Приключения либроманта 2

Раньше я не мог себе такие мониторы позволить, а став либромантом, даже раздумывать не стал. Вытащил из каталога, и услышав звук, долго не мог поверить, что такое возможно услышать без хороших наушников. Музыкальная картинка стала заметно богаче, динамичнее, и даже в сложных миксах без труда можно было выделять самые разнообразные партии, которых я раньше просто не слышал на своих старых колонках. Наверное, что-то подобное ощущает близорукий человек, впервые надевший правильно подобранные очки. Он неожиданно для себя обнаруживает, что мир гораздо богаче деталями и оттенками, а у жены появились первые морщинки.

— Ну, что? Неужели ничего не слышишь? — спросил я у насупившегося домовёнка, когда песня закончилась.

— Всё я слышу. У меня, между прочим, слух получше твоего будет. Ты кошек слышишь?

— Каких ещё кошек?

— Соседских. Там, через двор, Васька Мурку уговаривает.

— Всё с тобой ясно. Слушай дальше своих кошек, — повернулся я обратно к экрану.

— Хозяин, да понял я всё, понял. Думаешь, не слышу я, какая разница между записями у них и у нас. Мне тебя жалко. Ты что, один хочешь им конкуренцию составить? — кивнул Гоша на мониторы, — А не надорвёшься? Или ты школу звукооператоров решил открыть?

— Школу… — покатал я Гошино предложение, обдумывая его со всех сторон, — Нет, школу точно нет. Пожалуй, я примером буду воспитывать.

— Это ещё как? Учебное кино снимешь?

— В кино работу со звуком не объяснишь. По крайней мере, я точно не потяну. Я лучше по-своему записывать буду. Уши у всех есть. Разницу услышат, а потом сами по-старому писать звук не станут.

— Ой, сомнительно это. Они что, сейчас её не слышат? — в одно замечание срезал Гоша мои надежды, — И вообще, тебе это для чего надо?

— За музыку обидно, и за музыкантов наших. Ни инструментов у них нормальных нет, ни аппаратуры хорошей, а без этого сейчас уже никак. На одном таланте не выедешь.

— Нет, вы посмотрите на него, — привстав на цыпочки, домовёнок не спеша обошёл вокруг меня, разглядывая со всех сторон, — Местечковый патриот особо узкой направленности, — выдал он заключение осмотра, — Даёшь наш, советский звук в массы! Ура, товарищи! — провозгласил он лозунг, потрясая кулачком.

— Эх, какую цель убил. Словно утку на взлёте срезал, — пожаловался я непонятно кому, — А ты знаешь, похоже, я до сих пор ещё мечусь. Не полностью прижился, что ли. Я, помнится, как только попал в СССР, всё вокруг старых Жигулей бегал. Совсем уж было собрался их переделывать, а потом перегорел. Теперь вот езжу на «тройке», и как-то привык к ней. Кстати, напомни мне завтра, что тормозные колодки нужно поменять.

— Не пойму я тебя. Занимаешься любимым делом, девушка у тебя замечательная, сам либромант, как сыр в масле катаешься, и всё равно чем-то недоволен.

— Вот такие мы, люди. Чем больше имеем, тем больше нам надо. А на самом деле мне цели не хватает. Должна она быть. Понимаешь, какой-то смысл в жизни нужен. Я раньше над этим никогда не задумывался, а сейчас что-то порой накатывает.

— Тю-ю, ничего себе, тебя заносит. Если что, то мы с тобой этот мир спасли. Ты оглянись вокруг. Неужели ты думаешь, что тебя сплошь строители коммунизма окружают? В него давно никто не верит, и сами коммунисты в первую очередь. Послушал я, о чём наши соседи, муж с женой, кстати, он и она — коммунисты, вечерами разговаривают. Всё больше о связях, партийных выдвижениях, и у кого что из дефицита достать можно. И, заметь, ни слова про светлое будущее.

— Тебе не нравятся коммунисты?

