться.

Через несколько дней я добрался, наконец, до родных мест. Мое опустевшее жилище, заросшее травою и мхом, опечалило меня. Но зато на другом конце луга меня ожидала радость: я нашел мою старенькую мать здоровой и бодрой, как прежде. Встретившись, мы с матушкой долго плакали и смеялись от счастья. Я подробно рассказал ей о всех своих приключениях и невзгодах, начав со смерти несчастного Чуи, жившего по соседству. Выслушав мой рассказ, матушка заплакала. Слезы ручьями лились из ее глаз. Она обняла меня и нежно, как в детстве, прижала к своему сердцу:

— Сыночек, я очень рада, что тебе удалось спастись от всех бед и несчастий и вернуться домой. Но особенно я рада тому, что все эти испытания наставили тебя на правильный путь, они закалили тебя и сделали добрым и справедливым. Я верю, что ты станешь достойным кузнечиком. Ты хочешь побыть со мной несколько дней, а потом отправишься в дальние странствия… Что ж, я не буду противиться этому. Ведь ты уже совсем взрослый, о мой любимый сын! Ты стал таким умным, ловким и сильным, что я могу больше не беспокоиться за тебя.

Моя мама говорила, а слезы все текли и текли по ее лицу. Взволнованный и счастливый, я тоже не мог сдержать слез.

— О моя уважаемая и любимая матушка, — почтительно сказал я ей. — Я никогда не забуду ваших слов, и куда ни занесет меня судьба, я везде и всегда буду стараться поступать справедливо и великодушно, никого и ничего не страшась, чтобы быть достойным вашим сыном!

ГЛАВА IV Я встречаюсь с моими братьями. — Неожиданно нахожу себе преданного друга

ИТАК, дорогие читатели, вы, наверное, еще не забыли, что после своего освобождения из плена я возвратился в родные места. Там я встретился с моей милой матушкой и, склонившись у ее слабеющих от старости ног, рассказал ей о своих приключениях. Она выслушала меня с сочувствием и любовью. И вот настало время искать спутников. Но как найти таких, с которыми я сошелся бы характером и вкусами? Ведь искать друзей вообще очень трудно, а тем более таких, которые нужны были мне — друзей, с которыми я не перессорился бы во время наших долгих странствий.

Странствия! Путешествия! С каждым шагом все вокруг вас меняется, каждую минуту перед вами новые чудесные картины. Ничего на свете я не желал так сильно и ни о чем так не мечтал. Ах, что может быть печальнее, чем сидеть на месте и вести однообразную жизнь, когда вы молоды, мускулы ваши крепки и упруги и в жилах — горячая кровь! Разве это дело: днем копаться в земле, строя свое гнездо, а по ночам веселиться и танцевать с друзьями? Я считал, что так жить совсем неинтересно и глупо. И я не хотел бы в мой смертный час упрекать себя за то, что не знал даже, какова жизнь за пределами поля, по которому я гулял каждый день. Я не смог бы спокойно закрыть глаза на смертном одре, если бы меня ждал такой бесславный конец.

У меня было двое братьев. Начав поиски спутников, я в первую очередь подумал о них.

Сначала я отправился к среднему брату. Однако, подойдя ко входу в его жилище, я сразу же немного разочаровался. Отверстие входа было таким маленьким, словно там жил какой-нибудь жалкий червяк, а не порядочный кузнечик. Как я ни нагибался, пробираясь в нору, я все же несколько раз ударился головой о какие-то выступы или травинки, торчавшие повсюду, как в давно заброшенном, необитаемом доме. Когда же я увидел брата, я даже вздрогнул: он так изменился, что его трудно было узнать. Он был настолько худ и слаб, что я одним ударом ноги мог бы отшвырнуть его на пятнадцать чыонгов [3] . Услышав шаги, он вскрикнул от страха, и усы его задрожали. Но потом, узнав меня по голосу, он успокоился. Однако тут же, как только он разглядел меня и увидел, насколько я силен и высок ростом, снова слегка обеспокоился, и усы его затрепетали. Я поздоровался с ним и почтительно спросил:

3

Чыонг — мера длины, равная четырем метрам.

— Должно быть, вы больны, брат мой… Отчего у вас такой изможденный и нездоровый вид?

