Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
— Эрнестина! Ange!.. [232] помиримся!
— Я с вами не ссорилась; к чему же мир?
— Ты такая странная!.. Голова идет кругом! Знаешь что? Поедем прогуляться со мной, в кабриолете, за город.
— Это что значит? Мне, ехать с вами?
— Ну да, ну что ж такое?
— Нет!
— Черт!.. — проговорил Чаров отвернувшись, — это невыносимо!
— Точно невыносимо, — отвечала, вставая с места, Саломея, — и потому мы лучше расстанемся.
— Ни-ни-ни!.. Не сердись! Прости меня, не буду!.. Ну, embrasse! [233]
Саломея презрительно покачала головой.
— Если любишь?
— Вы прежде взвесьте свои собственные чувства, что они в состоянии сделать для того, кого любят.
— Я? я все в состоянии сделать для тебя; все, что только хочешь: говори, приказывай.
— Приказывай! приказывают рабу. Вы не раб мой; но и я не буду наемной вашей рабыней!
— А! Так вам угодно… понимаю…
— Ничего, ровно ничего мне не угодно!.. Я в вас ошиблась и вижу, что вы еще ребенок, для которого каждая женщина кукла!.. Позвольте мне послать вашего человека.
— Куда-с?
— Нанять мне дом.
— Дом? Вам угодно меня оставить?
— Непременно!
— Нет-с, я вас не выпущу отсюда!
— Хм! — произнесла Саломея с презрительней улыбкой.
— Не выпущу — и кончено!
— Странно! Кажется, я свободна, не жена ваша, чтоб позволить вам так располагать мною!
— Эрнестина!
— Monsieur!
— Фу, демон какой! — проговорил Чаров по-русски, заходив по комнате.
— Я повторяю вам мою просьбу, — сказала Саломея.
— Какую-с?
— Я не желаю здесь оставаться…
— А я желаю. Я женюсь на вас.
— Я не могу переносить ваших шуток, увольте меня от них!.. О, какое несчастное создание женщина!..
Саломея бросилась на диван и закрыла глаза платком.
— Ну, виноват, виноват! — вскричал Чаров, припав перед ней и схватив ее руку.
— Оставьте меня, сударь!
— Эрнестина!.. я, право, не понимаю тебя: чего же ты хочешь?… Предлагаю все, что угодно, предлагаю себя… На, возьми!
— Мне ничего не нужно!
— Но я не могу без тебя жить… как хочешь, не могу!.. Мне, черт знает, все надоело!.. Только ты одна нужна мне…
— Позвольте, оставьте меня!.. Я не могу быть жертвой вашей прихоти…
— Ну, убей меня, а потом иди куда хочешь!.. Живой Чаров не пустит тебя от себя ни шагу!.. Слышишь?… Ну, дай мне руку, дай, Эрнестина!
— Вы оскорбляете меня! вы злобно смеетесь надо мной!.. Вы думаете, что меня льстит ваше богатство?
— Ничего не думаю, ей-богу ничего. Мне только нужна твоя любовь, любовь твоя.
— Любовь покупается только любовью.
— Но ведь я люблю тебя.
— Это любовь! — проговорила Саломея с усмешкой.
— Да какую же еще любовь тебе нужно?… Черт знает, право, женщины что-то воображают себе сверхъестественное в этой любви… Какая-то фантазия в голове; ну, не понимаю! Как тут понять?
— Кто не способен любить, тот и не способен понимать
любви… Для вас нужна не любовь, а женщина… и все женщины для вас равны. Вы привыкли только утолять свои чувства, привыкли покупать наслаждение… Вы не способны любить!— Я не способен любить?… Нет, я прошу вас это доказать! — вскричал Чаров, вскочив с полу и заходив взад и вперед.
— Доказать! Любовь не требует доказательств, — проговорила спокойно Саломея.
— Ah, Dieu! — вскричал снова Чаров исступленно, остановясь перед Саломеей, — если я буду угождать женщине, ухаживать за ней, ни о чем не думать кроме ее, — что это значит?
— Волокитство, — отвечала Саломея равнодушно.
— Если я отдам ей все, что у меня есть, — что это будет значить?
— Это будет значить, что вы думаете купить ее любовь ценою вашего состояния.
— Только? А если я буду считать ее божеством, истязаться, исполнять все женские ее причуды? Что это будет значить?
— Вашу собственную, мужскую причуду.
— Больше ничего?
— Ничего.
— А если я предложу ей себя, свое имя, все, все, все, душу, жизнь… Ну, еще что?
— И все это будет значить, что вы хотите добиться только до права сказать бедной женщине: «Ступай! довольно! надоела!»
— Ууу! — вскрикнул Чаров, схватив себя за волосы и бросясь на диван ничком.
Молчание продолжалось несколько минут.
— Что ж, продолжайте ваши доказательства любви, — сказала Саломея насмешливым голосом.
— Довольно! — крикнул Чаров, вскочив с дивана. Саломея вздрогнула.
— Gr?goire! [234] — произнесла она тихим, смягченным голосом. Чаров не отвечал. С какою-то стоическою твердостью он взял сигару, закурил и стал против окна.
— Теперь, я думаю, вы поняли себя и как отзываются в вас мои слова и чувства, — проговорила Саломея обиженным тоном, вставая с места, — теперь вы, надеюсь, позволите исполнить мое желание.
234
[234] Григорий! (франц.).
Ни слова не отвечая, Чаров продолжал смотреть в окно.
— Я вас просила позволить мне послать человека нанять мне дом.
— Извините, у меня нет человека для подобных рассылок.
— В таком случае… я обойдусь и без этого одолжения…
И Саломея вышла из гостиной.
Чаров пошел следом за ней в уборную.
Торопливо надела она шляпку, накинула на себя бурнус.
— Эрнестина! — вскричал Чаров, схватив ее за руку.
— Позвольте мне идти?
— Ни за что!.. Ты моя!..
— Я не ваша!
— Моя, во что бы ни стало!.. Ну, помиримся.
— Я не ссорилась.
— Ну, повтори, как ты меня назвала, повтори тем же голосом: Gr?goire!
— К чему это?
— Ну, повтори, умоляю тебя.
— Довольно того, что я один раз забылась!
— Какая ты странная: сомневаться в моей любви!.. Послушай! я не люблю долго думать; завтра же мы едем в деревню.
— Для чего?
— Для чего!.. — проговорил Чаров, смотря страстно Саломее в глаза и целуя ее руку, — для того, чтоб ты не сказала, что тебе неприлично ездить со мной прогуливаться.