— Не столько коммунисты, сколько наши соседи. Калитка на одной петле болтается, во дворе лужа, картошка не окучена, а в доме половицы скрипят. Это что ли строители коммунизма? Ты, и то целыми днями работаешь, как проклятый, а они… Домой пришли, он на диван с газетой, а она бигуди перед телевизором крутить. А в выходные дни, так и вовсе спят до обеда. Так они никогда коммунизм не построят. Разрушить могут, а построить — никогда! — решительно рубанул воздух домовёнок ребром лапки.

— Может они на работе пашут.

— Ага, он в парткоме, а она в плановом отделе. Упахались прямо. И вообще, хозяин, а тебе не кажется, что в СССР всё наоборот делают? Та же Япония или Англия товары, что получше, для себя производит, а те, что похуже, за границу продаёт. А здесь, если «на экспорт», то стараются и неплохие вещи делают, а как для себя что-то, так чуть ли не откровенный брак гонят. Магазины обувью и одеждой завалены, которую никто не покупает, потому что в ней ходить стыдно.

— Есть перегибы, — согласился я с домовым, — Не хватает людям личной заинтересованности. Казалось бы, чего проще, организовать выпуск тех же кроссовок и джинсов, глядишь, и перестала бы молодёжь эти вещи в культ возводить. Всё бы не так напряжённо в стране стало.

— Ага, давай ещё этим займись, — поддел меня домовёнок.

— Ну уж нет, в моём времени это не принято было. Кошек или собак волонтёры ещё как-то спасали, а страны — нет. Зато СССР «братскую руку помощи» то и дело протягивает направо и налево. Всю Африку нашей техникой завалили, как будто самим её некуда девать. Лучше бы своим колхозам с совхозами по самосвалу и бульдозеру лишнему выделили, с наказом про дороги деревенские, — проворчал я уже вполголоса, вспомнив свою недавнюю поездку за автомобильным раритетом.

— Ты ещё про развитие окраин вспомни, — со смешком посоветовал мне Гоша, — Туда тоже денег вбухали немеряно. А как распался Союз, там всё хиреть начало.

— Не мы с тобой из России дойную корову сделали, — заключил я, окончательно определившись со студийным оборудованием и закрывая ноутбук.

Мда-а, поговорили с домовёнком, что называется, от души.

Мы с ним, словно пара интеллигентов, что под водочку на кухне про политику говорят и вполголоса власть критикуют, да партию ругают. Того и гляди, завтра «вражий голос» кинемся слушать, как это в СССР принято. Народ дорогущие «Спидолы» зачастую только для того и покупает, чтобы на коротких волнах эту буржуазную пропаганду послушать, да музыкальные новости узнать. Впрочем, вот она, информационная война в её самом неприкрытом виде.

Врут все. Врут наши газеты и телевизионные передачи, где вожди разного калибра восторженно вещают о «росте благосостояния народа». Врёт Запад, подавая события в таком виде, что они зачастую приобретают совсем иной смысл. Врут министерства, делая вид, что не знают о целой системе приписок. А народ устал от вранья и от того, что их принимают за тупых баранов, готовых всё это слушать, развесив уши.

На самом деле все знают и про спецраспределители, и про обкомовские больницы с санаториями, да и про то, что далеко не в каждый институт может поступить обычный парень, будь у него хоть семь пядей во лбу и золотая медаль в кармане, если родители не дипломаты, к примеру, или не члены ЦК.

Казалось бы, какое мне до всего этого дело? Я не собираюсь антисоветской агитацией заниматься, и даже не стану никого учить, как жить и что делать. Один вон, попробовал. Свои же коллеги напоили и в психушку сдали. Так бы и сгинул там, если бы я его не вытащил и обратно, в моё время не отправил.

Да-да, о Генрихе Михайловиче речь. Как я узнал из беседы с Разумовым, мой предшественник в советское время был кандидатом экономических наук. Ну, и попав в свой родной город, ринулся по местам боевой славы былой юности. А заодно решил поучить уму-разуму своих молодых коллег. Ну, те и сдали его в «Пряжку». Хорошо, что Генрих не успел рассказать, что он из будущей параллельной вселенной, а то с него бы сталось.