Он изменился в лице:

— Тише, ты говоришь слишком громко, у меня даже в голове шумит от твоего голоса. Да, братец, ты прав: я не совсем здоров — таким уж уродился… Знаешь, когда ты пропал, то злые языки поговаривали, что ты умер…

Я засмеялся:

— С чего бы это я стал умирать! Наоборот, в чужих краях очень интересно. Я вернулся домой, чтобы повидать мать и вас, моих братьев, а потом я хочу снова начать путешествовать. Надеюсь, что вы, мои братья, отправитесь вместе со мною.

От этих слов брат пришел в ужас, усы его обвисли, и он упал без чувств, так что мне пришлось изрядно с ним повозиться, пока он пришел в себя. Очнувшись, он невнятно пробормотал:

— Уйти… из родных мест… смерть…

Конечно, я не стал больше говорить ни слова, понимая, что мой брат очень слаб и что путешествие может оказаться для него губительным. Я вышел на луг и, нарвав самой вкусной и свежей травы, принес ее моему больному брату. Потом я попытался утешить его сердечными и сочувственными словами. Растрогавшись, он заговорил, и я с болью в душе выслушал рассказ о том несчастном случае, из-за которого мой уважаемый средний брат стал калекой. Во всем был виноват один мерзкий и подлый воробей! Однажды, когда мой брат отправился по каким-то своим делам на лужайку, на него набросился этот негодяй. И прежде чем брат успел спрятаться в траву, воробей клюнул его в голову, а потом искалечил так сильно, что брата разбил паралич, которым он страдает до сих пор. Он говорил слабым голосом, и опущенная голова его горестно раскачивалась из стороны в сторону.

На следующий день я отправился навестить старшего брата. Дом его мне тоже показался не особенно роскошным, а хозяин выглядел угрюмым и мрачным.

Когда я поздоровался с ним, он посмотрел на меня с таким выражением, словно мой приход доставил ему величайшее неудовольствие. Я почтительно осведомился, отчего при виде меня он не выражает ни малейшей радости. Тогда брат мой сказал: «Смотри-ка! Что это ты стал так вежливо разговаривать со мною? Я уже думал, что ты пропал где-нибудь на чужбине, братец, а ты умудрился возвратиться!»

В глубине души я понял, что разговор с этим братом ни к чему не приведет, а если я еще попробую заговорить с ним о путешествии, то он выставит меня вон из своего гнезда. Поэтому я сразу же простился с ним, даже не очень на него обижаясь. Ведь он имел все основания обращаться со мною дурно, так как раньше я действительно был порядочным негодяем.

Я отправился искать себе других спутников; но, увы, мне все время попадались какие-то бездельники и совершенно никчемные кузнечики. Первый из тех, к кому я обратился, сказал мне, что он остался один из славной и многочисленной семьи и поэтому не может покинуть родные места, где находятся могилы его предков. Другой, едва только услыхал, что я предлагаю отправиться в неведомые страны, сразу переменился в лице и стал отмахиваться от меня всеми шестью лапками. Третий, задумчиво вздохнув, спросил: «Если мы уйдем далеко, то когда же сможем вернуться?» Что мне было отвечать им? Сердце мое сжималось от грусти и разочарования.

Однажды вечером я стоял на берегу озера, любуясь слегка подернутой рябью водной поверхностью, отражавшей бездонную синеву неба. Это зрелище всегда наводило меня на философские размышления. Вдруг я услыхал какой-то шум за своей спиной и, обернувшись, увидел на другой стороне реки молодого кузнечика из рода Чуи, дравшегося с двумя жучихами Муом. Жучихи эти достигли уже почтенного возраста и были довольно рослыми и свирепыми. Они дрались, оглашая громкими криками всю округу. Выставив вперед лапы с клешнями и выпятив челюсти, жучихи наступали на Чуи, который оборонялся с исключительным спокойствием, отражая их удары и нанося им ответные. Его лапы мелькали в воздухе, и ни одно движение кузнечика не пропадало зря. Глядя на эту битву, я не мог не одобрить храбрости юного Чуи. Издавна я чувствовал большую симпатию к этому роду — после случая с Чуи, погибшим из-за моего озорства. А теперь отвага этого кузнечика окончательно убедила меня в том, насколько несправедливым было когда-то мое пренебрежение к его родне.